Выбери любимый жанр

Журналист - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 45


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

45

Генерал Сорокин выслушал короткий доклад Обнорского и Ташкорова в своей новой «резиденции». Главному военному советнику предоставили клубный домик строителей. Сорокин сразу же ухватился за главное:

— Так вы говорите, Абд эль-Фаттах в посольстве?

— Утром был там, — кивнул Андрей. — А сейчас — не знаю. Грицалюк опасался, что абьянские кочевники или те, кто стоит за ними, могут потребовать его выдачи…

— Так-так… — протянул генерал. — Понятно… Было видно, что Главный лихорадочно начал прокручивать в голове какие-то варианты, потеряв к ребятам интерес. Впрочем, он все же отдал распоряжение Пахоменко:

— Распорядись, чтобы твоих орлов накормили, дали ополоснуться и выделили по койке — пусть поспят. А сам — сразу ко мне, будем советоваться… Есть мысли…

Ребят накормили в рабочей столовой, где поварихами и официантками работали русские женщины, видимо жены строителей. Они щедро угостили Обнорского и Ташкорова борщом и тушеной картошкой с говядиной — переводчики, в которых наконец проснулся волчий голод, ели (точнее — жрали) так, что подавальщицы украдкой вытирали слезы передниками…

После еды их разморило от сытости и неудержимо потянуло в сон. Андрей и Назрулло выпили по полстакана мастики и закемарили прямо на улице, привалившись в тенечке к стене столовой, поскольку Пахоменко убежал к генералу, так толком и не сказав, где они могут поспать и помыться…

Долго спать им, однако, не дали: около пяти часов вечера референт нашел их и разбудил, велев срочно идти к генералу. Они встали и, кое-как отряхнувшись, побрели к клубу.

Главный был возбужден — он бегал по комнате и нервно покусывал нижнюю губу. Увидев Обнорского и Ташкорова, даже не пытавшихся вытянуться перед ним, Сорокин заулыбался, как добрый дедушка, и спросил:

— Передохнули чуток? Знаю — трудно, но придется вам, ребята, еще раз к посольству сходить…

Андрей сжал зубы и матерно выругался про себя: генерал сказал «сходить», как будто речь на самом деле шла о прогулке. Назрулло остался по-восточному невозмутимым.

— Дело вот в чем, — продолжил Главный, избегая смотреть ребятам в глаза. — Как вы сообщили, в нашем посольстве укрывается Абд эль-Фаттах Исмаил. В сложившейся ситуации, после известных… э… э… заявлений бывшего президента Али Насера, — генерал сделал акцент на слове «бывший», что наводило на определенные размышления, — именно Абд эль-Фаттах может стать общенациональным лидером, способным вывести страну из кризиса. В том случае, если останется жив, конечно…

Главный откашлялся и оглянулся на своего референта. Пахоменко подтверждающе кивнул, и Сорокин продолжил:

— Поэтому самое главное, чтобы в посольстве продержались до утра — пусть торгуются, тянут время, короче, что хотят делают, но чтобы до утра Фаттах остался у нас. К этому времени к нам сюда должны подойти Эль-анадская бригада, бригада Аббас, возможно, еще некоторые — тогда можно будет решить вопрос о деблокировании посольства… Передадите это все Грицалюку и дальше решайте по обстановке: будет возможность — возвращайтесь сюда, нет — оставайтесь там… К завтрашнему дню многое должно измениться, у нас появилась информация, что наши военные корабли завтра днем уже будут в Аденском заливе… От вас сейчас зависит очень многое — дойдите, передайте мой приказ… — В этом месте генерал запнулся, потому что посольству он ничего приказывать не мог, это все прекрасно знали, но поправляться Сорокин все же не стал. — И можете вертеть себе дырки для орденов. Я знаю, как вы устали, но послать мне больше некого, у вас уже есть опыт, значит, больше шансов… Остальные инструкции остаются прежними: в стычки категорически не вступать, уклоняться, оружие — только для самообороны в исключительных случаях… Вопросы? Ну, раз вопросов нет, то, как говорится, с Богом… Виктор Сергеевич с Геннадием вас подкинут до города, а дальше уже сами… Удачи.

Все тот же «газик» около шести вечера добросил их до того места на побережье, где начинался город. Аден дымился сотнями пожарищ, и удушливый запах горелой помойки, смешиваясь с трупно-кровяным смрадом, превращался в труднопередаваемый «букет», ощущавшийся уже на окраине. Поскольку город кольцом окружали горы, над Аденом стояло мрачное, серое марево, которое плохо пробивалось красноватыми лучами заходящего солнца. Андрей и Назрулло с неосознанной надеждой посмотрели в сторону моря, но не ощутили оттуда ни малейшего дуновения ветра. И советских военных кораблей тоже не было…

На этот раз они решили идти берегом моря через Нади Дуббат. Этот путь был, во-первых, немного короче, а во-вторых, ребята инстинктивно оттягивали момент, когда придется снова идти по заваленным разлагающимися трупами улочкам…

До офицерского клуба они добрались быстро — узкая улица, отходившая от Нади Дуббат, была пустынна, в лучах заходящего солнца она вся переливалась тысячами отблесков от усеивающих ее стреляных гильз… Эти красно-оранжевые танцующие блики начали завораживать Обнорского, он смотрел на них не отрываясь, поэтому, наверное, и не заметил вовремя опасности. Ее ощутил Назрулло — маленький таджик с неожиданной силой толкнул Андрея в плечо и закричал:

— Ложись!

Андрей упал на бок, еще не успев ничего понять, над ухом у него коротко ударил автомат Ташкорова, но секундой позже со стороны третьего дома по улочке затрещали ответные очереди сразу из нескольких стволов. Назрулло как-то по-детски ойкнул и упал прямо на пытавшегося перекатиться вправо Андрея. Ствол автомата Ташкорова больно ткнул Обнорского за правое ухо, и Андрей, похоже, ненадолго отключился, потому что, когда он смог поднять голову, к ним уже подбегали три йеменца в гражданской одежде, но вооруженные автоматами. Наверное, их ввела в заблуждение неподвижность тел переводчиков, лежавших на земле, во всяком случае они явно не ожидали длинной автоматной очереди, срезавшей всех троих. Обнорский не опускал палец со спусковой скобы до тех пор, пока затвор его «Калашникова» не лязгнул в последний раз… После оглушительной стрельбы у Андрея звенело в ушах, ему казалось, что по улочке еще бродит эхо от его бесконечной очереди… Больше никто не стрелял.

Андрей торопливо поменял магазин на полный и выждал несколько минут — улица была все так же пустынна, и так же посверкивали на солнце гильзы и осколки стекол, как и пять минут назад, но посреди нее лежали три неподвижных тела… Обнорский не знал, кто были эти люди — насеровцы, фаттаховцы, просто горожане, решившие за что-то сквитаться с двумя палестинцами или просто завладеть их оружием. Убитые могли быть кем угодно…

Андрей повернулся к Назрулло и перевернул его на спину. Маленький таджик был мертв — пуля вошла ему аккуратно между глаз, туда, где сходились широкие лохматые брови, за которые Илья иногда называл Ташкорова Леонидом Ильичом…

Не спуская глаз с улицы, Обнорский подхватил Ташкорова под мышки и, пятясь задом, оттащил его за угол здания Нади Дуббат. Там он осторожно опустил тело Назрулло на землю и присел рядом на корточки. Смерть изменила лицо Ташкорова — видимо, от пулевого удара в переносицу произошло кровоизлияние в нос, и он стал намного толще, чем при жизни. Карие глаза неподвижно смотрели в темнеющее небо, Обнорский бережно закрыл их, предварительно оттерев своей кашидой с лица кровь убитого. Потом он взял палестинский платок таджика, закутал им голову Назрулло и попытался вспомнить, как укладывают мертвых мусульмане. Вроде бы их располагали головой к Мекке. Андрей прикинул в уме карту и подвинул тело Ташкорова так, чтобы ступни его ног смотрели в сторону моря. Не зная, что еще сделать, он несколько раз беспомощно оглянулся, неумело опустился на колени, сложил по-католически руки перед собой и шепотом начал читать Фатиху:

— Бисми-Ллахи-р-Рахмани-р-Рахим… Аль-Хамду-лиль-Лла Рабби аль-Алямин, Ар-Рахмани, р-Рахим, Ма-лик-Яум-ад-Дин…[40]

Дочитав суру до конца, Андрей выкурил сигарету, тупо глядя в море, потом поднялся и, закинув автомат стволом вниз на правое плечо, пошел прочь. Оглянувшись в наступивших сумерках на тело Ташкорова, Обнорский вдруг почувствовал что-то вроде зависти к Назрулло — тому уже не надо было идти, передвигая измученные, сопревшие ноги, он мог спокойно лежать в теплой пыли и никуда не торопиться…

вернуться

40

Фатиха (Открывающая) — первая сура Корана. Именем Аллаха Милостивого, Милосердного. Слава Аллаху Господу миров, Милостивому, Милосердному, Царю в день Суда…

45
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело