Москва слезам не верит - Черных Валентин Константинович - Страница 76
- Предыдущая
- 76/93
- Следующая
– Что с ним? – поинтересовался министр.
– По-видимому, что-то с предстательной.
– Нормальная стариковская болезнь, – министр постучал по столу. – Слава богу, меня с этой стороны еще не ударило. – И сразу перешел на интересующую Катерину тему: – От кого Петров узнал о ваших планах?
– Сама сказала.
– Ну и зря! Он сам тебе кислород перекроет.
– Уже перекрыл, – призналась Катерина. – Не только на Старой площади, но и в Праге тоже.
– Военные тебя поддержат?
– Вряд ли. Из ЦК наверняка уже позвонили в Главное политическое управление, а те нажмут на моего генерала.
– Значит, тебя зажали. – Министр вздохнул.
– И никаких шансов у меня нет?
– Ну, атака твоя захлебнулась. Придется переходить к позиционным боям. Значит, так. Подключи сибиряков. Им терять нечего. Тебе надо выходить на уровень выше, чем вышел Петров.
– На Политбюро?
– Не обязательно. На секретаря, который отвечает за промышленность. А он?…
– Из Красноярска, – подсказала Катерина. Нынешний секретарь, вспомнила она, был еще недавно директором Красноярского комбината.
– Правильно, – подтвердил министр. – Пусть новосибирцы выходят на него с помощью красноярцев. Сибиряки – мужики настырные. Пусть нажимают они, а ты пока уйди в тень. Да, у меня недавно для телевидения интервью брали, так корреспондент интересовался, нет ли у нас в отрасли молодых перспективных руководителей. Я назвал тебя. И молодая, и красивая, и перспективная, и с работниц начинала. Корреспондент обещал про тебя передачу сделать.
– Мне звонили с телевидения, – вспомнила Катерина. – Я думала, что они хотят обычную передачу про комбинат делать: что-то там крутится, вертится, работницы улыбаются.
– Улыбаться придется тебе. И так, улыбаясь, по голубому глазу, и скажи: от своего хорошего отказываются, плохое иностранное берут. Я бы даже фамилии назвал, кто тормозит. Я этого сказать не могу, а ты можешь.
– Так ведь придется назвать и Петрова, и нашего инструктора ЦК.
– И назови, – усмехнулся министр. Моими руками хочет укоротить Петрова, тут же поняла Катерина. – В ЦК грядут перемены. Я думаю, кому надо, тебя услышат.
– И запомнят, – вставила Катерина.
– Не исключено, – согласился министр. – Кто высовывается, того запоминают. И тут могут два варианта быть – или задвигают, или выдвигают. Не боись. Сегодня же созвонюсь с сибиряками, и начинай операцию.
– Вы во время войны не в штабах служили? – спросила Катерина.
– В штабах. Начальник штаба дивизии. Начинал в химзащите. А ты откуда знаешь? – удивился министр.
– Хорошо операцию планируете.
– Ты догадливая. Давай действуй. Передавай привет Изабелле.
– Вы бы сами позвонили, – подсказала Катерина. – Женщине это всегда приятно.
– Позвоню, – пообещал министр.
– Я запишу телефон?
– Я знаю. Ты мне сама время от времени звони. – Министр написал на листке номер телефона. – Это прямой, не через секретаря. Информируй, как будет развиваться операция.
В приемной уже сидело не меньше десятка ожидающих. Катерина поклонилась секретарше и прошептала:
– Спасибо. Я отслужу.
Приехав на комбинат, Катерина попросила секретаршу заказать телефонный разговор с Новосибирском.
С директором завода она была едва знакома, но он ее, по-видимому, запомнил, потому что обрадовался, когда она назвалась. Катерина объяснила ему ситуацию. Директор завода задавал вопросы, она отвечала откровенно. Разговор затягивался. Катерина, которая всегда платила за междугородные разговоры с матерью из собственной зарплаты, посмотрела на часы. Привыкшая экономить на всем, она вдруг подумала, что на этом разговоре она сэкономит несколько миллионов рублей. И никто ведь спасибо не скажет. Заканчивая разговор, она спросила:
– Вы готовы ввязаться в эту драку?
– Конечно, готов, – ответил директор. – За двое суток я выйду на секретаря ЦК.
– Спасибо.
– Тебе спасибо. Ты, случайно, не наша, сибирская?
– Я псковская.
– Тоже неплохо, – заметил директор.
У Катерины улучшилось настроение. Все замечательно! Она не выиграла, но и не проиграла. Вечером приедет Гога. Она еще не решила, как его звать – ни Гога, ни Гоша ей не нравилось. Пока, для себя, она называла его «он». Он приедет. Хорошо бы ему рассказать об этой комбинации. Наверное, он бы ее похвалил. Почему мне хочется, чтобы меня похвалили, я давно не девочка, подумала она. В кабинет заглянула Аделаида:
– Звонят с телевидения.
Катерина взяла трубку. Звонили из редакции пропаганды. Они задумали снять серию очерков о руководителях предприятий. Ее рекомендовал министр. Съемки завтра. Успею сделать прическу, подумала Катерина.
Она уехала с комбината до окончания рабочего дня, впервые с тех пор, как стала директором. Сначала заехала в парикмахерскую. Спустя час покупала в кулинарии антрекоты, потом в универсаме помидоры. Вспомнила, что в доме нет спиртного, и встала в очередь за водкой. Купила водку, коньяк и какое-то вино. До прихода Гоши убрала квартиру, сложила в стенные шкафы разбросанные вещи. Зазвонил телефон.
– Где ты? – заволновалась Катерина. – Скорее приезжай!
– Откуда ты знаешь, что это я? – удивился Гога.
– Объясню, когда приедешь. Я жду.
Она приняла душ, надела домашнее платье. Ну чего я волнуюсь, убеждала она сама себя. Все ведь можно предсказать. Они поужинают. Она выпьет рюмку водки, он выпьет три или четыре. Потом перейдут в ее комнату. Он будет спрашивать, она отвечать, или она спрашивать, а он отвечать. Наверное, он спросит, кем я работаю. Я отвечу:
– Директором.
А что же ответит тогда или спросит он? Ответа за него она не могла придумать. Он ведь не такой уж предсказуемый. А если не спросит? Как ему все рассказать? Хорошо бы ей позвонили с комбината, она бы отдала распоряжение, и он понял бы. Но с комбината ей никогда не звонили. Став директором, она предупредила всех специалистов, что звонить ей разрешается в трех ситуациях: при пожаре, при аварии с человеческими жертвами и в случае войны. За несколько месяцев ее директорства ей позвонили один раз. Она обругала, так как повод для звонка не имел отношения ни к одной из названных ситуаций. После этого ей звонить перестали.
Гоша вошел, обнял ее и стал целовать. Она чувствовала его нетерпеливые руки и наконец не выдержала сама, отстранилась, переводя дыхание, сказала:
– Иди в ванную, я постелю.
Катерина быстро застелила тахту свежими простынями, разделась, легла, укрылась с головой, подумала – какие глупости, откинула простыню. Он лег рядом. Ей показалось, что он намного горячее ее. По тому, как его руки скользнули по ней, легко, едва касаясь, поняла – он опытный, он думает о ней…
Потом они лежали рядом, его руки все еще продолжали ласкать ее, ей это было всегда необходимо, но ни один мужчина так и не узнал об этом, а он понял.
– Ты замечательный.
– У меня таких, как ты, никогда не было. Ты совершенство.
– Как чувствительный прибор? – спросила она.
– Да, если ты не обидишься.
– Я не обижусь. Ты мне подходишь. Если ты предложишь выйти за тебя замуж, я тут же соглашусь. Если ты этого не захочешь, я все равно буду с тобой до тех пор, пока тебе будет интересно со мной.
– При первой же встрече они обговорили условия, – заметил Гога.
– Не при первой, – возразила Катерина. – И условий не было. Было согласие побежденной стороны на все условия победителя.
– Про победителя не надо. Я не победитель, мне повезло. Мне давно так не везло. Извини. Я хочу поесть. Зверски хочу.
– Пошли. Я все приготовила Я думала, мы начнем с еды.
– Мы начали с главного.
– Ладно, философ. Можешь пройти на кухню. А если хочешь, я принесу еду сюда. Ты это заслужил.
– Нет, – сказал Гога, – есть будем только за столом. Надо вырабатывать семейные традиции.
– Как скажешь, дорогой.
За столом он спросил:
– Ты давно разошлась с мужем?
– Я никогда не была замужем.
– А Сашка?
- Предыдущая
- 76/93
- Следующая