Власть холодного железа - Бриггз Патриция - Страница 14

Страх обычно и меня заставляет сердиться. Сердиться и забывать об осторожности. И я усомнилась в том, что показать ей перемену было такой уж удачной мыслью.

Я вернулась в человеческий облик, не обращая внимания на желудок, урчащий от голода из-за двух быстрых перемен. Оделась, старательно завязав на теннисных туфлях шнурки, чтобы узелки были одинаковы, и села, давая мисс Райан время прийти в себя.

Когда я подняла голову, она сидела, но по другую сторону стола и рядом с Кайлом.

– Зи мой друг, – спокойно повторна я. – Он научил меня чинить машины и продал мне свою мастерскую, когда вынужден был признать, что он из малого народа.

Она хмурясь смотрела на меня.

– Вы старше, чем выглядите? Когда малый народ объявил о себе, вы, должно быть, были совсем ребенком.

– Они объявляли о себе не сразу, – ответила я. Ее вопрос подействовал мне на нервы. На кону жизнь Зи, не моя. Пока не моя. Я продолжала говорить, чтобы она не спросила, почему Зи перестал таиться. Я никому не могу сообщать только об одном: о существовании Серых Повелителей. – Зи перестал таиться несколько лет назад, семь или восемь. Он знал, что клиенты не пойдут в мастерскую иного. Я уже несколько лет работала с ним, я ему нравилась, и он продал мне мастерскую.

Я собралась с мыслями: нужно рассказать ей все необходимое, но при этом нельзя говорить бесконечно.

– Как я уже говорила, он позвонил мне вчера и попросил помочь, потому что кто-то убивает иных в резервации. Зи думал, что мое чутье поможет найти убийцу. Я поняла, что это у него последнее, самое крайнее средство. Когда мы подъехали к резервации, у ворот дежурил О'Доннелл. Когда мы проезжали, он записал мое имя, это должно быть в записях. Думаю, если полиция догадается туда заглянуть, она найдет мое имя. Зи показал мне все места убийств, и я обнаружила, что единственным человеком, побывавшим во всех домах, был О'Доннелл.

Она делала заметки, пользуясь стенографией, но остановилась, положила карандаш и нахмурилась.

– О'Доннелл присутствовал на всех местах убийств, и вы утверждаете это, опираясь на обоняние?

Я подняла брови.

– У койотов очень острое обоняние, мисс Райан. Я прекрасно запоминаю запахи. Запах О'Доннелла я уловила, когда мы проезжали в резервацию, – и этот запах был во всех домах жертв, где я побывала.

Она смотрела на меня – но ведь она не вервольф, который может порвать мне горло за вызывающий взгляд, поэтому я не отвела глаз.

Первой опустила глаза она, будто бы сверяясь со своими заметками. Люди – обычные люди – очень плохо понимают язык тела. Может, она даже не заметила, что проиграла соревнование в доминировании, но ее подсознание об этом не забудет.

– Я поняла, что О'Доннелл состоял в штате БДМН охранником, – сказала она, переворачивая несколько страниц. – Может, он приходил расследовать убийства?

– БДМН понятия не имеет об этих убийствах, – ответила я. – Малый народ сам решает свои дела. Если бы они обратились за помощью к федералам, я уверена, этим занялось бы ФБР, а не БДМН. А О'Доннелл был охранником, а не следователем. Мне сказали, что у О'Доннелла не было никаких причин оказаться в доме у каждой из жертв, и я этому верю.

Она снова начала делать заметки. Я раньше никогда не видела, как пользуются стенографией.

– Итак, вы сказали мистеру Адельбертсмайтеру, что О'Доннелл убийца.

– Я сказала, что О'Доннелл единственный человек, чей запах я обнаружила во всех домах.

– Сколько мест вы посетили?

– Четыре.

Я решила не говорить ей, что есть и другие. Не хотела объяснять, почему не обошла все места убийств. Если Зи и со мной не хотел обсуждать мое посещение Волшебной страны, тем более он не захотел бы, чтобы я говорила об этом с адвокатом.

Она снова помолчала.

– В резервации убили четверых, а иные не обратились за помощью?

Я улыбнулась уголками губ.

– Малый народ не любит привлекать к себе внимание. Это может быть опасно для всех. Иные понимают также, что думают о них обычные люди, в том числе федералы. «Хороший иной – мертвый иной» – вот самое распространенное мнение консервативно настроенных работников национальной гвардии, ФБР, БДМН и любого другого правительственного агентства.

– У вас неприятности с федеральным правительством? – спросила она.

– Насколько мне известно, ни у кого нет предубеждений против механика-полукровки, наполовину индианки, – ответила я, отвечая откровенностью на откровенность, – так почему у меня должны быть неприятности? Но я прекрасно понимаю, почему иные не стремятся обратиться к правительству с просьбой о расследовании убийства: в прошлом их отношения были далеко не безупречны. – Я пожала плечами. – Может, если бы иные быстро поняли, что убийца не из их числа, они поступили бы по-другому, не знаю.

Она снова просмотрела свои записи.

– Итак, вы сказали Зи, что О'Доннелл убийца?

Я кивнула.

– Потом взяла грузовичок Зи и поехала домой. Когда мы расстались – было раннее утро, примерно четыре часа. Как я поняла, он собирался пойти к О'Доннеллу и поговорить с ним.

Я пожала плечами, посмотрела на Кайла и попробовала решить, насколько можно доверять его суждениям. Только правду, гм? Я вздохнула.

– Так он сказал, но я совершенно уверена, что, если бы у О'Доннелла не нашлось хорошего объяснения, до утра он бы не дожил.

Ее карандаш со стуком упал на стол.

– Вы хотите сказать, что Зи отправился к О'Доннеллу, чтобы убить его?

Я перевела дыхание.

– Вам этого не понять. На самом деле люди совершенно не знают малый народ. Помещать иного в тюрьму… непрактично. Прежде всего, это невероятно трудно. Удержать в заключении обычного человека трудно. Удержать иного, если он не захочет остаться, почти невозможно. А пожизненное заключение вообще очень невыгодно, если вспомнить, что иные живут сотни лет. – Или даже гораздо больше, но публике об этом знать не обязательно. – Если его отпустить, он вряд ли успокоится, объявив, что справедливость восторжествовала. Малый народ мстителен. Если вы помещаете иного под арест – неважно, по какой причине, – вам лучше умереть до того, как он выйдет на свободу, или вы пожалеете, что не умерли. Человеческое правосудие просто не готово иметь дело с малым народом, поэтому он сам о себе заботится. Иного, совершившего серьезное преступление, например убийство, просто казнят на месте.

Вервольфы поступают так же.

Она ущипнула себя за переносицу, как будто у нее заболела голова.

– О'Доннелл не был иным. Он был человеком.

Я хотела объяснить ей, что люди, привыкшие к своему правосудию, не будут так стараться, если преступник человек, но решила, что это бесполезно.

– Остается фактом, что Зи не убивал О'Доннелла. Кто-то побывал в доме охранника до Зи.

Ее бесстрастное лицо не говорило о том, что она мне верит, поэтому я спросила:

– Вы знаете историю Томаса Рифмача?

– Честного Томаса?[23] Это сказка, – ответила она. – Прототип ирвинговского «Рипа ван Винкля».

– Гм, – сказала я. – На самом деле я считаю, что это в основном подлинная история. Во всяком случае, Томас – реальная историческая личность, известный поэт тринадцатого века. Он утверждал, что королева фей семь лет продержала его у себя, потом позволила вернуться. То ли он попросил королеву дать ему знак, который мог бы показать родичам, чтобы они ему поверили, то ли просто украл у нее поцелуй. Какова бы ни была причина, свой дар Томас получил, но, как и большая часть даров малого народа, тот оказался скорее проклятием, чем благословением. Королева отняла у Рифмача способность лгать. Для дипломата, любовника или дельца это жестокий дар, но малый народ часто бывает жесток.

– Что вы хотите сказать?

Говорила она недовольно. Думаю, ей не нравится считать волшебные сказки правдивыми. Это распространенное отношение.

В малый народ люди могут поверить, но сказки есть сказки. В них верят только дети.

Сами иные всячески поддерживают такое отношение. Ведь в большинстве сказок малый народ не выглядит дружелюбным. Возьмите, например, сказку «Гензель и Гретель». Зи как-то сказал мне, что в резервации немало иных, которые, если бы им разрешили любимую диету, с удовольствием ели бы людей, особенно детей.