Я – меч, я – пламя! - Кононюк Василий Владимирович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/89
• Следующая

Здоровье директора было еще одной темой, которую ежедневно обсуждали в школе. Ученики на каждом уроке спрашивали очередного учителя о здоровье пострадавшего и заставляли подробно рассказывать о происходящем. Но вскоре попытки уйти от темы урока учителям надоели, и те стали ограничиваться односложными ответами. Тем не менее информация поступала исправно.

Операция прошла тяжело. Хоть серьезных повреждений мозга не было и осколки черепа удачно миновали крупные кровеносные сосуды, мелких, при всем желании, они миновать не могли, что и вызвало многочисленные микроинсульты. За это время состояние больного стабилизировалось, директора готовили к следующей операции – нужно было закрыть дырку в черепе пластиной, специально изготовленной из нержавеющей стали. Происходящее вызвало бурные обсуждения в школе, ученики гадали, как будет выглядеть директор с куском железа на голове, и интересовались, сталкивался ли кто в своей жизни с подобными прецедентами.

К пострадавшему, кроме жены, категорически никого не пускали. В виде исключения один раз с больным побеседовал следователь. Как сразу стало известно в школе, директор ничего вспомнить не смог, слова «ретроградная амнезия», смысл которых оставался тайной не только для учеников, были несколько дней самыми популярными словами среди школьников. Потом их лексикон обогатился словами «посткоммоционный синдром». Ссылаясь именно на этот диагноз, жена директора запрещала всем, кто ей звонил, даже появляться рядом с больным. Она категорически объявила, что до приезда из санатория не даст никому подойти к ее мужу и воздействовать на его тонкую нервную систему. Ситуация вызвала сильное недовольство учительского коллектива, считающего, что они имеют на директора прав не меньше, чем супруга, а может, и больше.

Оля подумала, что придурку повезло с женой. Настоящая женщина. Спроси ее, почему так поступает, она расскажет вам про посткоммоционный синдром, про то, что мужу нельзя напрягаться, а на самом деле подсознательно знает: беда пришла оттуда, с работы, и, если позволишь этой работе приблизиться, беда может прийти снова.

И пришла бы. У Оли уже был готов план, простой и изящный, как довести до логического конца начатое, но мешали два обстоятельства, и оба были связаны с супругой объекта. Во-первых, жена с утра до вечера торчала в больнице и не отходила от больного, что усложняло дело. Оля опасалась, что та может заподозрить неладное и поднять крик, просто почувствовав: что-то не так. В этом отношении женщины намного чувствительнее мужчин. Во-вторых, она своим поведением отсрочила непосредственную угрозу и почти свела ее к нулю. Единственное, чего опасалась Оля при беседе учителей с директором, – это упоминания о своей особе и разговора о резолюции на заявлении. Вполне может так быть, что этот эпизод из памяти ударом не выбило, в таком случае директор мог прийти к неправильным выводам о ее участии в своем горе.

«Ладно, живи пока, придурок, и благодари свою женщину за то, что ты ей нужен. Жалко, такой план летит коту под хвост. Я уже приготовила настойку конского навоза на гороховом отваре и соды немножко не забыла добавить. Оставалось ее через промокашку процедить и тебе в задницу вколоть. Медсестры, они ведь так друг на друга похожи. Все в белых халатах, белых шапочках, с марлевыми повязками на лице. И каждая имеет право тебе что-то уколоть. А ты через пару недель благополучно скончался бы от целой кучи болезней… Через три месяца посмотрим, что с тобой делать. Жаль, что убить тебя просто так нельзя. Сразу станет всем ясно – причина связана с работой, начнут бумаги трясти. Уж лучше рискнуть и оставить тебя в живых. Придут новый учебный год, новые заботы, а про дела минувшие если и вспомнят, то мельком. Проще всего выкрасть ходатайство с резолюцией после того, как аттестат получу. И все. Тогда останутся одни твои слова. То, что у директора после удара проблемы с головой, любой врач подтвердит, а поезд ушел, жизнь уже доказала: резолюцию ты поставил правильную. Но ведь может и несчастный случай произойти, не будет же жена все время сидеть с тобой, ей тоже на работу после отпуска придется выйти».

Мысль о несчастном случае сразу подняла Оле настроение, и она с удовольствием углубилась в биологию, которую сегодня усиленно штудировала. Закончив заниматься, девушка, как обычно перед уходом из библиотеки, взялась просматривать свежие газеты. Основное внимание Оля всегда уделяла «Правде», пыталась сопоставить изложенные в ней статьи и факты со своими воспоминаниями. Остальные издания проглядывала мельком, никогда не знаешь наперед, какие фраза или событие вызовут цепочку воспоминаний и добавят новые сведения.

Своя голова представлялась Оле такой огромной копилкой, наполняющейся разнообразной информацией, постепенно всплывающей в ее сознании, и она часто с удивлением рассматривала себя в зеркало, не понимая, как под черепом все помещается.

Просматривая газету «Вечерняя Москва», Стрельцова среди частных объявлений наткнулась на текст, который вызвал у нее целую гамму чувств. Перечитывая его снова и снова, девушка не могла унять мелькающие в голове мысли.

«Два, три, четыре, три, четыре… – автоматически отметила про себя Оля странные слова, написанные заглавными буквами. – Похоже на номер телефона. А. А. – это, наверное, Артур Артузов. Он в НКВД один из самых умных сотрудников. Других А. А. я не знаю. Звонить или не звонить?»

Оля взяла подшивку «Вечерней Москвы» и пролистала последние газеты. В номере недельной давности обнаружился тот же текст. Она собрала книги и газеты, расставила их по полкам, взяла тетрадки, попрощалась с библиотекарем и пошла домой. Задумавшись, Стрельцова шла по улицам, освещенным заходящим солнцем, и ничего не видела вокруг, затем, что-то решив, стремительно прибавила шаг.

«В игрушки не наигрался, товарищ Артузов, – зло подумала Оля, – все у тебя кроссворды в голове… Хорошо. Завтра получишь свою игрушку».

На следующий день, придя в библиотеку после школы, она оставила тетрадки на столе, взяла сумку и вышла на обед. После обеда в столовой, пройдясь по магазинам, Ольга зашла в подъезд. Вскоре оттуда вышла взрослая девушка с высокой грудью, одетая в простое, нарядное платье, популярное среди молодых женщин в этом сезоне. Большой берет прятал ее волосы и скрывал лицо. Пройдя несколько кварталов, девушка подошла к таксофону, вытащила монетку, держа ее за ребра, зачем-то протерла обе стороны носовым платочком, который держала в правой руке. Этим же платочком сняла трубку, бросила монету и продиктовала оператору нужный номер. Ее долго не соединяли.

«Адрес выясняют, пинкертоны!» – весело подумала Оля. До ближайшего отделения милиции было около пяти минут бега, счет пошел. Наконец в трубке послышались какие-то звуки.

– Слушаю вас, – раздался приятный мужской баритон.

– Товарищ Артузов?

– Да. С кем имею честь?

– Не строй из себя идиота, Артур. Слушай меня внимательно. Тебя расстреляют в тридцать седьмом году. Если хочешь изменить свою участь, бросай молодую сучку, которая своими зарубежными вояжами и мелкобуржуазным нутром повесит на тебя большой кусок дерьма, и возвращайся к жене. Скоро придут тяжелые времена, Артур, нужно будет выбирать, с кем ты. Самому по себе жить не дадут. И куска дерьма хватит, чтобы поставить тебя к стенке. Будут вопросы – задавай через газету. И не играй со мной в игрушки, Артур, я не Савинков.

Повесив трубку, Оля прошлась по ней платочком, быстро скрылась в соседнем переулке и, выйдя из подъезда пятнадцатилетней девчонкой, весело побежала в библиотеку.

«Мелкая пакость ближнему почему-то всегда подымает тебе настроение, Оля!» – В последнее время девушка начала часто разговаривать сама с собой. «Она его так любила, а он ее бросил, козел!» – «Это жизнь, девочка, так бывает…» – «Дерьмо это, а не жизнь!» – констатировала Оля. «Наверное, по-своему ты права!» – грустно согласилась с ней ее вторая половина.

• Предыдущая
• 20/89
• Следующая