Кто-то должен умереть - Малышева Анна Витальевна - Страница 40

• Предыдущая
• 40/71
• Следующая

И продолжила написание заявления об уходе. О работе в тот день не было и речи. Мария усадила перед компьютером молоденькую девушку, прежде бывшую на подхвате, наскоро показала нужные файлы, сунула ей под нос пухлые папки и посоветовала начальству поскорее обзавестись настоящим специалистом, иначе начнется хаос. Она никогда бы не поверила, что сможет говорить о работе, которой прежде отдавала всю себя, с таким олимпийским равнодушием. Женщина невольно копировала манеру любовника, и это отлично помогало избавляться от угрызений совести. С нею даже не спорили – так она потрясла сослуживиц, привыкших, что всегда молчаливая Мария потихоньку увядает среди них, как никем не любимое, забытое растение в горшке.

– Вы в самом деле выходите замуж, Мария Степановна?

– Да, в следующем месяце, – небрежно отвечала она. – Девочки, милые, сейчас времени нет, мне к портнихе. Забегу после обеда.

Она торопилась домой, в надежде, что Борис все еще валяется в постели, но ее ждало разочарование. Квартира уже была пуста, и приготовленная по дороге речь пропала даром. Она отыскала его визитную карточку и набрала номер мобильного телефона.

– Я уволилась, – радостно сказала Мария, услышав ответ.

– Ну и хорошо, – раздался его приглушенный голос. – Я заеду вечером.

– Ты рад?

– У меня деловая встреча.

Он дал отбой, и Мария опустила трубку с растерянной, глуповатой улыбкой. У нее было чувство, что она сделала что-то очень важное. Неизвестно лишь – во благо себе или во зло? На миг женщину охватила паника. Сколько она себя помнила, жизнь была наполнена работой, работой, работой… Теперь образовалась зияющая брешь, в которую тянуло жутковатым сквозняком перемен. Было и сладостно, и страшно. Она впервые ощутила, что полностью зависит от другого человека, и неуверенно сказала себе, что, наверное, это и есть настоящая любовь.

– Знаете, Настенька, об этом нужно предупреждать! – голос звучал начальственно, что впрочем, не было для девушки диковинкой. Кто угодно мог мнить себя ее начальством, исключая разве уборщицу да Антона. Девушка слушала спиной, возясь с кофеваркой. Варить и разносить кофе также входило в ее многочисленные обязанности.

– Я не могла позвонить, – глухо ответила она.

– Что за новости? Можно подумать, вы без сознания лежали!

Настя не ответила. Вторник начался с разноса на работе, и было похоже, что в течение дня накал страстей не спадет. Вчера она была очень нужна – потребовались какие-то бумаги, которые без нее никто не мог найти. Хотели позвонить Насте домой, но не нашли ее телефона – все данные о работниках хранились у нее же, в ящике под ключом, а ключ она по рассеянности унесла в пятницу. Вышел скандал.

– Если вы так будете относиться к работе, то… – продолжала долбить начальница, которая, в сущности, была не такой уж важной шишкой – она лишь совмещала должности бухгалтера и кассира в этой небольшой фирме. И тут девушка не выдержала. Сказались расстроенные нервы, накопившаяся усталость, две почти бессонные ночи… Она обернулась и заявила, что больше здесь не работает.

– Ты с ума сошла? – растерялась та, почему-то перейдя на «ты».

– Ничуть. Я не хочу тут больше работать.

– То есть… Увольняешься?

– И нечего на меня кричать! – выпалила Настя, хотя никто на нее не кричал – скорее это она сейчас излишне повысила голос. Бросив кофе на произвол судьбы, девушка бросилась к столу и кое-как сочинила заявление об уходе. Немедленно направилась в кабинет к директору, который лично принимал и увольнял всех, кого ему вздумается, напором взяла его, не обращая внимания на посетителя, заставила поставить подпись и удалилась, сопровождаемая бухгалтершей, которая кричала ей вслед, что, согласно договору, Настя должна была предупредить о своем уходе за два месяца, чтобы успеть передать дела другому секретарю.

– Да идите вы все к… – Девушка выскочила во двор и огляделась по сторонам. «Газель» Антона стояла у крыльца, но его самого не было видно. Настя подбежала к машине, рванула дверцу – незаперто. Она зло подумала, что сегодня ей везет – только как-то странно везет. Уволиться в два счета – это тоже надо суметь.

Антон появился через десять минут. За это время девушка успела послушать две песни по радио и решить, что она страшно несчастна. Посвистывая сквозь зубы, парень распахнул дверцу со стороны водительского сиденья, а увидев пассажирку, разом примолк.

– Что это с тобой? – спросил он, не отводя глаз от ее лица.

– Уволилась.

– Серьезно? Ничего себе… А с глазами что?

– Не спала. Ты мог бы и позвонить в воскресенье. Ты меня просто бросил. – Она нервно похлопала по колену сумочкой и вдруг прикрикнула на оторопевшего парня: – Садись наконец! Поехали отсюда!

– Куда? – пробормотал тот. – Мне нужно забрать листовки из типографии…

– Так поехали в типографию! Куда угодно – только вон отсюда! Меня тошнит от этого двора!

Она была зла на всех, но на Антона – в особенности. Как он мог бросить ее на произвол судьбы! Особенно после того, что услышал… Если бы парень попробовал оправдаться, она бы наверняка сорвала на нем гнев, но тот молчал и следил за дорогой. Наконец Настя сделала несколько глубоких вдохов и ощутила, что сердце забилось ровнее.

– Насчет твоего убитого жениха – это правда? – спросил Антон, сворачивая на проспект и по-прежнему не глядя в ее сторону.

– Нет, шутка.

– Почему ты не говорила, что собиралась замуж?

– А кто ты такой, чтобы тебе исповедываться? – бросила она. – Не кури, меня стошнит.

Антон выбросил за окно едва раскуренную сигарету. Типография находилась неподалеку. Настя минут сорок просидела в кабине, ожидая, пока пачки рекламных листовок погрузят в кузов. Радио она выключила. Солнце раскалило кабину, Настя чувствовала, как в голове тихо пульсирует боль. Девушка закрыла веки, и мир окрасился жарким алым цветом. Идти было совершенно некуда, делать – нечего. Она ощущала себя загнанной в тупик. Все, что удалось узнать о Николае, – она узнала. Все, что ей согласились сообщить о Юлии, – тоже. Прояснилась даже загадочная судьба пса – до определенной степени. Но разве это к чему-то привело?

Теперь она понимала, отчего так рьяно взялась за собственное расследование, хваталась за соломинки, которые тут же ломались у нее в руках, придавала огромное значение мельчайшим фактам. Если она занималась всем этим, то не так часто вспоминала Николая – Николая как человека, не как деталь головоломки. Сейчас, когда все было кончено, она думала только о нем. Его образ не стал тусклее, как ей казалось сперва. Он был прежним, настолько реальным, что иногда становилось страшно. Девушка с ужасом и отвращением вспомнила все свои романы и нарочно прикусила губу так, чтобы стало очень больно, – себе в наказание. Открыла глаза и сощурилась на залитый полуденным солнцем, глухой асфальтированный двор.

– Какой кошмар, – сказала она шепотом. – Умер именно тот, кто был мне нужен. И никак не наоборот.

– Ты что, богу молишься? – В кабину вскочил взмыленный Антон – ему тоже пришлось потаскать тяжелые пачки листовок. – Куда тебя подкинуть?

– Не знаю, – ответила Настя и потихоньку заплакала. Она не выдержала – нервы сдали окончательно.

– Ах ты, черт, ах ты… – растерянно повторял рядом Антон, не зная, как остановить этот поток слез и истерических всхлипываний. Настя плакала долго, под конец – почти с наслаждением. Ей стало немного легче, и когда она вытерла глаза и снова взглянула на божий мир, то обнаружила, что парень смотрит на нее с глубоким состраданием. Она попыталась улыбнуться.

– Извини. Ни в чем ты не виноват. Правильно сделал, что не звонил в воскресенье. Честно говоря, было незачем.

Антон поежился. Он все еще не мог забыть, как горько всхлипывала его бывшая сослуживица – как маленькая обиженная девочка. Ему было очень не по себе.

– Ты там говорила старухе про какую-то фотографию, – пробормотал он. – Это все-таки был…

Настя кивнула, и молодые люди с минуту молчали. Потом парень вздохнул:

• Предыдущая
• 40/71
• Следующая