Журналист - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 24
- Предыдущая
- 24/98
- Следующая
По большому счету и этот Шакр был никому не нужен — там проживали всего около полутора сотен полуоседлых бедуинов, промышлявших в основном мелкой контрабандой, и не стали бы его северяне никогда захватывать, если бы не одно обстоятельство. Когда-то давно в этих примерно местах англичане вели геолого-разведочные работы, которые в конце концов увенчались-таки успехом — британцы нашли нефть. Но нашли они ее несколько не вовремя — шел 1967 год, Англия уходила из Йемена.
Все следы геолого-разведочных работ были тщательно уничтожены, а местные жители, помогавшие английским геологам, исчезли неизвестно куда… Остались только легенды о необычайно богатом месторождении, которыми тешило себя бедное, как церковная крыса, правительство НДРЙ. Однако со временем этими легендами заинтересовались «друзья» из Советского Союза, направившие в Южный Йемен целый отряд геологов. (В Адене даже был такой городок советских геологов — в районе Хур Максар.)
Советские ученые несколько лет бродили по безжизненным йеменским пустыням, ища эту распроклятую нефть, как мифические копи царя Соломона, — никто уже не верил в успех, когда в конце февраля 1985 года малочисленная, не основная экспедиция наткнулась-таки на месторождение как раз невдалеке от этого самого Шакра…
Ничего сверхъестественного в том, что координаты нефтеносного пласта стали известны в Сане в то же самое время, что и в Адене, не было. Геологи ведь не работали в режиме абсолютной секретности, наоборот, они активно общались с местным населением, покупая у него дешевые контрабандные шмотки из «капиталистического» Йемена, а контрабандисты народ такой, что среди них почему-то всегда оказывается масса агентов самых разных разведок, иногда вовсе даже экзотических…
Пока в Адене тихо балдели от неожиданной радости, северяне выкинули в этот самый Шакр батальон из трех рот глубинной разведки и заявили, что «город Шакр всегда был исконной северной провинцией». В Адене к такому заявлению отнеслись очень нервно и потребовали немедленно отвести войска. Сана это требование проигнорировала, а батальон, занявший Шакр, начал усиленно окапываться и оборудовать линию обороны.
Тогда президент Южного Йемена совсем рассвирепел и, грохнув по столу кулаком, повелел немедленно уничтожить «захватчиков и оккупантов», в чем его, кстати, с трогательным единодушием поддержала вся оппозиция. Чтобы северяне много о себе не думали, им решено было показать, что в Южном Йемене тоже есть десантные войска, поэтому почетная обязанность «отразить вероломную агрессию» была возложена на Седьмую бригаду спецназа. Но поскольку даже самые горячие головы в аденском генштабе понимали, что Седьмой бригаде всего несколько месяцев и она пока может только на параде пройтись (и то, если честно, довольно хреново), десантникам были приданы для усиления еще пять рот курсантов офицерского колледжа в Салах-эд-Дине и Восьмая танковая бригада, базировавшаяся там же.
Обнорский ничего этого, естественно, сначала не знал. Около пяти вечера 5 марта он вернулся вместе с Громовым и Дорошенко в Тарик из бригады, с наслаждением стянул с себя насквозь пропыленную и влажную от пота форму, сходил в душ, переоделся в гражданку и собрался идти в дукан за продуктами. Андрей надеялся, что к 8 марта съедутся все бригадные, вернется и Илюха из Эль-Анада, и Володька Гридич из Мукейраса, даст бог, и Леха с Сокотры прилетит, да и все остальные подтянутся — и будет у переводяг самый что ни на есть законный повод сесть за праздничный стол и отметить международный бабский день.
Поскольку из всех бригадных переводчиков Андрей один постоянно жил в Адене, на него, естественно, и пали все хлопоты по торжественной встрече коллег. Обнорский уже предвкушал, как они все соберутся, как сядут и выпьют по первой, а потом не торопясь пойдет неспешный мужской разговор о разных разностях… Ну а потом, уже после хорошей дозы, ребята начнут врать друг другу о бабах, и не важно, что все знают — вранья в рассказе очередного спикера минимум процентов шестьдесят, все равно слушать интересно… Правду говорят, что канун праздника гораздо приятнее самого праздника… и вот этот самый канун предвкушения и был безжалостно порушен Семенычем, который влетел в комнату к Андрею с безумными глазами и выпалил:
— Одевайся в камуфляжку, в бригаду едем!
Андрей недоуменно посмотрел на Дорошенко и спросил:
— Зачем? Ночные прыжки, что ли, решили провести?
Семеныч скривился, как от зубной боли, и перешел почему-то на шепот:
— Какие прыжки, сынок, какие, в жопу, прыжки… Война, похоже, началась…
Собрался Обнорский быстро — да и что там было собирать-то? Запасной комплект формы в вещмешок, пару банок консервов, блок сигарет, бутылку коньяка да разные туалетные мелочи…
Перед отъездом из Тарика Громова, Дорошенко и Обнорского вызвал к себе Главный. Генерал долго молчал. Андрей впервые видел Сорокина таким растерянным и явно не знающим, что, собственно, говорить. Наконец Главный собрался и, хмурясь, сказал по-простому:
— Вы, мужики, давайте там поосторожнее… На рожон не лезьте — ваше место с командиром бригады, и не более того. Поставленная задача ясна?
— Так точно, товарищ генерал, — ответил за всех Громов, но по его невеселому тону было понятно, что ничегошеньки на самом деле не ясно — как себя вести, брать ли оружие, что делать, когда все подойдет к непосредственному огневому контакту.
Видимо, некую двусмысленность ситуации понимал и Сорокин, но что он мог сказать офицерам? Что четких и ясных директив из Москвы не поступило? Легче ли от этого стало бы этим троим, стоявшим перед ним навытяжку? Генерал вздохнул и махнул рукой, скрывая досаду.
— Насчет оружия… и прочего… Действуйте по обстановке… Да, вот еще что. У нас есть данные… не очень, правда, проверенные. Относительно этого батальона в Шакре — там могут оказаться несколько наших… Вполне такое может быть, и вы… постарайтесь, чтобы это как-то поделикатнее, если…
Главный окончательно запутался, от этого разозлился и оборвал сам себя энергичным взмахом руки:
— Ладно, долгие проводы, как известно… Можете идти.
…Дорошенко и Громова из Тарика провожали жены — обе приехали в Йемен к мужьям почти одновременно, вскоре после Нового года. Советники сказали своим супругам, что уезжают на несколько дней на внеплановые КШУ, жены сделали вид, что поверили, но у обеих глаза были на мокром месте…
В бригаду приехали уже затемно. Там творился настоящий кавардак, все суетливо носились туда-сюда, получали оружие, патроны и сухпай, о времени выступления не знал даже Абду Салих, взвинченный до белого каления. После короткого совещания советники решили вопрос с оружием — Дорошенко и Громов взяли себе по ПМ и по «эфке». Обнорский же получил полный набор: пистолет, автомат с четырьмя рожками, три гранаты, боевой нож десантника и маленькую аптечку, которая совсем уж направила его мысли в невеселое русло.
Из Красного Пролетария выступили уже за полночь, когда из Адена пришли тяжелые грузовики, в которые полезли солдаты и офицеры, — по штату Седьмой бригаде полагались собственные автомобили и бээмдэшки, но они существовали пока лишь на бумаге штатного расписания: сроки поставки техники из Союза, как обычно, затягивались и срывались…
Дальше все происходило как в дурном сне. Сначала колонна зачем-то направилась в Салах-эд-Дин — очевидно, чтобы узнать о том, что курсантские роты смогут выступить не ранее чем вечером следующего дня, а Восьмая танковая бригада реально в состоянии поддержать спецназовцев всего лишь двенадцатью машинами — остальные танки были либо вовсе не на ходу, либо не выдержали бы дальний марш-бросок…
После Салах-эд-Дина колонна заходила еще в несколько населенных пунктов с абсолютно уже непонятными целями, но Обнорский, вымотанный нервным напряжением, голодом (дома он даже не успел толком перекусить) и духотой, царившей в набитом под завязку командирском «ландкройзере» (там, как на грех, сломался кондиционер), ничему не удивился. Он впал в полусонное, тупое оцепенение, то задремывая, то просыпаясь на плече такого же прибабахнутого Семеныча. Громов был более собран и деловит — он сидел впереди, рядом с Абу Салихом, и они постоянно о чем-то переговаривались и даже, как равнодушно отметил Обнорский во время очередного пробуждения, оживленно спорили. Андрей вслушиваться в их перепалку не стал (кажется, там дискутировался вопрос о возможности атаковать Шакр с ходу), надеясь снова уснуть и досмотреть красивый сон: ему снилась какая-то женщина в короткой юбке, сидевшая на скамье у осеннего пруда в Москве — пруд Андрей узнал, это было место за недавно открывшимся в столице индийским рестораном, а вот лицо девушки разглядеть не успел — проснулся. По фигуре вроде бы это была Маша, но…
- Предыдущая
- 24/98
- Следующая
