Выбери любимый жанр

Дело о прокурорше в постели - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 27

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

Оставив Анюту досматривать сладкие утренние сны — ей до начала рабочего дня еще предстояло отвести сына Антона в ясли, — я на клочке бумаги накорябал записку, мол, «срочное задание от шефов, требуют меня на расправу». Антошка пошевелился в своей кроватке, когда я уже одетый стоял на пороге. Вернулся и уделил крохе дозу отцовской любви.

В контору я пришел необычно рано. Но не мне было суждено оказаться в то утро первым — за стальной дверью кабинета расследователей уже бубнили голоса. Я заглянул в щелочку. Это Глеб Спозаранник заступил на боевой пост. Его посетитель сидел ко мне спиной, но по тому, как он часто промокал платком плотную шею над обрезом темно-синего пиджака, чувствовалось, что беседа принимает малоприятный для него оборот.

Так говорите, Владимир Сергеевич, что не представляете, каким образом были подписаны эти документы?

Придется освежить вашу память… — И Глеб принялся выкладывать из верхнего ящика своего стола самые действенные инструменты своего журналистского мастерства: паяльник, щипцы для колки сахара, плоскогубцы…

Я на цыпочках отошел от двери расследователей. Не стоит влезать в творческую кухню коллег.

Предстояло решить, кто поможет мне подобраться к недосягаемой мадемуазель Вересовской. К ее сердцу и кошельку… Впрочем, это шутка.

Вряд ли помогут в этом начальники пресс-служб расплодившихся правоохранительных органов. Да и оперативники РУОПа или УУРа не отправятся по собственной воле созерцать неоакадемизм в действии…

А вот этот человек, наверное, способен помочь. Я вытянул из записной книжки одну из визиток. «Бек Антон Михайлович, адвокат Санкт-Петербургской городской коллегии адвокатов».

Адвокат оказался дома. Мало того, мой звонок вытащил его из постели, где он, как я понял, пребывал не в одиночестве, поскольку короткая наша беседа протекала под аккомпанемент дамских смешков.

— О, Владимир! Бек сразу вспомнил меня. — Какие проблемы?

Звезды журналистики жаждут адвокатской или судейской крови? Или личная консультация потребовалась?

Пришлось пояснить, что звоню я по делу, мало связанному с юриспруденцией, да и с криминалом вообще.

— Тут, Антон Михайлович, вопрос искусства…

Собеседник оживился. Среди юристов Антон Михайлович слыл личностью экстравагантной и был настоящим эстетом, — автор двух поэтических сборников, приятель многих городских художников, непременный участник скандальных выставок и концертов. Он занимался адвокатурой, по его словам, для обеспечения финансовой независимости и совершенно искренне считал себя поэтом и любимцем женщин. Достаточно хорошим адвокатом это ему быть, впрочем, не мешало. Конечно, он слышал о приезде Ланы Вересовской.

— Господи, Владимир! Да в чем проблемы? Не знаю пока, где Лана остановится, но вечером она обязательно будет на Пушкинской, десять. Хотите, познакомлю?

— Конечно, хочу.

— Кстати, Владимир, — продолжил Бек, — вы знаете о новых назначениях в Москве?

— Не понял…

— Да включите телевизор! Вересовский указом президента назначен секретарем Совета Безопасности.

Мы договорились с Беком встретиться в пять вечера в кафе на Литовском, а оттуда уже двигаться в сторону Пушкинской.

Я включил телевизор. НТВ подтвердило новость о назначении Вересовского. Усатый Киселев уже обсуждал тему с аналитиками-политологами. Затем показали кадры кремлевской церемонии: дряхлеющий президент жал руку назначенцу. Виктор Семенович (нос с горбинкой, легкая сутулость, кучерявые прядки на лысеющем темени) напоминал хорька, наконец-то допущенного в курятник. Если Лана удалась внешностью в папашу, я ей не завидую.

Скрипнула дверь кабинета. На пороге стоял Спозаранник.

— В городе спокойно? спросил он.

Я выдержал паузу, как учили меня в театральном, и ответил:

— Телефон дежурной части ГУВД, Глеб Егорович, — ноль два.

— Вольдемар, вам когда-нибудь говорили, что вы похожи на Алена Делона? — главный расследователь конторы потер переносицу.

Я отрицательно помотал головой.

— И правильно, вы на него совсем не похожи, — Спозаранник скрылся за дверями.

Затем в дверь просунулась круглая, как шар, голова нашего хозяйственного гения Леши Скрипки (если бы я встретил его где-нибудь на Апрашке, решил бы — чистый рэкетир).

Скрипка оглядел наш кабинет.

— Володя, ну что у вас за бардак вечно? Неужели трудно помыть за собой чашки? — Он кивнул на расставленные по столам грязные кружки, оставшиеся после вчерашнего чае-и кофепития.

Я обреченно пожал плечами — ну кто виноват, что все агентство пьет чай именно в нашем кабинете? Во-первых, он самый большой. А во-вторых, когда Света Завгородняя на рабочем месте, сюда тут же стекается все мужское поголовье нашей конторы. А в-третьих, кружку за собой один Спозаранник убирает — есть все-таки в нем что-то положительное.

Бросив печальный взгляд на немытые кружки, я отправился в архивно-аналитический отдел к Марине Борисовне Агеевой.

— Просьба у меня к вам, Марина Борисовна, — сказал я. — Не могли бы вы мне за пару часов найти все, что у нас есть по Вересовскому и по его дочери Лане.

— Часа за три попробую, — ответила Агеева, и я расцеловал ей ручки.

В коридоре появился Повзло.

— Ты что, Коля, со звонком своим утренним не мог подождать часа полтора? Горело, что ли? — накинулся на него я.

— Расслабься, Володя. Как любит повторять шеф, никто не говорил, что будет легко.

***

Опять запищал пейджер: «Срочно позвонить по телефону…». Это был сигнал от знакомого опера — борца с наркотиками Максима Мальцева. Мы познакомились с ним еще в мои дожурналистские времена — одно время я даже подумывал податься под его начало, но кривая вывезла в журналистику.

— Есть новость, — сказал Мальцев, когда я до него дозвонился, — пару часов назад на Гашека притон накрыли: взяли кучу всякого добра.

— Погоди, я ручку найду записать, — я потянулся через стол к блокноту.

— Ты чего, Вован! Давай подкатывай к нам на Расстанную, — с тех пор как Макс стал начальником районного отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, он начал выказывать несвойственную ему прежде осторожность.

Районный ОБ НОН (то есть отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков) занимал два крохотных кабинета на третьем этаже здания РУВД на Расстанной. В одном, за закрытыми дверями, кого-то допрашивали. Максим, пригорюнившись, сидел за столом во второй комнате. Рядом седоватый мужик в кожаном пиджаке одним пальцем что-то выстукивал на стареньком компьютере.

— Не сходится, Максим, на троих больше получается, — посетовал он.

— Фиг с ними, перенесем на следующий месяц… Здорово, Володя, — Мальцев протянул мне ладонь. — Падай куда-нибудь.

Я огляделся в поисках свободного места. Все три стула были заняты: на одном сидел Макс, на втором — седоватый мужик, на третьем были навалены папки. Я выкроил себе место на продавленном и заваленном каким-то барахлом диване.

— Рассказывай, — я приготовился делать пометки в блокноте.

Притон на Гашека у купчинских наркоманов пользовался давней и доброй славой. Дело начинала еще бабуля нынешнего хозяина квартиры — двадцатитрехлетнего молодого человека без определенных, как пишут в протоколах, занятий. В семидесятые старушка гнала самогон и на «водочных» деньгах неплохо поднялась — ее мечтой было дать сыну приличное образование. Поначалу тот оправдывал надежды — поступил на философский факультет ЛГУ. Затем он стал завсегдатаем «Сайгона». Когда его задержали милиционеры, в кармане у него оказалась доза маковой соломки. Впрочем, судья в районном суде оказался незлобным (а может, мамины деньги сыграли свою роль) — «философу» дали два года условно. Из института исключили. Он начал приторговывать водкой. Сам, впрочем, ее не пил — предпочитал наркотики, а когда денег на них перестало хватать, пошел в «пушеры» — с клиентурой проблем не возникло. В квартиру на Гашека помимо любителей выпивки вскоре стали заглядывать и любители «кайфа».