Москва слезам не верит - Черных Валентин Константинович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/93
• Следующая

Антонина для себя, Николая и Димки жарила яичницу с ветчиной. Геннадию она варила овсянку, как советовали врачи. Сквозь аромат яичницы Антонина вдруг уловила табачный запах. Странно: обычно Николай закуривал только после завтрака. Она вышла на лоджию и увидела, что за горшком с цветами курил Геннадий.

– Ты что? – прошептала Антонина. – Тебе же нельзя. Да еще натощак.

– Мне уже все можно, – так же, шепотом, ответил Геннадий. И мать, и сын побаивались Николая, тот был скор на расправу.

Антонина поставила еду на стол, и все сели.

– Есть вопрос, – начал Геннадий.

– Давай, – поддержал Николай.

– Можно я в воскресенье Марину на дачу приглашу? Заодно и познакомитесь.

– Конечно пригласи, – тут же согласилась Антонина.

– Нет, – возразил Николай. – Две недели назад Оля, теперь Марина. Ты уж нас с окончательным вариантом познакомь.

– А как же он определит этот вариант? – возник тринадцатилетний Димка. – Только методом проб и ошибок.

– Это что за метод? – удивился Николай. – И в чем состоят пробы?

– Нет, мне лично Оля понравилась. Девочка клевая, – тут же попытался избежать конфликта Димка. – Но это не значит, что Генка должен к ней навсегда прилепиться.

– Вот так, мать, – мрачно заметил Николай. – Воспитали. А я вот в свое время как Антонину показал родителям, так и женился.

– А может быть, ты напрасно поторопился. Может быть, это был не оптимальный вариант, – вклинился Димка.

И тут же схлопотал от отца по затылку.

– И это воспитание! – огорчился Димка. – Только с позиции силы! А если, когда я вырасту и стану сильнее тебя и ты будешь всякую ерунду молоть, как я сейчас, я тебе тоже буду затрещины давать…

Николай отложил вилку и посмотрел на сына. Раньше было достаточно этого строгого взгляда, но сейчас сын выдержал его. Молчание затянулось. Отцу надо было отвечать.

– Насколько этот вариант оптимальный, проверить сейчас невозможно. Но если бы я другие варианты искал, вы бы здесь, умники, не сидели и не рассуждали.

– Это почему же? – возразил Геннадий. – Ты бы женился на другой женщине. И все равно здесь бы сидели Геннадий и Дмитрий. Мать говорила, что имена нам ты давал.

– Я бы на другой женщине не женился. Я любил вашу мать.

– Ты сразу влюбился? – поинтересовался Димка.

– Сразу, – подтвердил Николай.

– А что же в ней было такого особенного? Ты передай мне свой опыт, чтобы я не ошибся, – попросил Геннадий.

– Отвечай, – посмеиваясь, потребовала Антонина.

Николай задумался. С возрастом он стал еще медлительнее.

– Ну, во-первых, Антонина была девушка видная, – и Николай показал округлость груди.

– Значит, главное, чтобы было спереди, – глубокомысленно заметил Димка. – А на то, что сзади, тоже надо обращать внимание?

Николай попытался дотянуться до Димки, но тот ловко увернулся.

– Все, все. Вопросов больше нет. Я спрашиваю у тебя совета, а получаю затрещины. Дискуссии не получается.

– Не время для дискуссий, – пришла на помощь Николаю Антонина. – Обсудим эту проблему вечером, а сейчас нам на работу.

Ярко светило солнце, стояла почти летняя погода. Антонина и Николай молча шли к строящемуся многоэтажному дому. Антонина первая прервала молчание:

– Сами разберутся.

– Разберутся, – согласился Николай. – Но нельзя же так: сегодня одна, завтра другая. Ольга мне понравилась.

– А мне показалось, что она хотела понравиться, – возразила Антонина.

– Это хорошо. Если хочет понравиться, значит, у нее серьезные намерения.

– Возможно. – Антонина не стала спорить, но поделилась своими сомнениями: – Оля иногородняя, живет в общежитии. Если бы они поженились, надо было бы им выделить отдельную комнату. Димке тоже. Значит, мы – в проходной.

– Не жлобись. Помнишь, как сама говорила: москвичи, мол, жлобы, только о своей прописке и думают. И ты такая же стала. Я ведь когда привел тебя в квартиру родителей, они же не возражали.

– Я тоже не буду возражать, если это будет большая любовь.

– А как ее определить – большая или маленькая?

– А это ты сам сыновьям должен объяснить, что такое большая любовь и как в ней не ошибиться.

– Объясню, – пообещал Николай. И весь день молчал, наверное, обдумывал предстоящий вечером разговор.

Антонина и сама вдруг задумалась: в любви ли они прожили с Николаем двадцать лет? Вроде бы в любви. Она ему ни разу не изменила, хотя и нравился ей один сантехник. Николай был не жадный, по праздникам покупал ей цветы, других подарков не делал, потому что деньгами распоряжалась она. Антонина знала, что у Николая была своя заначка, – он свертывал четвертной и хранил его в тренчике брюк, маленьком карманчике для часов. Хотя уже давно мужчины носили наручные часы, швейные фабрики все еще шили брюки с тренчиками, может быть специально, чтобы мужчинам было куда прятать деньги.

Антонина считала, что ей повезло: и муж хороший, и сыновья не хулиганы, и квартиру получили. Эти двадцать лет пролетели незаметно. Родился первый сын. Она год после родов не работала – мальчик часто болел, потом его каждый день надо было водить в детский сад. Когда Геннадий пошел в школу, решила родить второго ребенка – очень хотелось девочку, но опять родился сын. С Катериной и Людмилой виделась редко – жили в разных районах, встречались обычно летом у них на даче. Антонина чувствовала себя немного виноватой перед подругами: у нее все хорошо, а у них так и не сложилась жизнь. Людмила, правда, побывала замужем, но уже несколько лет, как развелась. Катерина так и не вышла замуж. Был ли кто-нибудь у нее, Антонина не знала – Катерина никогда не рассказывала о своей личной жизни.

В ближайшее воскресенье они договорились встретиться на даче. Девки, она по-прежнему называла их «девками», обещали приехать помочь. Антонина по красногородской привычке на дачном участке сажала картошку, уже в марте готовила рассаду для помидоров. Картошки им иногда на год хватало, помидоров и огурцов она закатывала до сорока трехлитровых банок, которые хранились в утепленном погребе. Они и зимой почти каждое воскресенье ездили на дачу. В их дачный поселок провели газ, Николай с сыновьями смонтировал газовый калорифер, водяное отопление, и как включишь – через два часа в доме уже тепло. Мальчишки уходили на лыжах, они с Николаем гуляли по лесу.

На стройке теперь установили репродуктор и весь день крутили магнитофонные записи. Иногда возникали споры: работницы старшего поколения хотели, чтобы было побольше песен, молодежь требовала рок. Антонина в споры не вмешивалась – дома привыкла к року. Она даже иногда пугалась: все у нее так хорошо – не было бы какой беды или болезни. Не дай бог, подумала она и в этот раз и приступила к работе.

Людмила встала с трудом, вчера за полночь засиделась с соседкой. Жила она после развода с Гуриным в однокомнатной квартире. Прожили они почти десять лет. Гурин играл в сборной Союза, дважды становился чемпионом Европы, один раз чемпионом мира. Пьянство и загулы ему прощали несколько раз, но после пьяной драки в Сокольниках отчислили. Некоторое время Гурин не работал, потом его снова взяли в «Динамо», но он пил все больше. Потом он играл в «Химике», но его оттеснили молодые, и он вынужден был уйти.

Людмила поняла, что их совместная жизнь вряд ли сложится, еще когда он проиграл на ипподроме деньги, отложенные на первый взнос за кооперативную квартиру. Она и мебель покупала, как эта мебель будет делиться в случае развода. Вместо спального и столового гарнитуров взяла два столовых и две тахты. Гурин вначале удивился, но она ему объяснила, что так лучше: когда они поменяют эту квартиру на трехкомнатную, придется прикупить самый минимум. Никто не мог упрекнуть Людмилу в том, что она не боролась с пьянством Гурина. Она показывала его и наркологам, и психотерапевтам, настояла, чтобы он поступил учиться в Институт физкультуры, но его отчислили после третьего курса. Когда она пришла к ректору, еще не решив, будет ли просить за Гурина или скандалить, ректор, огромный мужчина, бывший тяжелоатлет, выслушав ее, сказал:

• Предыдущая
• 50/93
• Следующая