Основная операция - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 21
- Предыдущая
- 21/96
- Следующая
Адмирал флота Истомин не был похож на настоящего врага Российской Федерации так же, как и контр-адмирал Косилкин. В данный момент в них трудно было распознать и адмиралов — обычные кряжистые рассейские мужики, разгоряченные удачной охотой, в камуфляжных комбинезонах с налипшими чешуйками сухого камыша и в проглядывающих из-под распахнутых воротников тельняшках.
— …"Интурист" только ввел охотничьи туры, вот два американских сморчка и прибыли… Заплатили, значит, они две тысячи долларов каждый — по тем временам агрома-аднейшие деньги, — смачно рассказывал Истомин.
У него было обветренное морщинистое лицо бабника и выпивохи и хитроватые маленькие глазки, выдающие умение вести дела исключительно в свою пользу. Если бы Истомин был трактористом, ни одной бабке не пришло бы в голову просить его вспахать огород «за так», без магарыча. Но трактористов не слушают с почтительным вниманием сановитые руководители, манеры которых выдают элитную породу комсомольско-партийных конюшен. Их за столом сидело шестеро, и все только рты не раскрыли, чтобы продемонстрировать живейший интерес к рассказываемой истории. Даже на закуски и водку внимания не обращали.
— Экипировка сказочная, ружья — «ремингтоны» штучные, тогда у нас таких и не видели, куртки для любой погоды, высокие шнурованные ботинки…
На поляне центральной усадьбы Камышихинского заповедника горел костер, егеря сноровисто свежевали огромного кабана, которого Истомин уложил со ста метров одним выстрелом, чему все были очень рады, хотя и по разным причинам. Организаторы мероприятия потому, что сумели потрафить высокому гостю, егеря — потому что все завершилось довольно быстро и теперь не придется до глубокой ночи бегать по горам, выслеживая очередного секача, сам адмирал — потому что продемонстрировал этим периферийным лаптям настоящий класс стрельбы. Вряд ли был рад исходу дела добытый кабан, но его мнение никого не интересовало.
— Мужики шесты в берлогу запустили и давай шуровать, — продолжал Истомин, показывая руками, как именно они это делали. — Шуруют, шуруют — ничего!
Главнокомандующий Военно-Морского Флота страны и начальник Управления стратегических подводных ракетоносцев прибыли инспектировать строительство новой базы Черноморского флота под Новороссийском. Охота была обязательным сопутствующим мероприятием, жестом гостеприимства и уважения со стороны непосредственно подчиненных начальников и местных властей.
В таких случаях, несмотря на общее оживление и веселье, отдыхает только один человек — старший по должности и званию. Для всех остальных это работа, причем очень ответственная, схалтурить здесь гораздо рискованней, чем провалить выполнение прямых служебных заданий. Кроме главкома, на поляне заповедника свободно себя чувствовал лишь Косилкин, находившийся с Истоминым в товарищеских отношениях уже много лет. Командующий Черноморским флотом и два его зама, зам губернатора края и мэр Новороссийска хотя и делали вид, что с интересом слушают адмиральские байки, на самом деле обдумывали, каким образом лучше задать свои вопросы, чтобы получить положительные ответы. А потому находились в несколько напряженном состоянии, и улыбки у них получались не вполне натуральные.
Остальная челядь — адъютанты, порученцы, референты, штабные и исполкомовские шнурки, обслуга базы и егеря к главным гостям не приближались и были озабочены лишь тем, чтобы угодить своим начальникам. А поскольку любой прокол, да что там прокол — любая шероховатость, ничтожная заминка: пережаренное мясо, перекинутая по неосмотрительности или не вовремя наполненная стопка, «не такой» взгляд или невпопад сказанное слово, — могли вызвать быструю и жестокую расправу, то поводов для веселья у них не было вовсе. Они делали тяжелую и изнурительную работу, опытный взгляд мог это определить без особого труда.
Лишь один человек не лез из кожи вон, чтобы угодить хозяину. Невысокий плотный мужчина с покатым лбом и глубоко посаженными глазами-буравчиками уверенно и по-хозяйски расхаживал среди суетящейся обслуги, будто контролировал качество выполняемых работ. Это был капитан второго ранга Мотин — помощник Косилкина по особым поручениям. Вытащив из висящих на поясе ножен обоюдоострый клинок, он подошел к распятому, словно на жертвеннике, кабану, раздвинул острой сталью густую жесткую щетину, коротко полоснул по вене и подставил жестяную кружку под струю не успевшей свернуться крови.
— …а потом затеялись фотографироваться с трофеем: дали нашему мужику аппарат, показали, где нажимать, а сами на тушу залезли, мостятся поудобней, — Истомин поерзал на грубой скамье, демонстрируя, как победители устраивались на убитом медведе. — А он возьми и оживи! На минуту, на миг какой-то ожил, заревел и стал подниматься, но тут же лапы подогнулись, и опять на землю упал. Только американцы за этот миг в штаны наложили. Так потом и отмывались кое-как, ни амуниция не помогла, ни «ремингтоны» их скорострельные…
Адмирал захохотал, и сидящие вокруг стола захохотали, только Косилкин слабо улыбнулся — он много раз слышал эту историю.
— А какая тут мораль? — спросил Истомин. И, не дожидаясь ответа, выпалил:
— Такая, что если кишка тонка, то никакие «ремингтоны» не помогут! А наши мужики с обычными старенькими двустволками шатунов валят! С рогатиной выходили! А американцы ходили на медведя с рогатиной?
— Никогда!
— Ни в жизни!
— Вы очень правильно сказали — кишка тонка!
Никто из присутствующих не являлся знатоком охоты на медведя в Соединенных Штатах, но порыв их был единодушен. Когда старший обозначил свое мнение, единодушными быть легко.
— Так давайте выпьем за русского мужика! — Истомин взметнул вверх хрустальный стакан с водкой, и сидящие за столом люди столь же дружно его поддержали.
— Не хотите, товарищ адмирал? — бесшумно подошедший Мотин, наплевав на субординацию, протянул помятую жестяную кружку. — Кровь убитого зверя его силу передает…
Истомин чуть замешкался, мгновенно наступила тишина, ибо дерзкий поступок неизвестного «нижнего чина» мог потребовать решительного осуждения либо, наоборот, — снисходительной похвалы. Но адмирал был в ударе и решительно взмахнул рукой:
— Давай!
Он сделал большой глоток и поспешно запил водкой, а кружку передал Косилкину, тот с явным отвращением пригубил и протянул кружку дальше — заместителю губернатора. Теперь ни у кого выбора не было, причащаться пришлось всем. Кто пил, кто просто прикладывал к губам, Истомин, скривившись, наблюдал. Его подбородок был перепачкан кровью.
— Ну а ты сам-то? — тяжелый адмиральский взгляд уперся Мотину в переносицу.
— Запросто! — не тушуясь, он взял кружку у подавляющего рвотные приступы мэра. — Да тут уже почти не осталось!
Поведение кап-два было на грани фола, а может быть, уже перешло эту грань. Потому что держался он как равный с равными, что являлось недопустимым нахальством, если, конечно, подобная фамильярность не подкреплялась родством с кем-то из сильных мира сего. Но обычно высокое покровительство не хранится в тайне. А раз никто ничего не знает…
— Ты нам зубы не заговаривай! — тонким от возбуждения голосом вскричал мэр. — Пей давай!
Мотин пожал плечами.
— Какие проблемы? Я прям из кабана напьюсь и сырым мясом заем.
— Пошли, посмотрим! — Истомин вскочил первым, за ним поднялись остальные. Начинался эпизод, не предусмотренный программой.
С кабана уже сняли шкуру и вытащили внутренности, вскрытую грудину распирало полуметровое топорище. Мотин с ходу засунул голову внутрь, раздалось глухое чавканье.
— Во дает! — усмехнулся Косилкин. — Зверь!
В его голосе отчетливо звучало одобрение, и это почему-то не понравилось Истомину.
— Зверь, говоришь? Сейчас посмотрим!
Резким рывком он вырвал топорище. Раззявленная туша закрылась, ребра накрепко зажали мотинскую шею. Тот что-то закричал, но из сыромясного плена вырвались наружу лишь невнятные глухие звуки. Истомин рассмеялся, и еще пять человек зашлись в хохоте, только Косилкин не веселился: в глазах у него появилось выражение человека, которому бросили под ноги гранату с выдернутой чекой.
- Предыдущая
- 21/96
- Следующая
