Москва слезам не верит - Черных Валентин Константинович - Страница 68

• Предыдущая
• 68/93
• Следующая

– Так же, как со всеми, – посоветовал Еровшин.

Женщина достала пачку «Беломорканала» и закурила папиросу. Жена, теперь уже была абсолютно уверена Людмила. Женщина похлопала по карманам костюма. Людмила достала зажигалку, дала прикурить.

– Спасибо, – поблагодарила министерша. – Мой муж не любит, когда я курю на людях, но терпеть уже нет мочи.

– А моя подруга работает в министерстве вашего мужа.

Министр вроде бы и не прислушивался к их разговору, но все слышал.

– Что за подруга? – поинтересовался он. – В каком управлении?

– Она директор Новомосковского химкомбината.

– Тихомирова, что ли?

– Да, Катерина Александровна. Мы с ней в школе вместе учились. И по сей день дружим.

– Подтверждаю, – добавил Еровшин. – Я эту вашу директоршу знаю двадцать лет.

– Девятнадцать, – поправила Еровшина Людмила. – Она должна была с нами тоже поехать, но сказала, что много дел на работе.

– Да, – отозвался министр, – у нее сейчас реконструкция.

– Мы вас приглашаем на чай, – предложил Еровшин.

– Мы вас приглашаем.

– Обычно принимается первое предложение.

– Ладно, – согласился министр. – Тогда мы вас приглашаем на ужин в Таллинне.

– Приглашение принято, – отозвался Еровшин.

– Я сейчас все приготовлю, – Людмила распечатала коробку конфет. У Еровшина был с собой коньяк, икра, уже нарезанный хлеб. Проводница принесла чай.

Женщины расположились в креслах, мужчины на диване.

Выпили по рюмке коньяку, поговорили.

– Ваша подруга – деловая женщина, – обратился к Людмиле министр. – И умна, как бес.

– Наслышана. – Одобрения в голосе министерши Людмила не почувствовала.

– Она не любит вашу подругу, – подтвердил министр.

– Как я могу ее любить или не любить – я ее никогда не видела!

– Мы дружим семьями с бывшим директором комбината, – пояснил министр. – Ведь я был первым директором комбината.

– Я знаю. Катерина рассказывала о вас.

– И что же она рассказывала? – усмехнулась министерша.

– Она говорила о вашем муже примерно в тех же выражениях – что он умен, как бес, обмануть его невозможно. И когда вы ее пригласили на обед, – обратилась Людмила к министру, – она рассказала вам все, ничего не утаивая.

– Это правда, – улыбнулся министр. – Я потом проверил каждое ее слово. Все сошлось. Свою комбинацию она выстроила блестяще. И вообще, хорошая карьера. Конечно, не без помощи академика.

– Да никогда академик ей не помогал! – воскликнула Людмила.

– Вы с ним знакомы? – поинтересовался министр.

– Конечно.

– И Изабеллу знаете? – спросила жена министра.

– Конечно.

– Постарела, волчица, – заметила министерша.

– Но хватка осталась, – сказала Людмила.

– Дело уже давнее, мы с ней были соперницами. – Министерша кивнула в сторону мужа. – Но выиграла я.

– И тогда она вышла замуж за академика? – догадалась Людмила.

– Через две недели.

– Катерине до нее далеко. Она по сей день не замужем. Один раз обожглась, теперь на холодную воду дует.

– Это на деловых качествах не сказывается, – заметил министр. – Если проведет реконструкцию комбината за два года, как обещала, возьму в министерство. С годик посидит в главке, а там, глядишь, замминистра станет.

– Не загадывай на три года, – предупредила министерша. – Неизвестно, что будет через год.

– А как ваш прогноз? – поинтересовался министр у Еровшина. – В вашей конторе информации больше, чем в любой другой.

– Я думаю, что на три года можно рассчитывать.

– Не думаю, – не согласился министр. – Очень уж поспешно ваш шеф перешел в ЦК.

– Поэтому я и говорю, что года на три рассчитывать можно, – подтвердил Еровшин.

– А вы как думаете? – кивнул министр Людмиле.

Она не все, но многое запомнила из прогноза, который составили ученые.

– Все будет зависеть от здоровья следующего, – Людмила заметила, что Еровшин прикрыл глаза, значит, он не очень доволен поворотом в беседе, но надо было заканчивать. – К сожалению, я не гадалка, – вздохнула Людмила. – Но и гадалка бы сказала, что всех нас ждут большие перемены.

Когда министерская пара ушла в купе, Людмила спросила у Еровшина:

– Я ничего лишнего не брякнула?

– Ты замечательно вела свою партию, – похвалил ее Еровшин.

– Вот видишь, я бы была замечательной генеральшей.

– Ты и так генеральша, – улыбнулся Еровшин, – если девятнадцать лет живешь с генералом.

– Послушай, еще до знакомства с тобой я дружила с курсантом военного училища. Он был на последнем курсе. Значит, прошло почти двадцать лет. В каком он может быть сейчас звании?

– Смотря в каком роде войск. Летчики, ракетчики за двадцать лет службы уже генералы.

– А из пограничников?

– Это наши войска. Подполковник, полковник…

Наверное, все-таки я неверную установку с самого начала взяла, подумала Людмила, вот и получилось, что всю жизнь около кого-то, а не вместе.

– О прожитой жизни думаешь? – усмехнулся Еровшин. Людмила знала его способность угадывать ее мысли. – Ни о чем не жалей. Ты немногое могла изменить. Все запрограммировано. Помнишь, я тебе говорил – все записано в генах. Я каждый день иду мимо детского сада и всегда смотрю: вот мальчики лет пяти отнимают друг у друга игрушку. Один отбирает, другой отдает, а силы у них равные. И во взрослой жизни один будет отбирать, другой отдавать. Я смотрю и понимаю: эта кокетка, эта трудолюбивая мать, эта общественница.

– А я кто?

– Ты красавица. Таких, как ты, всегда хотят, но на таких побаиваются жениться.

– Не такая уж я и красавица, – не согласилась Людмила, – скорее, сексуальная. Меня хотят, а я уступаю, а надо, наверное, посопротивляться. Ну, чего уж теперь, будем так доживать.

– Ты еще можешь начать абсолютно новую жизнь. И я боюсь, что тогда я тебя потеряю.

– Не боись, – успокоила Людмила. – Я тебя никогда не брошу.

– Даже если я выйду на пенсию?

– А что изменится-то? Как будто мы ходим с тобой по гостям, по театрам? По театрам, правда, ходим, – поправилась Людмила. – Знаешь, что меня только раздражает? Я ничего про тебя не знаю.

– Такая у меня работа, – объяснил Еровшин.

– Да не надо мне про работу! Я про тебя хочу знать. Ну, подарки даришь, а вообще-то я с тобой, как с пришельцем из космоса. Откуда ты, каким ты был мальчиком? Я даже не знаю, был ли ты на фронте, по годам вроде бы должен и повоевать. Ну, расскажи о себе хоть что-нибудь!

– Что тебе рассказать? – задумался Еровшин. – Родители мои немцы. Родился я в городе Энгельсе, в республике немцев Поволжья. Мой родной язык немецкий. Правда, я говорил по-немецки, слегка окая, как все волгари, потом пришлось это выправлять, ты ведь тоже вначале говорила как псковская, а теперь, как коренная москвичка, акаешь.

– А Еровшин – это псевдоним?

– Это фамилия моего отчима. После девятого класса я оказался в Германии, отчим мой был чекистом. Поступил в Берлинский университет. Потом меня взяли в армию и направили на фронт.

– В какую армию?

– В немецкую, разумеется. Я дослужился до обер-лейтенанта, то есть до старшего лейтенанта у них и до майора у нас.

– Так ты был шпионом?

– Я был разведчиком… Когда наши победили, постарался попасть в плен к американцам. Из Германии перебрался в Аргентину, где пробыл пять лет. Там я провалился.

– Тебя предали?

– Нет. Я уже начал работать на американцев, и они меня раскрыли.

– И ты сидел в тюрьме?

– Нет. Устроился матросом на судно, шедшее в Китай. В Шанхае сошел на берег и через трое суток был в Москве.

– Значит, этот фильм вроде бы про тебя?

– Я рассказал эту историю сценаристу. Он что-то взял, что-то придумал свое. Да таких историй, похожих на мою, довольно много.

– А те наши, что не провалились, так и продолжают жить за границей?

– Так и продолжают, – подтвердил Еровшин. – А немцы, которые попали к нам и которых мы не раскрыли, продолжают жить у нас.

– Неужели и такие еще есть? – поразилась Людмила.

• Предыдущая
• 68/93
• Следующая