Контракт Паганини - Кеплер Ларс - Страница 7

— Казнь, — констатировал Томми и содрал с рук резиновые перчатки.

Из его голоса и с его лица исчез даже намек на недовольство. Он с улыбкой опустился на колени и стал фотографировать висящее посреди комнаты тело.

— Скорее всего, мы найдем повреждения на позвоночнике, — Поллок указал на труп.

Йона взглянул на потолок, потом на пол.

— Следовательно, мы имеем дело с демонстрацией, — с энтузиазмом продолжил Кофоэд, и фотоаппарат в его руках сверкнул вспышкой. — Убийца не пытался скрыть преступление. Наоборот, он хотел о чем-то заявить.

— Именно так я и подумал, — горячо подтвердил Бенгтссон. — Комната пустая — ни стульев, ничего, на что можно залезть.

Кофоэд опустил фотоаппарат и принялся изучать истекающий мочой труп.

— Повешение связано с предательством, — заметил он. — Иуда Искариот…

— Подожди-ка, — тихо перебил Йона и странным жестом указал на пол.

— Что такое? — спросил Поллок.

— По-моему, это самоубийство, — сказал Йона.

— Типичное самоубийство, — съязвил Томми Кофоэд, его смешок прозвучал несколько громковато. — Он взлетел…

— Портфель. Если бы он поставил портфель вертикально, то смог бы дотянуться до петли.

— Но не до потолка, — вмешался Поллок.

— Он мог привязать веревку раньше.

— Мог. И все же, по-моему, ты ошибаешься.

Йона пожал плечами и буркнул:

— Музыка, узел…

— Может, просто посмотрим, что в портфеле? — сосредоточенно спросил Поллок.

— Сначала мне надо проверить, что на портфеле, — сказал Кофоэд.

Все молча смотрели, как коротенький Томми, согнувшись, осторожно подбирается к «дипломату», расстилает на полу черную пленку с тонким слоем желатина, а потом аккуратно прижимает пленку резиновым валиком.

— Достаньте, пожалуйста, пару биопакетов и большую коробку, — попросил он, указывая на свою тканевую сумку.

— Гофрокартон?

— Спасибо! — Кофоэд поймал биопакет, который Поллок бросил ему высокой передачей.

Он взял анализы всего, что было на полу, и позвал Поллока в комнату.

— На торце ты найдешь отпечатки подошв, — предсказал Йона. — Портфель опрокинулся, и тело повисло.

Поллок молча подошел к кожаному портфелю и опустился на колени. Серебристо-седой хвостик лег ему на плечо, когда Поллок потянулся вперед и поставил «дипломат» вертикально. На черной коже отчетливо виднелись светло-серые отпечатки ботиночных подошв.

— Ну, что я говорил? — спросил Йона.

— Да пошел ты, — беззлобно отмахнулся Томми Кофоэд и улыбнулся всем своим усталым лицом.

— Самоубийство, — пробормотал Поллок.

— Во всяком случае — чисто технически, — заметил комиссар.

Они стояли и смотрели на висящее тело.

— Ну и что у нас есть? — спросил Кофоэд, все еще улыбаясь. — Покончил с собой человек, принимающий решения о продаже оружия за границу.

— Для нас — ничего, — вздохнул Поллок.

Томми Кофоэд стащил с себя перчатки, указал на покойника и спросил:

— Так что там с узлами и музыкой?

— Двойной морской. — Йона указал на узел. — Который я увязываю с флотской карьерой Пальмкруны.

— А музыка?

Йона помолчал, задумчиво глядя на него, и спросил:

— А что ты сам думаешь о музыке?

— Не знаю. Какая-то соната для скрипки, — сказал Кофоэд. — Начало девятнадцатого века или…

Он замолчал: в дверь позвонили. Все четверо переглянулись.

Йона двинулся в прихожую, остальные пошли следом за ним, однако замерли в салоне, чтобы их не было видно с лестничной площадки. Йона подошел к двери, поколебался, не посмотреть ли в «глазок», однако не стал. Ощутил поток воздуха из замочной скважины, когда протянул руку и положил ее на дверную ручку. Тяжелая дверь подалась. На лестничной клетке было темно. Временное освещение успело потухнуть, а свет, сочившийся через красно-коричневые окна подъезда, был слабым. Вдруг Йона услышал, как кто-то медленно дышит — совсем рядом. Шумное сопение стоящего за дверью человека. Рука Йоны потянулась к пистолету; он осторожно заглянул за приоткрытую дверь. В луче света, упавшем из квартиры, неподвижно стояла высокая женщина лет шестидесяти. Крупные руки, на щеке — большой пластырь телесного цвета. Седые волосы коротко подстрижены, девичья прическа «паж». Без намека на улыбку женщина взглянула Йоне прямо в глаза.

— Вы его сняли? — спросила она.

К часу Йона рассчитывал успеть на встречу с членами Комиссии по расследованию убийств.

Они с Дисой собрались пообедать в саду Росендаль [8]на Юргордене. [9]Йона пришел слишком рано и какое-то время стоял на солнцепеке, разглядывая пар, повисший над маленьким виноградником. Наконец он увидел Дису с тряпочной сумкой на плече. Маленькое умное лицо усеяно веснушками, а волосы, обычно заплетенные в две лохматые косички, ради торжественного момента распущены по плечам. Диса нарядилась: на ней было летнее платье в цветочек и босоножки на танкетке.

Они сдержанно обнялись.

— Привет, — сказал Йона. — Прекрасно выглядишь.

— Ты тоже.

Они взяли еду в кафетерии и уселись за столик на улице. Йона заметил, что Диса сделала маникюр. Она была руководителем археологической группы и обычно коротко стригла ногти, под которые иначе забивалась земля. Йона перевел взгляд на фруктовый сад.

Диса принялась за еду и с набитым ртом проговорила:

— Герцог Курляндский подарил королеве Кристине леопарда. И она держала зверя здесь, в Юргордене.

— Надо же.

— Я читала в дворцовых записях, что налоговая палата заплатила 40 далеров серебром за помощь в погребении служанки, которую разорвал леопард.

Диса откинулась на спинку стула, взяла бокал и с иронией заметила:

— Йона Линна, ты болтаешь не закрывая рта.

— Прости. Я…

Йона замолчал и вдруг почувствовал слабость.

— Что?

— Пожалуйста, расскажи еще. Про леопарда.

— У тебя грустный вид.

— Подумал про маму… вчера был ровно год, как она умерла. Съездил на могилу, оставил белые ирисы.

— Мне тоже не хватает Ритвы.

Диса отложила вилку и помолчала.

— Знаешь, что она сказала в последний раз, как мы с ней виделись? Взяла меня за руку и заявила, что я должна соблазнить тебя и от души постараться залететь.

— Могу себе представить, — рассмеялся Йона.

Солнце преломилось в бокале, заиграло в удивительных темных глазах Дисы.

— Я ответила, что вряд ли у меня получится, и она велела мне уходить и не показываться больше ей на глаза, уходить и не возвращаться.

Йона кивнул, не зная, что сказать.

— И ты останешься совсем один, — продолжала Диса. — Большой одинокий финн.

Он погладил ее пальцы.

— Мне этого совсем не хочется.

— Чего?

— Остаться большим одиноким финном, — ласково сказал он. — Я хочу быть с тобой.

— А мне хочется укусить тебя, и довольно больно. Можешь объяснить, почему? Когда я тебя вижу, у меня зубы чешутся, — улыбнулась Диса.

Йона протянул руку, чтобы дотронуться до нее. Он уже опоздал на встречу с Элиассоном и комиссией, но продолжал болтать с Дисой. Надо сходить в Музей северных стран — посмотреть на саамский свадебный венец.

Пока Йоны не было, Карлос Элиассон рассказал членам Комиссии о женщине, найденной мертвой на спортивной яхте в Стокгольмских шхерах. Бенни Рубин записал в протоколе, что расследование несрочное и что делом должна заниматься морская полиция.

Йона немного опоздал и едва успел присоединиться к обсуждению, когда позвонил Бенгтссон из патрульного подразделения. Они были знакомы давно, больше десяти лет играли во флорбол друг против друга. Йон Бенгтссон был приятным человеком, но растерял почти всех друзей, когда у него обнаружился рак простаты. Бенгтссон поправился, но, подобно многим ощутившим всесилие смерти, стал очень чувствительным и медлительным.