Кто-то должен умереть - Малышева Анна Витальевна - Страница 38

• Предыдущая
• 38/71
• Следующая

Вообще на соседок Рудников произвел далеко не такое приятное впечатление, как на проводницу. Правда, он не пил ничего крепче чая, не буянил, не лез с глупыми разговорами… Но девушка призналась, что ей почему-то было с ним жутковато.

– Не знаю, в чем дело… Только когда он лежал напротив, на полке, мне все время хотелось выйти в коридор. Вроде он был тихий… Но я старалась на него не смотреть. Какой-то он был… Загадочный.

– Что же в нем было загадочного?

– Не знаю. Я это чувствовала. Он как будто… – Девушка мучительно подбирала слова и вдруг выпалила: – Думал о чем-то плохом! Все время думал! И лицо у него было такое… Напряженное. Знаете, я как будто предчувствовала, что ему недолго осталось жить. Я вообще, знаете, обладаю такими способностями, даже ходила на курсы экстрасенсов…

Тему быстро замяли.

Что же касалось Федора Михайловича Чистякова, отца покойной, то его предпочитали больше не трогать. Было ясно, что старик ничего нового не скажет, по незнанию или по нежеланию – все равно. В последний раз, когда с ним пытались завести разговор на тему семейной жизни его дочери, он заявил, что в следующий раз попросту не откроет дверь следователю. Хватит с него! Невозможно выйти в магазин – на него смотрят как на зачумленного! Он сказал все, что знает. Стыдно терзать старого одинокого человека. Вот его записная книжка – получайте! Если следователь желает, он может позвонить всем родственникам и тянуть жилы из них, а он, Чистяков, покорнейше просит оставить его в покое!

При этих условиях свидетельство барменши представлялось достаточно интересным. Та еще раз щегольнула зрительной памятью, быстро составив фоторобот девушки.

– Нос немножко тоньше… Переносица тоньше. А рот подлиннее… И губы чуть поуже. Да, так. Стрижка короткая. На лбу волосы перышками. Темные. Глаза большие, почти круглые. Карие. Орехового цвета скорее. Симпатичная девушка, хотя не красавица. Ростом с меня. Да, теперь совсем похоже.

– Вы говорите, что она ушла с постоянной клиенткой вашего кафе?

– Это в первый раз. Она ее до дома провожала. А во второй – не знаю, я была занята, а когда посмотрела – за столиком уже их не было. Но она к ней подошла, это точно.

– Что у них общего?

– А она вроде бы тоже ее расспрашивала насчет парочки. Я даже спросила эту Настю – не из милиции ли она? Потому что много вопросов задавала и было видно, что ей небезразлично. Посторонний так просто расспрашивать не станет – верно?

Рая была права – девушка казалась очень подозрительной. Объяснить ее поведение бытовым любопытством было невозможно – она слишком интересовалась деталями и прилагала много усилий, чтобы их узнать. Принялись искать ту самую постоянную клиентку, но напоролись на обескураживающий факт – той запретили впредь посещать заведение. Барменша покаялась, что инициатива исходила от нее.

– Понимаете, ее уже невозможно было терпеть! Постоянно беспорядки, неприятности.

– Какие беспорядки?

Женщина выразительно щелкнула себя ногтем по горлу:

– А такие. Терпеть не могу, когда напиваются до такого состояния, что сами домой дойти не могут. Особенно женщины. Смотреть противно!

– Где она живет – знаете?

Та сказала, что не имеет привычки спрашивать посетителей о таких деталях. Где она живет, должна бы знать Настя, раз вызывалась ее провожать, но Настя в кафе больше не появляется. На всякий случай составили фоторобот бывшей постоянной клиентки. Барменша могла лишь предположить, что та работала в каком-то из близлежащих магазинов, а судя по тому, что являлась тут и в выходные, причем напивалась до положения риз, то жила наверняка где-то неподалеку.

– Хотя это только мои предположения, – скромно уточнила она.

Фоторобот девушки, которую предположительно звали Настей, прежде всего предъявили Федору Михайловичу Чистякову, поскольку та интересовалась его дочерью и, возможно, была с нею знакома. Мужчина долго не желал отпирать, и только когда следователь клятвенно пообщела, что уйдет через минуту, приоткрыл дверь. Взглянув на фоторобот, пожевал губами и наконец спросил: что натворила девица?

– Вы с ней знакомы?

– Сперва ответьте на мой вопрос.

– Разрешите все-таки войти?

Тот неохотно впустил следователя в квартиру, но в комнату не пригласил. Ограничился тем, что зажег свет в прихожей и еще раз взглянул на фоторобот.

– Эта девушка может быть знакомой вашей дочери?

– Нет. Она ее не знала.

– Так вы видели ее?! – ухватился за оговорку следователь.

Чистяков признался, что девица ему известна, и тут же прибавил, что дал зарок – не пускать в дом никого, кроме родни. Шляются всякие уголовницы!

– Она была тут, у вас?

– Да, два или три раза – уже точно не помню. Нет, кажется, три. Последний раз приходила с парнем, забрала драцену.

– Как – забрала?

– А я ей подарил. На черта мне эти веники! – Чистяков с неудовольствием разглядывал фоторобот. – Похожа. Говорите – знала Юлю? А прикидывалась, что не знает… Она ее последнего мужа знала, говорила, что жила с ним полгода.

– Так-так, – радовался следователь, стараясь не выдавать возбуждения. Нашлась наконец какая-то ниточка, ведущая к покойному Рудникову. Та самая девушка, которую смутно помнили работники автосервиса. Кстати, никто из них не решился на составление фоторобота, да и немудрено – девушку они видели только мельком. – А что она еще вам говорила? Как объясняла свои визиты? Когда появилась впервые?

Старик старательно припоминал подробности, но путался. То заявлял, что девица явилась к нему в конце мая, то в начале июня, то была два раза, то три, а внешности парня и подавно описать не смог – он его просто не разглядел.

– Она все про своего Николая спрашивала, – сказал Чистяков. – Про Юлю – почти ничего. Только допытывалась, в каком кафе повесилась. Она вроде и про самоубийство прежде не знала. Я не хотел ничего говорить, но потом все-таки сказал. Пристала, как банный лист.

– Это вы сообщили ей адрес кафе?

– Я. А что все-таки случилось? Почему у вас фоторобот, а не фотография? – насторожился вдруг старик. – Девчонка-то жива или?..

– Мы ищем ее, пока ничего неизвестно. Как она вам представилась?

– Настей. Больше ничего о себе не сказала. Да, и возраст назвала – то ли двадцать три года, то ли двадцать пять лет…

«У него все «то ли – то ли», – следователь занес подробности в блокнот. – Большая радость с таким возиться!»

– А драцену она сама попросила или вы предложили?

– Сам отдал. Мусора и так достаточно.

– Она давно у вас была?

– Да уж… – задумался старик. – Давно. То ли дней десять назад, то ли недели две…

С тем и пришлось его оставить. Больше он ничего сообщить не сумел.

Сотрудники автосервиса, где когда-то работал Рудников, также узнали «Настю» по фотороботу. Таким образом выяснилось одно – девушка, приходившая к Чистякову-старшему, действительно была сожительницей убитого.

– Такое впечатление, что девица пытается что-то выяснить. Сперва Чистяков, потом кафе, говорила с барменшей, с алкоголичкой… – заметил следователь сослуживцу за чашкой растворимого кофе.

– Или сообщница, или дура, – ответил ему приятель.

– Если второе – еще напорется на нож, как ее любовник. Эта твоя «черная вдова» и после самоубийства умудрилась от мужа избавиться!

Дело Юлии Чистяковой уже официально прозвали «делом черной вдовы». То был известный термин, которым пользовались, если надо было обозначить женщину, методически выходящую замуж и ради наживы (или в иных целях) убивающую мужей. Термин имел энтомологические корни – «черной вдовой» называлась порода пауков, самки которых непосредственно после спаривания поедали партнеров, дабы восполнить в организме недостаток белка, необходимый для качественной кладки яиц. Партнер, сделавший свое дело, воспринимался самкой исключительно как пища – без сантиментов. И хотя подобной жестокостью отличались паучихи практически всех видов, страшное название приклеилось лишь к одному из них.

• Предыдущая
• 38/71
• Следующая