Факультет рыболовной магии - Штерн Алексей - Страница 51
- Предыдущая
- 51/77
- Следующая
– Потому что это почечный камень моего деда, вот почему!!!
– В каком смысле?
– Да в таком, что однажды мой дед – Четвеерг сто восемьдесят девятый – ловил рыбу сразу на три поплавочные удочки, и, когда у него на одной из них рыба крючок оборвала, он решил новый привязать; взял крючок в рот, ну, как плотники гвозди берут, но в это время на второй удочке поклевка произошла. Он подсек, стал тащить, но и эта рыба тяжелой и сильной оказалась, а дед мой так старался, так пыхтел, что нечаянно крючок, что в зубах был, проглотил. Рыбу, правда, вытащил. А через полтора года у него начались почечные колики. Мучился дед, мучился, даже сознание несколько раз терял. И пока без сознания был, все кричал: «Де-е-ед, де-е-ед, выходи-и-и!» А потом – раз, и вышел из моего деда этот «Де-е-ед», то есть крючок, а вокруг него камень наросший, вот такой вот формы. То есть дед мой как бы его родил.
– Родил? – не удержалась Ксана. – Как это родил?
– Ну… – Четвеерг неожиданно покраснел. – Ну… понимаешь…
– А где крючок-то? – спросил Тубуз, чтобы замять возникшую неловкость.
– Самое интересное, – оживился Четвеерг, – что крючка никто, кроме моего деда, так и не смог увидеть. А он видел, и мотыля на него насаживал, и рыба на эту мормышку попадалась. И очень много попадалось. Дед в свое время много раз на наших гномьих соревнованиях благодаря этой мормышке чемпионом становился. Причем без всякого колдовства – колдовство специальная комиссия пресекала. Я своими глазами много раз наблюдал, как он на этого «Де-е-еда» крупную рыбу ловит. А вот крючка, сколько ни пробовал, даже на ощупь ни разу не почувствовал. Парадокс какой-то…
– А мне крючок показался, – вдруг сказал Железяка.
– Ха, показался! – не поверил Четвеерг.
– На него, как бы со стороны глядеть надо, как бы мельком. – Алеф скосил глаза в сторону мормышки и, как бы отводя их, протянул к ней руку, сомкнул пальцы миллиметрах в трех от тельца и поднял «Де-е-да» в воздух.
– Ха! Надо же! И впрямь увидел! Однако, ты мормышечку-то на место положи.
– Будь у меня такая на отборах, я бы точно первым стал, – вздохнул Железяка, кладя мормышку обратно на блюдце.
– Гр, не стать, – сказал Пуслан. – Первый все равно я стать!
– У тебя такое сокровище, – вновь вздохнул Алеф. – А у меня из всех мормышек только пять более-менее нормальных, которые я, между прочим, у гномов купил. – Он достал из жилетки и открыл свою маленькую коробочку. – Вот они.
– Вот эти? У гномов?!
В руках у Четвеерга появилось увеличительное стекло, через которое он стал рассматривать мормышки лекпина.
– Э-э-э, да тебе, милый, всего-навсего подделки под гномью работу всучили.
– Как подделки?!
– Поверь мне – точно подделки! Докажу – легко!
– Ну, докажи, докажи, – встрял Мухоол.
– Во-первых, клейма! – авторитетно принялся объяснять Четвеерг. – На этих мормышках примитивные выдуманные клейма, которые среди гномьего народа просто не существуют. А я, уж поверьте мне на слово, знаю запатентованные клейма всех гномьих мастеров мормышки во всем Среднешиманье, да и дальше к западу и северу! Во-вторых, крючки. Что это за крючки!!! Они же тупые и очень даже малопрочные.
В доказательство своих слов гном щелкнул пальцем по одной из мормышек, и крючок на ней с глухим звуком отломился.
– Ты, ты, ты, что делаешь! – опешил Железяка.
– Проверка на прочность, – невозмутимо заявил Четвеерг и щелкнул пальцем по второй мормышке, до бившись такого же результата.
– А-а-а! – завопил Алеф. – Это же мои лучшие мормышечки!!!
– Да как такие мормышки могут быть лучшими! Это же мусор, а мусор выбрасывать надо.
– Нет! – Железяка закрыл мормышки рукой, по которой пришелся очередной щелчок гнома. – А-а-а!!! – еще громче завопил лекпин, однако руку от коробочки не убрал.
– Гр, зачем обижать моего друга! – горой навис над Четвеергом Пуслан. – Зачем мормышки, гр, ломать! Нельзя, гр! Это его!
– Да ладно, ладно, – заулыбался Четвеерг. – Я просто говорю, что лучше, если они сейчас сломаются, чем на рыбе. Тем более, во время соревнований. Тебе повезло, что на соревнованиях крупняк не брал, а то остался бы через пятнадцать минут после старта без крючков – что бы тогда делал?
– Все равно, – Алеф потер руку, болезненно морщась, – это мои мормышки.
– Твои, твои, – не стал спорить Четвеерг. – Только три из пяти, поверь мне на слово, можно смело вы бросить на помойку. Но вместо этого я предлагаю тебе обмен. Ты отдаешь мне эти три бракованные мормышки, если их вообще мормышками можно называть, и я отправляю их в нашу гномью гильдию Справедливости, чтобы эксперты выяснили, кто позорит честное гномье племя таким гнилым товаром. А взамен я раз решаю взять одну, ЛЮБУЮ мою мормышку на твой выбор!!!
– Любую из всех, что здесь лежат? – Железяка даже не понял сначала – соглашаться ему на такое предложение или нет, ведь, когда дело касалось какой-либо коммерции, гномы славились своим вероломством. В то же время мормышки Четвеерга выглядели настолько идеальными, насколько примитивными казались ему сейчас его собственные.
– Меняй, меняй, – подал голос Малач. – Этот тебя не обманывает.
– Хорошо, – решился Алеф. Он передал Четвеергу мормышки, после чего без особых раздумий выбрал себе «Де-е-да». И сразу положил его в коробочку, бережно завернул в тряпичку и убрал во внутренний карман жилетки, который застегнул на пуговицу.
– Эх, – сказал Четвеерг, ревниво наблюдавший за манипуляциями. – Самую ценную мою мормышку прикарманил.
– Гр, ты сам предложить, – сказал Пуслан.
– Предложить, предложить, – передразнил Четвеерг. – я же не думал, что он именно эту выберет.
– Уговор дороже денег, – сказала Ксана.
– Да знаю я, знаю, – вздохнул гном.
– Гр, а со мной будешь обменяться? – спросил Пуслан и, в свою очередь, достал коробку с мормышками.
– И со мной, – предложил Мухоол.
– Ну, давайте, поглядим на ваше барахлишко…
Начались бурные обсуждения, споры, торги. Обстановка за столом оживилась, все словно позабыли о событиях последних дней, о своих бинтах и ранах. Только Шермилло безучастно продолжал попыхивать трубкой, да Малач в каком-то оцепенении исподлобья наблюдал за честной компанией. На самом деле мысли эльфа роились, словно пчелы потревоженном улье. События-то были одно страшней другого. Случай в заливе Премудром, отравление Воль-Дер-Мара, исчезновение и, скорее всего, гибель Гатауля, шабаш гоблинов и порча, наведенная на Шермиллу, убийство дядюшки Чассока и тетушки Оманидэ, случай с Пусланом…
Из рассказа Пуслана выходило, что страшные раны, от которых он едва не умер, тролль нанес себе сам. То есть его живое отражение – морок, насланный на него неведомыми врагами. Пуслан дрался с Пусланом, и все удары, которые он наносил, доставались ему самому. В конце концов страх одолел настоящего тролля, и он побежал, а оглянувшись, увидел, что и противник его тоже убегает, оглядываясь.
Все это было очень плохо, все это попахивало достаточно сильным колдовством, причем колдовством даже не темным, а черным, которое было запрещено уже давным-давно.
И не просто запрещено, черное колдовство преследовалось как властями, так и всеми церковными концессиями. На ведьм с их бытовым колдовством власти закрывали глаза и принимали меры, лишь когда число жалоб на них становилось значительным. Ведьмы ведьмами, но до сих пор существовали приверженцы серой, темной и черной магии. Скрытно творили они свои гнусные обряды, кое-кто попадался и был посажен в застенок. Но такие случаи были единичны. Малач помнил, как на заре его юности был раскрыт заговор темных колдунов, все гнездо которых отправили в подземелье, и судьба их стала очень печальной – палачи не знали пощады и были особенно жестоки по отношению к незаконным колдунам…
И вот черное зло вновь начало себя проявлять. Прорыв, который раньше упоминался лишь в легендах, теперь грозил стать реальным кошмаром. Об этом знали лишь посвященные, а таких были единицы. Не далее как две недели назад один из самых мудрейших магов и провидцев, декан факультета рыболовной магии Кшиштовицкий, призвал к себе в дом Малача, Воль-Дер-Мара, Шермиллу и поведал о предстоящем испытании. По его словам выходило, что в самом ближайшем будущем на землю готовится Прорыв иных существ, глубоко чуждых практически всем существующим народам и расам. Поведал он и о том, что остановить Прорыв не сможет ничто и никто, кроме некой группы единомышленников, объединенной одной страстью, и что руководить этой группой предначертано именно им троим: эльфу Малачу, человеку Воль-Дер-Мару и коту Шермилле. Каждый должен будет взять под свою опеку по три существа, в каждом из которых заложены магические способности. Все они родились в один год, все будут поступать в этом году на факультет рыболовной магии, у всех общая страсть – рыбалка. Имена их неизвестны, но с каждым проявится некая связь. Когда эта связь проявится и каким образом, тоже никто не знает. Как неизвестно и то, когда проявит себя Прорыв и что именно он из себя представляет.
- Предыдущая
- 51/77
- Следующая
