Москва слезам не верит - Черных Валентин Константинович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/93
- Следующая
Но работницы не смеялись. Они ждали, что ответит Катерина.
– Назначить предлагаю Леднева, начальника первого участка. И через неделю в цехе будет порядок, – спокойно произнесла она.
Работницы с мест начали выкрикивать: «Леднева! Леднева!»
Собрание кое-как закончили. В следующую зарплату денег Катерине начислили меньше всех, и она узнала, что кто-то приходил к коменданту общежития узнавать, как она себя ведет. Начальник обвинил ее в халатности, вынес выговор за поломку станка. Ее явно выжинали. Она не могла уйти – лишилась бы общежития. Работницы при встрече отводили глаза. Они ничем не могли ей помочь.
Катерина решила посоветоваться с академиком. Тихомиров выслушал и сказал:
– Есть два пути. Я могу позвонить в свой райком партии, оттуда позвонят в райком вашего района, из вашего райкома позвонят на фабрику и попросят отстать. И от тебя отстанут. Но этот вариант прибережем на будущее. А сейчас пойдем по стандартному пути.
И он продиктовал Катерине жалобу, где была указана фамилия секретаря райкома, который был у них на собрании. Жалоба была о расправе за критику. Академик подсказал, чтобы она написала о недостатках на производстве и свои предложения по их ликвидации. Он дал ей несколько листов бумаги и отослал на кухню. Потом прочитал написанное, кое-что переделал, взял газету «Правда», вставил несколько фраз из передовой статьи, заставил ее переписать начисто. И письмо ушло.
Через несколько дней в их цехе появился директор фабрики в сопровождении парторга. Они остановились невдалеке от Катерины, и парторг кивнул в ее сторону.
Директор фабрики, сорокалетний, коренастый, вполне еще мужчина, рассматривал ее с явным интересом. И она улыбнулась директору. Директор от неожиданности тоже улыбнулся, подошел к ней и спросил:
– Как дела?
– Хорошо. А у вас как?
– Так себе, – сказал директор. – Сама знаешь. Оборудование изношенное.
– На нем еще можно работать, если работу наладить.
– И ты считаешь, что Леднев наладит?
– Наладит, – подтвердила она. – Леднев и производство знает, и деликатный. У нас, когда наладчик запивает, он подойдет ко мне и скажет: «Катенька, голубка, помоги». Да я для него все сделаю.
И директор рассмеялся. Но глаза оставались серьезными. И вдруг он спросил:
– Письмо в райком сама писала или кто помогал?
– Помог, – призналась она. – Дядя. Он академик.
– Ты москвичка?
– Я псковская, – Катерина улыбнулась. – Я только год в Москве.
– А я смоленский, – признался директор. – Почти соседи.
Директор протянул ей руку.
Директорская ладонь оказалась жесткой и сильной, и она подумала, что этот смоленский парень работал и руками. И тоже, наверное, пробивался.
Катерина оглянулась. Работницы смотрели в их сторону.
– Меня зовут Николаем Степановичем.
– А меня Катериной.
– Катерина, я подумаю о твоем предложении.
– Подумайте, предложение-то хорошее, – убежденно сказала Катерина.
– Учиться не собираешься?
– В этом году завалила. На будущий год буду поступать.
– Я тоже только с третьей попытки поступил, – признался директор. – Ты поступишь! Мы, из провинции, упорные.
– Наверное, – согласилась Катерина. – Как говорит моя подруга Людмила, нам отступать некуда.
– Она верно говорит. Если будут проблемы – заходи. Смоленские всегда помогали псковским, а псковские – смоленским.
– Мне неудобно, – смутилась Катерина.
– Тебе – удобно, – сказал директор и пошел.
Катерина смотрела ему вслед. Невысокий, коренастый, длиннорукий. Он ей напоминал псковских деревенских мужиков. Они ходили так же, чуть сутулясь, будто их руки тянулись к земле.
Через неделю на фабрике было партийное собрание, где директор критиковал их начальника цеха. Еще через неделю начальника перевели в отдел снабжения, и на его место назначили Леднева. После этого пожилые работницы начали здороваться с Катериной. На цеховом комсомольском собрании ее выдвинули комсоргом цеха. Она отказалась. Леднев вызвал ее в свою контору, закрыл дверь и спросил:
– Ты не хочешь мне помогать?
– Я хочу, но мне надо готовиться в институт.
– Пойми, – убеждал ее Леднев, – я должен сформировать свою команду, чтобы меня поддерживали. И начальники участков, и парторг, и комсорг. Иначе меня сожрут. Ты присматривайся к производству. Осенью я тебя в начальники участка выдвину.
– Не утвердят, – возразила ему Катерина. – Надо хотя бы техникум закончить.
Катерина уже разбиралась в иерархии руководства цеха.
– В порядке исключения – можно, – заверил ее Леднев.
– С чего бы ради меня делать исключения? – засомневалась Катерина.
– Директор утвердит, – уверенно сказал Леднев. – Вы же земляки.
– Мы почти соседи. Я псковская, а он смоленский.
– И оба не любите москвичей. Это вас и объединяет.
– Почему мы должны не любить москвичей? – удивилась Катерина.
– Москвичей нигде не любят. Я в армии служил, так все были против москвичей. Слишком мы бойкие и разворотливые. Москва – жесткий город. Знаешь пословицу – «Москва бьет с носка»?
– Я и другую знаю – «Москва слезам не верит».
– Тоже правильная пословица. Ведь в России, если поплачешься, – пожалеют. А в Москве слезам не верят. Но ты ведь не из плаксивых.
Катерина обо всех этих событиях рассказала Изабелле и академику. Они слушали, уточняли, задавали вопросы. Катерина заехала к ним перед майскими праздниками помочь Изабелле убрать квартиру.
– На Первое мая ты поздравь директора, – подсказала Изабелла и достала яркую открытку.
– Мне неудобно, – стала отказываться Катерина.
– Поздравить всегда удобно, – возразила Изабелла.
– А что я напишу?
– Пиши, – Изабелла начала диктовать. – Дорогой Николай Степанович!
– Никакой он мне не дорогой. Можно – уважаемый. Я его уважаю.
– Нет, именно дорогой, а не уважаемый, – настаивала Изабелла. – Уважаемый – это ты сразу устанавливаешь возрастную дистанцию. Ты – молодая, а он уже уважаемый.
– Он не молоденький, – подтвердила Катерина
– И не старик. Всего-то лет на двадцать постарше тебя. Ты за него замуж можешь выйти.
Катерина не удержалась и рассмеялась.
– Ничего смешного. Академик старше меня на двадцать два года. Это вполне нормально. Раньше во Франции аристократы женились только после сорока. После сорока – это возраст женихов! Пиши: «Дорогой Николай Степанович! Поздравляю вас с праздником весны. Желаю счастья, удачи. Я рада, что вы есть». «Вы» напиши с большой буквы. И подпишись: Катерина псковская.
– Секретарша же прочтет эту открытку! Что она подумает?
– Пусть думает, что хочет, – отмахнулась Изабелла.
– Я лучше фамилией подпишусь, – попросила Катерина.
– Пиши, как я сказала, – рассердилась Изабелла.
Катерина написала, как велела Изабелла, и отправила открытку.
В профкоме ей предложили путевку в дом отдыха в Ялту. За треть стоимости. Она отказалась: надо было готовиться к экзаменам. К ней проявляли внимание. Она это чувствовала. Иногда она думала: а вдруг директор в нее влюбился? И пугалась этой мысли. На фабрике все знали, что у директора есть любовница – технолог из цеха кожаной галантереи, высокая блондинка. Только не это, решила Катерина. Она старалась даже не проходить мимо здания фабричного управления, чтобы не встретить директора.
…Потом она поймет, что ее просто пытались приручить. Она и сама будет приручать бойких и агрессивных работниц, когда станет директором комбината. Энергию надо направлять в нужное русло. Так делали всюду. Недовольных, если они были умны и энергичны, выдвигали. И бывшие бунтари становились начальниками цехов, инструкторами райкомов.
Через несколько лет, когда Леднев станет директором фабрики, а Николай Степанович будет работать в Моссовете, они не раз встретятся на городских активах, в моссоветовских комиссиях, и Катерина будет во всем поддерживать и Леднева, и директора. Эти двое мужиков не бросят ее, когда на нее посыплются несчастья, они помогут ей в самые трудные годы, когда она останется одна с ребенком…
- Предыдущая
- 8/93
- Следующая