По воле Посейдона - Тертлдав Гарри Норман - Страница 61

• Предыдущая
• 61/111
• Следующая

Озорство на ее лице сменилось страхом.

— Почему ты просто не стукнул меня тогда? — надувшись, спросила она. — Я знаю, кто бы получил удовольствие от этого, наверняка знаю.

— Я не буду тебя бить, — сказал Соклей. — Давай заключим сделку: я не куплю тебя, как бы ты ни старалась. Я уже это сказал. Но я позволю тебе поиграть со мной в гетеру, прибегая к маленьким уловкам, — если ты не станешь поступать так слишком часто и не будешь меня сердить. Это даст тебе шанс поиграть в гетеру после того, как я оставлю Тарент. Тебе ведь этого нужно?

Майбия рассматривала Соклея так, будто никогда не видела его раньше. А может, так оно и было? Вдруг надежда и жадность мешали ей рассмотреть личность в человеке, который наслаждался ее телом?

— Ты не просто бесподобный, ты теперь несравненный! — воскликнула она.

Соклей пожал плечами. Дорого ли стоят такие комплименты?

— Я могу быть только таким, каков я есть, — проговорил он. — Между прочим, ты не ответила на мой вопрос: тебе ведь этого нужно?

— Конечно, — серьезно сказала рыжеволосая кельтка. — Когда тебя брать любой рогатый негодяй, который сюда вошел… — Она пожала плечами. — Если бы ты был мальчиком в борделе, тебе такое было бы разве все равно?

Соклей ответил так же, как недавно ответил Менедему:

— Будь я мальчиком в борделе, не думаю, чтобы за меня много платили.

Майбия засмеялась.

— Сколько людей иметь мужество о себе так сказать?

Он снова пожал плечами.

— А что может быть важнее правды?

Это заставило Майбию опять засмеяться.

— Здесь, в борделе, что может быть меньше важнее, чем правда? Если бы мы говорить мужчинам, что о них думали, если бы мы говорить Ламахию, что о нем думали, сколько бы мы тут продержались?

Едва успев это произнести, кельтка забеспокоилась. Если Соклей перескажет ее слова хозяину борделя, что тогда с ней будет?

Разумеется, юноша не собирался никому ничего пересказывать, но откуда ей было знать о его намерениях? Соклей вдруг задумался: интересно, а как на самом деле девушки, оживляющие симпосии, относятся к мужчинам, которые их используют? Это никогда раньше не приходило ему в голову; если он не ошибался, и другие эллины тоже редко задавались таким вопросом.

«Вероятно, такие вещи лучше не знать», — решил он.

Соклей редко злоупотреблял с женщинами своим положением — Майбия являлась исключением. Удержится ли он, чтобы поступить так снова с какой-нибудь другой девушкой, которая покажется ему поразительно красивой?

«Правда важнее всего на свете, — напомнил он себе. — Нет, вероятно, меня ничто не удержит».

Но объяснять такое кельтке было бы очень глупо. Вместо этого юноша сказал:

— Итак, мы заключили сделку на предложенных мной условиях? — Он говорил так, будто продавал шелк или папирус.

— Заключили, — мгновенно ответила Майбия.

Она протянула руку, и Соклей ее пожал.

Кожа у Майбии была куда светлее, чем у него, но ладонь была такой же большой, как у большинства мужчин, и пожатие ее оказалось твердым. Да, со стороны все выглядело действительно обычной коммерческой сделкой. Но то была коммерция особого рода, потому что Майбия сказала:

— Если я буду держать свой конец сделки, тебе нужно держать свой конец, — и вернулась к прерванному занятию.

На сей раз Соклей не остановил девушку, а положил руку ей на затылок, побуждая продолжить.

Соклею не было никакой нужды притворяться удовлетворенным, когда он покидал дом Ламахия. Хозяин борделя тихо засмеялся, когда посетитель прошел мимо. Он думал, что Соклей теперь полностью под каблуком девицы. Родосец тоже засмеялся. Он-то знал, что это не так.

Вернувшись домой, он удивился — и слегка встревожился, — обнаружив там Гилиппа и его римлянина-управляющего.

— Менедем говорил, что ты завел себе зверушку — рыжеволосую шлюху, — сказал торговец вяленой рыбой. — Откровенно говоря, не понимаю, что ты в ней нашел.

— Мне нравится все необычное, — ответил Соклей. — Что привело тебя сюда, господин?

— Я хочу, чтобы у меня появилось больше шансов завести по крайней мере одного павлина.

Птенцы бегали по двору, пища и время от времени останавливаясь, чтобы проглотить жука, зернышко или клюнуть друг друга. Интересно, гадал Соклей, понравилось бы Гилиппу держать во дворе взрослого павлина? Но это, в конце концов, не его забота.

Менедем поймал пару птенцов и похромал обратно к Гилиппу со словами:

— Конечно, выбирать тебе, о почтеннейший, но я думаю, что эти двое — самые большие, самые сильные птенцы из всех, которые у нас сейчас есть.

Как бы в подтверждение этих слов один из птенцов клюнул его в руку. Менедем выругался.

Гилипп рассмеялся.

— Они очаровательны, — сказал он. — А что такое с твоей лодыжкой?

Соклей вздрогнул, услышав этот вопрос, а потом постарался принять равнодушный вид.

Менедем непринужденно засмеялся.

— Споткнулся о собственные ноги, а еще о гальку, — ответил он. — Чувствую себя дураком. Мы прошли сквозь страшный шторм в Ионическом море, и я мог устоять на ногах, как бы ни раскачивалась палуба и какой бы мокрой она ни была. А стоило сойти на твердую землю — и вот, такой конфуз.

— Не повезло, — согласился Гилипп.

Соклей рассматривал его краешком глаза. Лицемерил их гость или нет? Он ведь тоже был торговцем; Соклей не мог сказать, насколько Гилипп искренен.

— Я куплю птенца, который тебя клюнул, — сказал тот. — Но излови для меня еще и того крапчатого.

Крапчатый птенец не хотел быть пойманным, и Менедему пришлось за ним гоняться. Пока юноша хромал по двору, Гилипп не спускал с него глаз. По лицу торговца вяленой рыбой немногое можно было прочитать, но Соклею не понравилось то, что он там увидел. Гилипп уделял слишком пристальное внимание больной лодыжке его двоюродного брата. Интересно, сильно ли нашумел Менедем, покидая дом через окно второго этажа? Похоже, вполне достаточно, чтобы пробудить подозрения Гилиппа, когда тот увидел, что родосец прихрамывает.

Наконец после долгих ругательств Менедем поймал крапчатого птенчика и принес его Гилиппу.

— Вот он, господин. Теперь делай с ним все, что захочешь, можешь его хоть зажарить.

— Не за такую цену.

Гилипп повернулся к Титию Манлию, который тихо стоял рядом, тоже наблюдая за Менедемом. По лицу раба Соклей и вовсе не смог ничего прочитать. Знал ли он? А если знал, рассказал ли хозяину?

— Заплати ему, — велел рабу Гилипп.

— Да, господин.

Римлянин вполне мог бы быть говорящей статуей. Он с непроницаемым видом протянул Менедему кожаный мешок.

— Здесь столько же денег, что и в прошлый раз.

— Мне следовало бы выторговать побольше. Эти птенцы крупнее, — проговорил Менедем.

Гилипп резко покачал головой.

— Едва ли.

Менедем посмотрел на двоюродного брата.

Соклей тоже покачал головой, едва заметно, как бы говоря, что сомневается, что Менедему сойдет такое с рук. С легким вздохом Менедем произнес:

— Ну не важно. Сейчас пересчитаю монеты, и после этого можешь забрать птиц.

Соклей сел на землю рядом с братом, чтобы помочь побыстрее сосчитать деньги. Тарентцы чеканили красивые драхмы с изображением вооруженного всадника, держащего копье, с одной стороны монеты, и человека верхом на дельфине — с другой. Некоторые говорили, что тут якобы изображен Арион, другие утверждали, что это герой, чьим именем был назван Тарент.

— Все верно, — сказал Соклей Гилиппу, когда подсчеты были закончены. — Мы очень тебе благодарны.

— У вас есть то, что я нигде больше не могу раздобыть, — ответил Гилипп.

Он кивнул Титию Манлию.

— Пошли.

И они ушли; каждый нес по птенцу.

Едва за покупателями закрылась дверь, Соклей сказал:

— Думаю, он знает. Или, по крайней мере, подозревает. Ты видел, как он за тобой наблюдал?

— Сомневаюсь, — ответил Менедем. — Какой бы человек стал занимался делами с тем, кто перепихнулся с его женой?

• Предыдущая
• 61/111
• Следующая