О чем рассказали мертвые - Франклин Ариана - Страница 17

• Предыдущая
• 17/82
• Следующая

— Ваш покорный слуга, мадам.

— Тогда вон там есть еще кисея. Покройте голову и заходите наконец внутрь — чтоб от вас был толк!

«Ах, она ко всему еще и груба!» — с досадой думал сэр Роули, пока Аделия шла обратно к трупам с решимостью бывалого солдата, который после краткой передышки возвращается в гущу сражения.

Во втором узле был Гарольд — рыжий сынишка торговца угрями, ученик монастырской школы.

— Сохранился лучше, чем Мэри, — заметила врачевательница. — Тело почти мумифицировалось. Веки и гениталии отрезаны.

Сэр Роули торопливо перекрестился.

Салернка что-то бормотала. Среди всяких загадочных слов он разобрал: «следы веревки», «острый инструмент», «анус — сплошная рана», «мел».

Слово «мел» Аделия повторила несколько раз, и Пико, угадав ее мысли, попробовал подсказать:

— Тут в округе добывают известняк. Из него состоят холмы Гог и Магог, возле которых мы останавливались на молитву.

— У обоих детей в волосах мел. А у Гарольда он даже на пятках.

— И что это значит?

— Его тащили по известняку.

В третьем узле были останки Ульрика. Восьмилетний мальчик исчез в этом году в День святого Эдуарда. Поскольку он пропал позже остальных, то над ним врачевательница особо много мычала и бормотала — сэр Роули уже сообразил, что количество производимых ею звуков прямо пропорционально числу любопытных открытий.

— Опять нет век и гениталий, — сказала она. — Этот труп вообще не был захоронен. Какая погода была в марте?

— Насколько я знаю, во всей Восточной Англии царила сушь. Все кругом плачутся, что озимые плохо взошли. Холодно, но без снега и дождя.

«Холодно, но без снега и дождя». Феноменальная память подсказала Аделии соответствующий пример — свинья номер семьдесят восемь с фермы смерти. Вес примерно тот же, больше. Странно.

— Ну-ка, отвечай, тебя после похищения убили не сразу? — спросила врачевательница у тела, позабыв, что рядом с ней не ко всему привычный Мансур, а сэр Роули. Тот суеверно поежился и воскликнул:

— Господи, что за вопрос?! И к кому? С чего вы взяли, что мальчик еще какое-то время жил?

Аделия ответила цитатой из Экклезиаста, которую часто цитировала своим студентам:

— «Всему свой срок. Есть время рождаться и время умирать. Есть время сеять и время собирать урожай». Разложение тоже повинуется закону времени.

— Стало быть, похититель не сразу лишил его жизни, а долго мучил?

— Не знаю, не знаю… — отозвалась врачевательница.

Бесчисленное количество причин может ускорить или замедлить разложение. Поэтому Мансур не стал бы задавать лишних вопросов. А этот болтает попусту, мешает сосредоточиться.

— Есть время думать и время делать выводы. Второе еще не наступило, — сухо добавила она.

Ступни Ульрика тоже были в мелу.

Когда изучение трупов подошло к концу и можно было дать добро на перекладку в гробы, за стенами скита день уже клонился к вечеру. Врачевательница сбросила кисею и фартук и вышла вон из жуткой комнатки. Сэр Роули задул лампы. И покойники остались в более подходящем для них мраке. Только рои мух гудели вокруг них.

Перед уходом сэр Роули помолился за упокой невинноубиенных и попросил у Господа прощения за свое участие в сомнительном деле изучения трупов.

На церковном дворе врачевательница мылась над тазом — натирала руки пенящейся мыльнянкой, тщательно терла и затем подставляла под струю воды из кувшина, который держала служанка. Сэр Роули последовал ее примеру. Он ощущал великую усталость — трудные и необычные впечатления этого дня умаяли и тело, и душу.

— Вы остаетесь, доктор? — поинтересовался он.

Похоже, эта женщина впервые за все время по-настоящему посмотрела на него.

— Как бишь вас зовут? — спросила она.

Вопрос был почти оскорбительный. Но обижаться не стоило: врачевательница выглядела еще более измотанной, чем он сам.

— Сэр Роули Пико, мадам. Друзья зовут меня Роули.

Аделия коротко кивнула. Было очевидно, что на дружбу с ним она не претендует и Роули звать не собирается.

— Спасибо за помощь.

Она сгребла свои вещи в дорожный мешок, подхватила его и пошла прочь.

Он торопливо кинулся за ней:

— Вы забыли сказать, к каким умозаключениям пришли! Мне кажется, наступило время делать выводы.

Салернка молча шла дальше.

Проклятая гордячка! Раз он записывал реплики во время осмотра трупов, она воображает, что дала ему достаточно материала для правильных заключений. Однако Пико, не будучи человеком скромным, все же отлично понимал, что эта женщина во много раз превосходит его в учености. Сколько ни тужься — вовек столько не узнаешь!

Поэтому он не сдавался:

— А кому вы доложите свои выводы?

Снова никакого ответа.

Они шагали по длинным теням растущих вдоль стены монастыря дубов. Колокол часовни призывал на вечернюю службу. От пекарни и пивоварни к церкви спешила толпа монахов.

— Может, пойдем к вечерне? — спросил Роули. Сейчас он как никогда нуждался во врачующей силе обстоятельной молитвы.

Врачевательница отрицательно мотнула головой.

Роули вышел из себя:

— У вас нет ни малейшего желания помолиться за невинноубиенных детей?

Врачевательница повернула к нему усталое бледное лицо — и ее ответ по ярости не уступал вопросу:

— Я здесь не молиться, а чтоб узнать, кто их убил!

По возвращении из замка в огромный дом, служивший приютом уже не одному настоятелю монастыря Святого Августина, приор Жоффре занялся хлопотами о достойном размещении заморских гостей.

— Она ждет вас в библиотеке, — сухо сообщил брат Гилберт. Он не одобрял общения приора с женщинами с глазу на глаз.

Жоффре быстро прошел в библиотеку и сел в просторное кресло за широким дубовым столом. Он не предложил женщине сесть — все равно не посмеет в его присутствии. Приор даже не поздоровался — было б с кем церемониться! Он сразу приступил к делу: кратко изложил, что гости из Салерно — важные персоны и их следует благоустроить на время пребывания в Кембридже.

Гилта внимательно слушала. Она была среднего роста и хорошего телосложения для своего возраста. Однако мускулистые ручищи, седые волосы, выбивавшиеся из-под захватанного белого чепца, суровое выражение словно вырубленного из камня лица и стальной блеск глаз делали ее похожей на престарелую фурию. Одним своим присутствием Гилта превращала библиотеку в пещеру дикого человека.

— Вот почему я призываю тебя на помощь, — заключил настоятель. — Наши гости нуждаются в тебе.

Гилта какое-то время хмуро молчала. Потом наконец заговорила, почти басом:

— Лето на носу. А об эту пору у меня завсегда с угрями хлопот полон рот!

Каждый год в конце весны Гилта вместе с внуком привозила с болот огромные чаны с водой, в которых клубились бесчисленные серебристые угри. Она выпускала рыб в ручей, бывший притоком Кема, на берегу которого располагалась ее летняя хибарка, крытая тростником. Когда угри достаточно подрастали, Гилта заготавливала их впрок — мариновала, солила и коптила — или готовила по своим секретным рецептам такие блюда и студни, что от покупателей не было отбоя.

— Знаю, знаю, — терпеливо кивнул приор Жоффре. — Но с угрями много мороки и маеты, а ты уже не та, что раньше.

— Да и вы не молодеете! — огрызнулась Гилта.

Женщина могла позволить себе такую фамильярность, потому что они были знакомы с незапамятных времен. И в свое время их связывали близкие отношения. Двадцать пять лет назад, когда молодой священник приехал в Кембридж и возглавил приход Святой Марии, именно Гилта, местная замужняя дама, стала его экономкой. Далеко не красавица, но ладная, работящая и смекалистая. Она могла бы стать и полуофициальной хозяйкой дома, благо муж оставался где-то в болотах: в те достославные времена на нарушение целибата в Англии смотрели сквозь пальцы, — только в последние годы папа римский вдруг залютовал по поводу «живущих во блуде священников».

• Предыдущая
• 17/82
• Следующая