Пока еще жив - Джеймс Питер - Страница 19

— Эти клочки ткани обнаружены в непосредственной близости от трупа, который нам нужно идентифицировать. Может быть, вы сможете что-то сказать?

— Их можно достать оттуда?

— Боюсь, что нет. — Брэнсон протянул ему пакет. — Извините, отдать в химчистку еще не успели.

Фэрриер неловко усмехнулся, как будто не зная, шутит полицейский или нет, и внимательно осмотрел содержимое.

— Костюмная ткань. Что-то вроде твида.

— Имея в распоряжении вот это, возможно ли определить, какой портной работал с материалом? — спросил Грейс.

Райан Фэрриер еще осмотрел обрывки ткани и нахмурился.

— Образцы слишком малы. Если вам нужно установить, кто пошил этот костюм или пиджак, рассчитывайте на сам материал. Это твид, очень высокого качества, плотный, тяжелый.

— Зимний материал?

— Скорее всего. Он значительно плотнее того, из которого пошит мой пиджак. Из такого твида шьют одежду для занятий на свежем воздухе, может быть для классической охоты. Хотя цвет не самый подходящий. Слишком, я бы сказал, смелый. Чтобы такой надеть, надо быть немного хвастуном.

«Плотная ткань… Можно предположить, — подумал Грейс, — что убийство случилось в холодное время года, скорее всего зимой».

— На мой взгляд, — добавил Фэрриер, — это твид от «Дормей». Могу уточнить у них в понедельник. Вы не могли бы оставить мне небольшой срез?

— Извините, нет, — покачал головой Грейс. — Слишком велика опасность загрязнения образца. Но мы можем оставить вам фотографии.

— А скольких портных может обеспечивать тканью такая компания, как «Дормей»? — поинтересовался Брэнсон.

Фэрриер задумался лишь на секунду.

— Сколько? Да сколько угодно! Сотни. Может быть, тысячи. Их материалы берут все самые лучшие портные — прекрасное качество, хотя и цены, конечно, высоки. Как я уже сказал, этот материал довольно пестрый, так что носить такую одежду рискнет не каждый. Думаю, у «Дормей» есть список покупателей именно этой ткани.

— Спасибо, вы очень нам помогли. — Сержант повернулся к Грейсу: — Хотя, конечно, вещь не обязательно изначально принадлежала жертве. Наш парень мог купить ее в магазине секонд-хенд. В Брайтоне их немало.

Фэрриер принял оскорбленный вид:

— Не думаю, что найдется много таких, кто, заплатив за костюм из дормейской ткани, отдаст его потом или продаст. Качественные вещи приобретают на всю жизнь.

В данном случае до самой смерти,едва не добавил Грейс.

Он сидел в полутьме, в тесном, продавленном кресле, слушая непрерывный, негромкий, но назойливый гул моторов, ощущая всем телом дрожь корпуса, когда самолет попадал в зону турбулентности. Большинство пассажиров спали. Спал и его сосед, придурок, выдувший четыре мерзкие коки с виски и теперь регулярно, через каждые несколько минут, начинавший громко храпеть.

В самолете храпеть нельзя. И дети в самолете не должны плакать. Тех, что плачут, следует смывать в туалете. У него руки чесались натянуть соседу на голову пластиковый пакет. В темноте никто бы и не увидел.

Но злость приходилось сдерживать.

Поэтому на коленях у него лежала открытая книга — «Управляйте вашим внутренним гневом».

Проблема заключалась в том, что само чтение книги вызывало злость. Написал ее какой-то шарахнутый психолог. Разве психологи в чем-то разбираются? Да они же сами все чокнутые.

Носить с собой? Где? В чем? В портфеле? В чемодане? В миске на голове? Привязать к мошонке?

Или после того, как жизнь в очередной раз насрет на тебя с большой высоты?

Он чувствовал, как в нем снова начинает подниматься злость. Сосед снова захрапел, громко, как цепная пила. Он ткнул его в бок, сильно, по-настоящему, и, повернувшись, процедил:

— Заткнись на хрен, ты понял?

Сосед сонно моргнул, не понимая, в чем дело.

Он поднял руку со скрюченными пальцами.

— Захрапишь еще раз — язык вырву.

Секунду-другую сосед смотрел на него так, будто хотел что-то сказать, но потом передумал, похоже поняв, что это не пустая угроза. Глаза его беспокойно забегали. После недолгого колебания он расстегнул пояс, поднялся и пошел по проходу.

Он вернулся к книге.

Да, его уже трясло, и пальцы уже сжались в кулаки. В том-то и дело, что мог бы не только вырвать храпуну язык, но и получил бы от этого удовольствие, как те люди, что в давние времена вырывали языки раскаленными щипцами. Придурок это заслужил. Люди не имеют права так храпеть.

Дальше шли пустые строчки, которые следовало заполнить. Но он ничего заполнять не собирался, потому что и так знал, какие мысли приходят в голову.

Он захлопнул книжку, чувствуя в себе гнев. Если гнев вырвется, унять его будет уже невозможно, останется только ждать, пока он уймется сам. Гнев походил на змей, дремлющих ядовитых змей, которые проснулись, развернули кольца и уже готовятся к броску.

В том-то и дело, что ему нравилось это чувство.

Гнев освобождал. Гнев придавал сил.

Слишком многие слушали слова того придурка Матфея: «Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».

Вот так. Без дураков.

Он пообещал прочитать книжку и заполнить все пробелы. Таким было одно из предложений доктора. Постараться перефокусировать свой гнев во что-то позитивное. Ха! В чем тут смысл? Да, он делал в прошлом плохие вещи, но во всем были виноваты змеи. Не он виноват, что люди будят змей.

И эти змеи бодрствовали уже несколько дней.

Что облегчает полиции работу, размышлял Рой Грейс, так это предсказуемость некоторых преступников. Злоумышленники старой школы привязаны к определенной территории и не способны расстаться с привычками, например с выпивкой.

Но, как и все в жизни, ничто не стоит на месте, и прежние мошенники, с которыми опытные полицейские могли завязать своего рода доверительные отношения за кружкой пива в пабе и у которых вытягивали порой ценную информацию, вымирали как динозавры. На смену им приходило новое поколение, более жадное, вульгарное, злобное и куда менее склонное к общению.

Нужный осколок уходящей эпохи Грейс нашел в четвертом пабе, куда вошел незадолго до полудня. Терри Биглоу сидел сгорбившись в мрачноватом пустом зале, изучая расписание скачек. На столе перед ним стоял наполовину пустой стакан в полпинты. Рядом привалилась к стене палка. Никого больше в зале не было, если не считать бритоголового, в татуировках крепыша за стойкой, который, за неимением более увлекательного занятия, протирал стаканы.

Как и Эмис Смолбоун, Биглоу был наследником одной из самых больших в городе криминальных семей. На протяжении трех первых послевоенных десятилетий Биглоу заправляли в Брайтоне наравне со Смолбоунами: крышевали бизнес, контролировали значительную часть наркоторговли, отмывали деньги через сеть магазинов по продаже антикварной мебели и ювелирных украшений. В те дни связываться с Биглоу рискнул бы далеко не каждый, смельчаку же могли запросто попортить карточку — бритвой или кислотой. Когда-то он слыл модником и любил хорошо и дорого одеваться, но та пора миновала — и уже давно.