Кровавый след - Мейер Деон - Страница 1

• 1/29
• Следующая

Июль – сентябрь 2009 г.

31 июля 2009 г., пятница

Измаил Мохаммед бежит по крутому склону Хейлигер-Лейн. Бешено развеваются фалды белой галабеи; воротник-стойка расстегнут в соответствии с требованиями современной моды. Беглец отчаянно размахивает руками – не только для того, чтобы сохранить равновесие, но и из-за смертельного страха. С его головы на мостовую на перекрестке падает вязаная шапочка-куфи. Измаил Мохаммед с надеждой смотрит на лежащий внизу город. Если он успеет добраться до центра, он спасен.

За его спиной во второй раз распахивается дверь. Из одноэтажного строения рядом с бокапской мечетью в Скотсеклофе выбегают шестеро мужчин, тоже в традиционной мусульманской одежде, и смотрят ему вслед. Один выхватывает пистолет. Он торопливо целится в фигуру Измаила Мохаммеда, успевшего отбежать метров на шестьдесят, и дважды стреляет наугад. Вышедший последним человек постарше бьет стрелка по руке снизу вверх, крича:

– Нет! Догнать его! Схватить!

Трое молодых людей бегут за Измаилом. Те, что постарше, остаются на месте и наблюдают за погоней.

– Шейх, почему вы не дали его убить? – спрашивает один.

– Пока нельзя, Шахид. Он подслушивал!

– Вот именно. Подслушивал и сбежал… Говорит само за себя.

– Но мы не знаем, на кого он работает.

– Кто, Измаил? Неужели вы думаете, что он…

– Никогда нельзя знать заранее.

– Нет. Он слишком… неуклюжий. Возможно, на кого-нибудь местных… Например, на НРА…

– Надеюсь, ты прав. – Тот, кого назвали Шейхом, следит, как преследователи перебегают по переходу Кьяппини-стрит, и обдумывает дальнейшие шаги. Снизу, на Бёйтенграхт, слышится вой сирены. – Поехали отсюда, – хладнокровно говорит Шейх. – Все поменялось. – Он быстро шагает вперед, к своему «вольво».

Со стороны центра доносится завывание еще одной сирены.

Она издали угадала его намерения по походке. Пятница, пять часов дня. Шаги торопливые и целеустремленные. Ею овладело дурное предчувствие; на плечи словно навалилась тяжесть. С огромным трудом она заставила себя отгородиться, успокоиться.

За Барендом тянулся шлейф запахов: шампунь, дезодорант – пожалуй, дезодоранта многовато. Даже не глядя, она могла сказать, что он куда-то собирается. Снова по-другому уложил волосы. Экспериментирует…

Он сел на высокий барный табурет за стойкой и весело спросил:

– Как дела, мам? Чем занимаешься?

– Готовлю ужин, – безропотно ответила Милла.

– А-а-а… Я-то сегодня ужинаю не дома.

Как она и думала. Скорее всего, Кристо тоже не вернется к ужину.

– Мам, тебе ведь сегодня не нужна машина? – спросил он тоном, отточенным за долгие годы до совершенства – он как будто заранее обижался на нее и в чем-то обвинял, но не явно, не открыто. Поразительное сочетание!

– Куда ты собрался?

– В город. Приедет Жак. Он получил права.

– Куда именно в город?

– Мы еще не решили.

– Баренд, я должна знать, – заметила она, не повышая голоса.

– Да-да, конечно, я тебе попозже скажу. – Прорываются первые нотки раздражения.

– Когда вернешься?

– Мама, мне восемнадцать лет. Когда папе было столько же, сколько мне сейчас, он служил в армии.

– В армии живут по уставу.

Он досадливо выдохнул:

– Ладно, ладно… Мы… поедем домой в двенадцать.

– То же самое ты говорил на прошлой неделе. А вернулся в третьем часу ночи. Ты учишься в выпускном классе, у тебя экзамены на носу…

– Гос-споди, мам, хватит уже об этом! Мне отдохнуть хочется! Тебе что, жалко?

– Нет, не жалко. Отдыхай, но знай меру.

Он презрительно хмыкнул, словно показывая: не такой он дурак, чтобы ей верить. Она заставляла себя не реагировать.

– Я же сказал, мы поедем домой в двенадцать.

– Пожалуйста, не пей.

– С чего ты вдруг так разволновалась?

Ей хотелось ответить: «С того, что недавно я нашла в твоем шкафу пол бутылки бренди. Ты неумело спрятал ее за стопку трусов. А рядом лежала пачка «Мальборо».

– Я обязана волноваться за тебя. Ты мой сын.

Молчит – значит, согласен… Она вздохнула с облегчением. Он добился чего хотел. До сих пор им удалось не поссориться. Потом она услышала, как он нетерпеливо постукивает ногой по стойке, как вертит в руке крышку от сахарницы, и поняла, что ничего еще не кончилось. Значит, ему нужны деньги.

– Мам, я не могу допустить, чтобы Жак и остальные платили за меня.

Он давно усвоил, что просьбы нужно излагать по очереди, а не все сразу. Научился умело строить фразы, подбирать нужные интонации. Она сразу почувствовала себя виноватой. Как ловко он ее подловил! А она, в извечном стремлении избежать конфликта, сразу же попалась на удочку.

– Разве у тебя уже закончились карманные деньги? – робко спросила она.

– Хочешь, чтобы я был паразитом?

Услышав знакомые агрессивные нотки и привычные обвинения в свой адрес, она поняла, что стычки не избежать. Что делать? Отдать ему деньги… все, что есть… весь кошелек. Пусть забирает. Именно этого он и добивается… Она глубоко вздохнула и сказала:

– Пожалуйста, постарайся все-таки не выходить за рамки. Восемьсот рандов в месяц – деньги не маленькие…

– Знаешь, сколько получает Жак?

– Баренд, это не имеет значения. Если хочешь больше денег, ты должен…

– Хочешь, чтобы я на хрен растерял всех друзей? Тебе просто влом мне помочь, тебя корежит, если мне хорошо!

От его грубости и крика она вздрогнула, сжалась. Он с досады запустил крышкой сахарницы в кухонный шкафчик.

– Баренд! – ахнула она.

Он и раньше часто выходил из себя. Закатывал глаза, заламывал руки, опрометью убегал в свою комнату. Отбежав подальше, трусливо бормотал себе под нос бранные слова. Но сейчас… Сейчас он всей тяжестью налег на стойку, лицо его дышало ненавистью к ней.

– Ты меня достала! – заорал он.

От его крика она пошатнулась, как от удара. Боясь упасть, оперлась рукой о дверцу шкафчика. Плакать не хотелось, но слезы все равно полились по лицу. В нос ударил запах оливкового масла. Она стояла у плиты, с деревянной ложкой в руке, и тихо повторяла имя сына, не надеясь, что он успокоится.

Баренд плюхнулся на высокий табурет. Лицо у него перекосилось от злобы и ненависти. Ей показалось, что ему в самом деле хочется ее ударить. И голос у него сделался в точности как у отца – презрительный, надменный:

– Господи, какая ты жалкая! Ничего удивительного, что муж изменяет тебе направо и налево!

Янине Менц помахал рукой знакомый чиновник из Координирующего комитета национальной разведки. Увидев, что она его заметила, он, не выпуская из руки бокал, начал пробиваться к ней в толпе гостей.

• 1/29
• Следующая