Москва слезам не верит - Черных Валентин Константинович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/93
• Следующая

Людмила не обиделась. Она никогда не обижалась на Еровшина: знала, что это бесполезно. Если он говорил «нет», никакие уговоры и упрашивания на него не действовали.

Людмила улыбнулась своему соседу в курилке библиотеки, погасила сигарету и снова набрала домашний номер Еровшина. Ей ответил женский голос, немолодой, хрипловатый. Явно курит, подумала Людмила.

– Здравствуйте, Мария Филипповна, – как можно любезнее сказала она. – Это Людмила из Пятого управления. Пожалуйста, попросите Вадима Петровича.

– Пожалуйста, – ответила женщина, и через несколько секунд она услышала его голос.

– Еровшин слушает.

– Я в библиотеке Ленина, – сообщила Людмила. – Настроение паршивое. Жарко.

– Буду через двадцать минут, – ответил Еровшин и повесил трубку.

Будет ругать, что позвонила в воскресенье, или не будет, думала Людмила, выходя из библиотеки. Это даже интересно. Еровшин всегда был ровно спокоен.

Она встала на углу Моховой и проспекта Калинина. С какой бы стороны Еровшин ни подъехал, он ее увидит. Через двадцать минут возле нее притормозила «Волга», он открыл дверцу, она села, и он мгновенно тронул машину.

– Куда мы? – спросила она.

– В бассейн. Тебе же жарко.

– У меня нет купальника.

Он достал из бардачка целлофановый пакет и бросил ей на колени. Она открыла пакет. Ярко-красный купальник-бикини – он всегда и все предусматривал.

В этот жаркий воскресный день в бассейне плавали немногие – люди разъехались на пляжи. Людмила окунулась в тепловатую, нагревшуюся за день воду, легла на спину и медленно поплыла, глядя в небо – серо-голубое летнее московское небо. Она плыла, ни о чем не думая, о чем думать-то: он рядом – он придумает. Потом они посидели в машине, открыв все окна, выкурили по сигарете.

– Поедем в ресторан, – предложил Еровшин.

– Поедем к тебе, – попросила Людмила. В ресторане в этот час наверняка жарко, ей хотелось после бассейна растянуться на прохладных простынях и сосать через соломинку холодный апельсиновый сок.

– На Садовую или на Таганку?

– На Садовую, – решила она.

Она уже понимала, что, видимо, на Таганке жила семья, которую выселили, а квартира со старой мебелью, старой посудой, серебряными вилками досталась его конторе. Когда Людмила бывала там, ей казалось, что сейчас откроется дверь и войдут хозяева. Она как-то сказала об этом Еровшину.

– Не войдут, – ответил Еровшин. – Их расстреляли в тридцать седьмом.

– Но потом реабилитировали?

– Реабилитировали, – подтвердил Еровшин.

– Но у них же остались родственники, которые имеют право на мебель, вещи.

– Родственников не осталось. Их тоже расстреляли.

– А почему людей расстреливали? – спрашивала Людмила.

Еровшин промолчал. Когда Еровшин не хотел говорить, он замолкал, и разговорить его не удавалось. Людмила быстро сообразила: в тридцать седьмом он был совсем молодым, но уже, наверное, служил в органах. Может быть, и сам расстреливал людей, но об этом думать не хотелось.

В холодильнике на Садовой Людмила обнаружила антрекоты. Делала она все быстро и аккуратно. Через несколько минут они уже сидели за столом, Еровшин открыл бутылку виски, бросил в стакан кубики льда. Она уже привыкла пить виски со льдом. Еще в библиотеке Людмила решила провести с ним решительный разговор. Еровшин уже улыбался, значит, через несколько минут предложит ей перейти в спальню.

– Надо поговорить, – сказала она.

– Поговорим потом, – предложил Еровшин. – Мне все равно будет нужна получасовая передышка.

– Поговорим сейчас, – не согласилась Людмила.

– Что ж, поговорим, – нехотя согласился Еровшин.

– Я хочу выйти замуж.

– Все хотят, – заметил Еровшин.

Она знала, что своими репликами Еровшин самый серьезный разговор может перевести в несерьезный. Он мог высмеять, нагрубить, а если не хотел отвечать, то начинал вдруг пересказывать, о чем он сегодня читал в газетах. Или мог спросить о какой-нибудь улице, которую Людмила наверняка не знала, и, получив отрицательный ответ, начинал подробно рассказывать – ее историю, какие дома на ней, когда и кем они построены, и сбить его было совершенно невозможно.

– Мне пора замуж, – произнесла Людмила. – Я хочу родить ребенка.

Людмила ожидала вопросов или реплики Еровшина, но он молчал. Так они помолчали несколько минут, и наконец Еровшин сказал:

– Это естественное желание. Если есть за кого, выходи.

– Конечно, есть, но всякая шелупонь… Может быть, ты мне поможешь?

– Давай досье. То есть подробности.

– Я бы хотела выйти замуж за солидного обеспеченного человека, с квартирой, с хорошей зарплатой, чтобы не надо было несколько лет копить деньги на телевизор, на стиральную машину, на холодильник… Короче, я бы вышла замуж за кого-нибудь из твоей конторы, но в наших отношениях ничего не изменилось бы. Мы так же встречались бы.

– Нет, мы бы не встречались.

– Почему?

– Я обычно не встречаюсь с замужними женщинами.

– Почему? Мужики говорят, что это, наоборот, удобно, никакой опасности, что тебя хотят женить, к тому же меньше вероятность подхватить венерическую болезнь. Сейчас же жуть что происходит. Как только стали пускать иностранцев, кривая роста заболеваний венерическими болезнями резко возросла.

– А ты откуда знаешь?

– Нам в общежитии лекцию читали. И предостерегали, что обязательно надо остерегаться негров. И это никакой не расизм, просто Африка еще очень дикая, и у них не соблюдают элементарных правил гигиены. Послушай, но у тебя же есть какие-нибудь хорошие знакомые, познакомь меня. Может быть, я понравлюсь.

– Ты понравишься. Но знакомить я тебя не буду. Это твои проблемы. Я не имею отношений с замужними женщинами. Как показывает опыт, это всегда кончается скандалами. Особенно в нашей сфере. Потому что мои знакомые обычно совсем не глупы и очень наблюдательны. Если у меня сотрудник не может обнаружить, что жена ему изменяет, я таких отчисляю. Какой из него тогда чекист? Давай решим так: твое замужество – твои проблемы, и ты их решишь сама. Конечно, когда-нибудь ты бросишь меня. Мне бы хотелось, чтобы это случилось как можно позднее, но тут уж как судьба повернет.

– И ты смиришься, если меня от тебя кто-то уведет?

– Конечно, не смирюсь. – Еровшин совсем не шутил. – Я сделаю все, чтобы у него это не получилось, но, если будет большая любовь, я отступлюсь. Но я хотел бы поговорить с тобой о другом. Собираешься ли ты учиться дальше?

– Не собираюсь.

– Почему?

– Не хочу. Неинтересно. Вот Катька хочет стать инженером-технологом. Это же сплошная головная боль – работать на заводе и ругаться с работягами. Учительницей я тоже не хочу. Тупых учеников я бы уж точно лупила по головам. А кем еще?

– Ты же способная. Приметливая, наблюдательная, легко сходишься с людьми, можешь притворяться дурочкой, можешь вешать лапшу на уши. Иди учиться в вечернюю школу.

– А потом?

– А потом я тебя устрою в одно из наших учебных заведений.

– На шпионку учиться, что ли? – усмехнулась Людмила. – Да меня сразу определят, что я псковская, ты же определил сразу.

– Ты могла бы стать юристом. А уж работу я тебе подыскал бы.

– Не хочу. Хочу замуж, хочу родить детей, хочу, чтобы меня любил муж…

– И чтобы он был высокий, богатый и молодой, – добавил Еровшин, смеясь. – Иди, стели постель.

Она расстелила постель, подумала, что в этих квартирах кто-то меняет белье, набивает холодильник продуктами, пылесосит, моет, протирает.

Еровшин в этот вечер был особенно нежным. А у нее вдруг возникло и не пропадало ощущение, что все скоро кончится. Может быть, не надо было заводить разговор, но ведь такой разговор все равно состоялся бы, рано или поздно. Но лучше, чтобы поздно. Ей ведь только двадцать лет, и, чтобы родить, еще есть время. От разговора ли, от выпитого ли виски или от жары она устала, ей очень хотелось спать. Конечно, надо было бы спросить Еровшина, не торопится ли он, но она не спросила и уснула.

• Предыдущая
• 17/93
• Следующая