Теперь ты меня видишь - Болтон Шэрон - Страница 38

• Предыдущая
• 38/75
• Следующая

Офицер управления из Скотланд-Ярда принес мне еще один мобильный телефон, так как предыдущий погубили воды Темзы. Все контакты были уже внесены в память. Гейл Майзон принесла мне виноград и сама съела половину грозди. Даже сержант Андерсон засвидетельствовал свое почтение.

Они по анонимной наводке нашли комнату, где жил Купер, — тесную клетушку над прокатом DVD в Актоне. Под завалами всевозможных препаратов, лекарственных и не очень, лежала сумочка Аманды Вестон.

Я сразу спросила насчет той женщины, с которой он якобы сожительствовал, но ничьих следов пребывания там больше не выявили. Купер явно жил сам.

При обыске также были обнаружены две копии огнестрельного оружия. Тот пистолет, которым он угрожал мне, скорее всего, никто уже не найдет, но я удостоверилась, что не ошиблась: пистолет был-таки игрушечным.

— Как ты это поняла? — спросила в один из визитов Таллок. — Он же был точь-в-точь как настоящий.

— Где-то с полгода назад в Саусварке произошло ограбление, — пояснила я. — И все данные обрабатывала я. «Иерихон-941», очень популярная пневматика.

— Теперь понятно, как он завел Аманду Вестон в парк. Помнишь, мы на пленке видели, как они вместе идут по Гроув-роуд?

Я кивнула, вспомнив, что с этой пленкой что-то явно было неладно.

— На первый взгляд, она вроде бы шла добровольно, но если он сказал, что у него пистолет…

Таллок была права. Женщины, которым угрожают пистолетом, обычно готовы на все. Женщины обычно не ожидают тех мучений, которым Аманда подверглась в парковом сарае. Стоит хоть раз такое увидеть — и пуля покажется меньшим из зол.

— С Джеральдиной Джонс, наверно, было то же самое. Если он сказал ей: «Развернись лицом к машине», — она могла подумать, что это ограбление, и повиноваться. Я бы на ее месте поступила точно так же.

Я не спешила с ответом. Таллок принесла мне белую орхидею в горшке — может, Джосбери рассказал ей о моей коллекции комнатных растений? С того утра он ко мне не приходил, но на следующий день я получила неподписанную посылку от немецкой компании «Штайф». Внутри оказался зверек с коричневым мехом, красным бантиком на шее и чрезвычайно симпатичной мордахой. Теперь у меня был плюшевый мишка.

И вот он сидел у меня в ногах, и мне пришлось насильно оторвать от него взгляд, чтобы посмотреть на Таллок.

— Купер сказал, что его подставили. Там, на мосту.

— Они все так говорят, Лэйси.

Наверное, она права.

— Но зачем?

— Да откуда же нам знать! Он давно принимал тяжелые наркотики. Школьные учителя утверждают, что примерным поведением он никогда не отличался. Очевидно, это был человек, который нуждался в помощи, но ему никто не помог.

— Но почему именно эти женщины? И зачем ему понадобились все эти сложности с имитацией Потрошителя?

— У него в квартире нашли много книг о Потрошителе и всякой сувенирной атрибутики — скажем, билет с экскурсии по Уайтчэпел. А почему именно те женщины? Ну, может, он их знал. Он же часто ошивался в школе. Может, его раздражали успешные люди.

Я кивнула. Логично.

Таллок достала из кармана пакетик для улик. Внутри что-то было.

— А еще мы нашли у него твою фотографию, Лэйси. Это моментальный снимок. Как ты думаешь, когда он мог его сделать?

Я взяла пакетик в руки. Какая-то улица, я открываю машину. Что-то привлекло мое внимание, и я крепко задумалась. Эту куртку я купила два года назад. Джинсы… Не помню, чтобы меня фотографировали.

— Ребята уже этим занимаются. Как только определим место, можно будет по свету и теням примерно назвать и время года. Может, даже записи с камер слежения найдутся. Нам необходимо выяснить, почему он зациклился именно на тебе.

Я со вздохом опустилась на подушки.

— Значит, это все, да? Мы поймали Джека-потрошителя.

Таллок встала и улыбнулась.

— По-моему, он сам решил, кто его поймает.

На ближайшие несколько дней Дана Таллок стала знаменитостью. Давать интервью она не хотела, но начальство настояло. Молодая — раз, женщина — два, экзотических кровей — три. Идеальная кандидатура. Кто-то даже мне предлагал дать интервью, прямо с больничной койки. Я отказала, мотивируя тем, что только начинаю карьеру в органах и излишняя слава мне пока ни к чему. Меня похвалили и назвали «мудрой не по годам».

Официально я была на больничном, но, когда заехала за вещами в участок, меня встретили стоячей овацией. Я снова расплакалась и наобнималась на несколько лет вперед. Боюсь, эти засранцы сломали мне еще одно ребро.

Выглядела я по-прежнему не ахти, но уже смирилась с этим. Под обезболивающим спалось слаще, чем когда-либо. А когда я просыпалась, рядом всегда был бурый мишка с красным бантиком.

В первое воскресное утро после выписки я, превозмогая боль, потащилась на автобусе на южный берег. В одном не самом популярном кафе у реки я увидела тощую, бледную девицу с крашеными черными волосами. Она сидела в очках, хотя нужды в этом не было. Когда я подошла, она даже не подняла глаз. А вот компания тинэйджеров за соседним столиком ее точно заприметила: они не таясь шушукались, и я подумала, как же часто бедняге приходится терпеть подобные грубости. За последние дни я на собственной шкуре ощутила, каково это, когда на тебя глазеют, — и не потому, что ты сегодня шикарно выглядишь.

— Привет, — сказала я, подойдя ближе.

Эмма Бостон наконец приподняла очки.

— Ого! Ну и досталось же тебе. — Она ни с того ни с сего улыбнулась, обнажив удивительно белые, как для заядлой курильщицы, зубы. — Садись, будем вместе выступать в цирке уродов.

Я села. Улыбку ее я видела впервые.

— Ты в порядке?

— Почти, — кивнула я.

К нам подошла официантка, я заказала кофе и тост с сыром. Эмма попросила повторить.

— Мне понравилась твоя статья, — сказала я, когда мы снова остались вдвоем.

Я не врала и не льстила. Через два дня после той передряги на Темзе в одной широкоформатной газете появились сразу два текста: один — на основе моего интервью, другой — на основе интервью с Таллок. И тексты эти вышли за пределы обычных репортажей, затронув базовый вопрос: что заставляет людей совершать бесчеловечные убийства?

— Я хорошая журналистка, — не без вызова заявила она.

— Я знаю. Спасибо, что не назвала меня по имени.

Она кивнула.

— Ну, а что у тебя новенького? Я так понимаю, ты не в подруги ко мне набиваешься. Ту бабу, с которой Купер якобы жил, не нашли? Мать сказала, что она с ней не знакома. Хотя она и сына лет сто не видела.

— Вообще-то я не об этом хотела поговорить. — Я украдкой взглянула на часы. — У меня для тебя, возможно, есть новая статья. Если ты, конечно, не против наступить на чью-то мозоль.

Она лукаво ухмыльнулась. В этот момент дверь открылась, и в кафе вошли три чернокожие девушки. Я встала, чтобы поздороваться с ними.

— Что с вами случилось? — спросила Рона.

— Подралась с одной баржей. Спасибо, что пришла. Привет, Тиа.

Двенадцатилетняя девочка, очень похожая на Рону, только ниже, стройнее и даже миловиднее, застенчиво мне улыбнулась.

— Это Ребекка, — представила Рона третью. — Подружка моя. С ней тоже такое было.

— Молодцы, что пришли. Я хочу вас познакомить с одним человеком.

Статья о Роне, ее подругах и проблеме групповых изнасилований в целом появилась восемь дней спустя. На первой полосе «Сандэй таймс» напечатали фотографию чернокожей девушки, грустно глядящей на Темзу. Это был кадр из фотобанка — всем девушкам Эмма гарантировала анонимность, — но он в полной мере раскрывал заявленную тему: что значит быть молодой чернокожей девушкой, которая живет в южном Лондоне и с ужасом встречает наступление нового дня.

В выражениях Эмма не стеснялась и миндальничать ни с кем не думала. Такое, конечно, не станешь лениво почитывать воскресным утром за чашечкой чая. Действия полиции, в общем, критике не подверглись, Эмма даже включила комментарии начальника «сапфировых отрядов», но вопрос был поставлен ребром: неужели власти игнорируют незащищенные слои населения, потому что правда колет им глаза?

• Предыдущая
• 38/75
• Следующая