Москва слезам не верит - Черных Валентин Константинович - Страница 60

• Предыдущая
• 60/93
• Следующая

Катерина посмотрела на часы. Пора выезжать. Петров будет ждать на Новом Арбате у перехода. Они отпраздновали тогда ее победу, потом Петров уехал в командировку, потом она завертелась, пропадая на комбинате с утра до ночи, потом Петров уехал в отпуск с семьей на юг. Он вернулся на несколько дней раньше – его вызвали в министерство. Катерина давно не видела Петрова, хотела этой встречи. Расслабиться хотя бы на несколько часов, посоветоваться… Она его даже стала называть «господин тайный советник». Он не обиделся:

– Это довольно высокая и престижная должность в табели о рангах. А как же мне тебя называть?

– Мог бы называть «Ваше величество», но тебе, как фавориту, разрешаю называть просто Катя, даже Катька.

Катерина вышла на несколько минут раньше, зная наперед, что эти минуты она потеряет, пока пройдет по коридорам. Кто-нибудь обязательно остановит, чтобы решить вопрос на ходу, кто-нибудь обязательно пристроится, обсуждая абсолютно дурацкое предложение. Главное для этого человека – не предложение, а возможность пройти рядом с директором, чтобы все видели, вот он идет с директором и решает важные проблемы.

Она села в «Жигули». По личным делам она никогда не пользовалась служебной машиной. Не потому, что была такой принципиальной, просто не хотела, чтобы о личных делах знал даже шофер, хотя понимала – секретарши и водители всегда знают больше, чем этого хотели бы их начальники.

Петров стоял у перехода, читал газету, попыхивая трубкой. Он недавно перешел на трубку, чтобы меньше курить. Поцеловал Катерину, сам сел за руль.

Петров отлично водил машину – все-таки двадцать лет за рулем. Катерина водила машину второй год, да еще плохо знала Москву.

– Правая подвеска, – мгновенно определил Петров. Катерина кивнула. – Обороты надо убавить, – продолжал Петров, – балансировку надо делать. Ведет влево.

– Может, баллон приспустил? – предположила Катерина.

– Нет, балансировать надо.

– На следующей неделе придется ехать на станцию технического обслуживания…

– Зачем? – удивился Петров. – У тебя же своя автобаза на комбинате. Пусть механики займутся.

– Не хочу попадать в зависимость. Да и разговоры пойдут, что использую служебное положение.

– Разговоры все равно пойдут, – заметил Петров. – Ты заменяй «Жигули» на «Волгу». С запчастями будет проще. Сколько у тебя «Волг» на комбинате?

– Три.

– Для них будут покупать запчасти и для твоей заодно.

– У меня еще денег нет на «Волгу».

– Одолжу.

– Куда мы едем? – Катерина увидела, что Петров свернул на набережную.

– Ко мне.

– К тебе не поеду, – заявила Катерина.

– Успокойся! Все продумано. Жена и дети прилетят через пять дней, сам им брал билеты. У нас с тобой впервые будет пять дней. Ты будешь уезжать от меня и приезжать ко мне. Мы будем вечерами гулять, – Петров повернул и оказался у многоэтажного здания, облицованного мраморной плиткой, такие дома в народе называли «сталинскими», их строили после войны, одновременно с высотными, и жила в них советская партийная элита.

– Ты давно в этом доме живешь?

– Всегда. Квартиру в этом доме получил мой отец. Он был министром. Я до него, как видишь, еще не дотягиваю.

– Какие твои годы! – утешила Катерина.

Квартира оказалась большой – пятикомнатной. Одна комната, совсем маленькая, – для домработницы. Именно «домашняя работница» – так демократичнее и так было принято в семьях советской элиты, а не по старорежимному – «прислуга».

– Осматривайся, – предложил Петров. – Я накрою на стол.

– Я не хочу есть.

– Тогда шампанское и фрукты.

Комнаты были обставлены добротной мебелью. На стенах картины, среди которых выделялся портрет мужчины в форме, на петлицах лавровые золотые листья, на погонах три большие генеральские звезды, особенно тщательно были прописаны ордена: три ордена Ленина, два Трудовых Красных Знамени, один «Знак Почета» и медали «За доблестный труд», «За победу над Германией». Боевых орденов не было, и Катерина поняла, что генерал не воевал. Петров был похож на генерала.

Катерина прошла вдоль книжных шкафов красного дерева. Книги были дореволюционных изданий и последних лет в хорошем полиграфическом исполнении – в магазинах таких Катерина не видела. В этом доме книги получали по спискам для избранных. На отдельной полке в самом низу стояли книги советских диссидентов, буржуазных философов, напечатанные в нескольких сотнях экземпляров, для высшего руководства страны. На обложках стояли два ноля – не просто секретно, а совершенно секретно.

Петров поставил на стол заиндевевшую бутылку шампанского, вазу с виноградом, коробку с шоколадными конфетами.

– Вы живете вместе с отцом? – спросила Катерина.

– Отец круглый год живет на ведомственной даче в поселке Совета Министров. Здесь бывает редко. У меня есть и своя трехкомнатная квартира на Юго-Западе. Но я привык жить в центре.

– А своя дача, кроме ведомственной, у тебя есть?

– Конечно. На нашу систему нельзя надеяться. Сегодня дали, завтра отобрали. Кстати, ты дачу собираешься строить?

– Вряд ли. Я недавно квартиру обставила, долги за машину только что отдала.

– Надо строить, – убежденно сказал Петров. Шампанское на него уже действовало, он обнял Катерину и повел в спальню, где стояла огромная супружеская кровать и пахло духами. На трельяже – несколько разных флаконов французских духов. Петров откинул покрывало. Кровать была застелена простынями с красно-синими цветочками. Все это принадлежало другой женщине.

– Я не могу здесь, – вздохнула Катерина.

– Пошли в мой кабинет.

В кабинете стояла узкая тахта. Петров бросил на нее накрахмаленные простыни в зеленую легкую клетку и начал расстегивать пуговицы на блузке Катерины.

– А потом я тебя буду раздевать?

– Я сам. – Петров поспешно стянул с себя брюки.

И тут раздался звонок, непрерывный, настойчивый.

– Теща! – выдохнул Петров. – Дурак, приехал и позвонил ей. Какой дурак!

– Ключи у нее есть?

– Есть.

Катерина оглядела Петрова. В одних трусах, с брюками в руках, с открытым ртом, он был почти в шоковом состоянии. И Катерина поняла, что, как всегда, решение придется принимать ей. Она подошла к двери и услышала, что ключ уже вошел в замочную скважину. Она увидела щеколду и тихо закрыла ее.

– Теперь она поймет, что я в квартире и закрылся изнутри, – прошептал Петров.

– А так бы она увидела это на несколько секунд раньше, – усмехнулась Катерина.

Теща пыталась открыть дверь, но у нее ничего не получалось. Тогда она снова нажала на кнопку звонка и не отрывала пальца, наверное, не меньше минуты.

– Что делать, что делать? – волновался Петров.

– Успокойся. Скажешь, что уснул с дороги и не слышал.

– Она упорная и мнительная. Вдруг она подумает, что мне плохо? И вызовет «скорую помощь» или милицию.

– Чтобы вызвать «скорую помощь», ей нужно будет зайти к соседям и позвонить или спуститься к дворнику.

И тут звонить перестали. Загудел лифт, остановился на площадке, хлопнула дверь, лифт пошел вниз.

– Она выбрала дворника, – усмехнулась Катерина, открыла дверь и шагнула на пустую лестничную площадку.

– Я тебе позвоню, – начал было Петров, но в этот момент открылась дверь квартиры напротив, и Петров мгновенно захлопнул свою.

Катерина вызвала лифт. Рядом с ней стоял благообразный старик с тщательно расчесанной седой бородой. Из профессоров, подумала Катерина. В лифте она прислонилась к стенке и закрыла глаза.

– Вам плохо? – забеспокоился профессор.

– Да, мне плохо, – произнесла Катерина.

Она вышла из подъезда, оставив на площадке ошеломленного старика. Прошла к своей машине, двигатель завелся с пол-оборота, и она вырулила на набережную.

Все, решила Катерина, не получается, проживу и так. Есть Сашка, работа, подруги. Она вела машину почти автоматически: куда-то поворачивала, останавливалась у светофоров, отпускала сцепление, включала передачу, набирала скорость, тормозила и, когда опомнилась, поняла, что она едет на комбинат.

• Предыдущая
• 60/93
• Следующая