В день пятый - Хартли Эндрю Джеймс - Страница 70

• Предыдущая
• 70/96
• Следующая

Кассирша, женщина лет пятидесяти с иссиня-черными волосами, уложенными в высокую прическу, постучала по клавиатуре компьютера и кивнула. Да, этот человек оставил свои вещи, ячейку в камере хранения еще не отпирали, но получить к ней доступ можно будет только по распоряжению полиции.

— Это его родной брат, — сказал Мацухаси.

Томас протянул кассирше свой паспорт, та кивнула и улыбнулась, но затем склонила голову набок, изобразила сожаление и ответила, что ничем не может помочь.

Мацухаси начал что-то вежливо объяснять, но кассирша только улыбалась и качала головой. Она ничем не может помочь. Мацухаси изложил свою просьбу другими словами, но женщина непоколебимо стояла на своем.

— Ватаси но кёдайга, синда! — выпалил Томас. — Мой брат умер!

Женщина застыла, затем посмотрела на Мацухаси, который мрачно кивнул. Кассирша поколебалась, глядя на него, затем выдвинула ящик и достала связку ключей. Она что-то тихо сказала Мацухаси, но сути Найт не разобрал.

— В чем дело? — спросил он.

— Она сказала, что два месяца назад у нее умерла мать, — объяснил Мацухаси.

Томас посмотрел на женщину. Та мельком встретилась с ним взглядом и кивнула.

В ячейке лежал рюкзак со сменой одежды, кое-какими книгами и вырезкой из «Нью-Йорк таймс» от 4 апреля 2006 года. Заголовок гласил: «Ученые называют останки ископаемой рыбы „недостающим звеном“».

На фотографии был изображен скелет с доминирующим массивным бурым черепом, а рядом лежало чучело рыбы в натуральную величину. Она была покрыта зеленоватой чешуей, грузная, с коротким толстым хвостом и приплюснутой крокодильей головой с глазками вверху. Тело было рыбьим, но голова определенно принадлежала пресмыкающемуся. Передние плавники, начинавшиеся непосредственно под массивными челюстями, несомненно представляли собой ноги.

— Черт побери, это еще что такое? — прошептал Мацухаси.

— Tiktaalik roseae, — объяснил Томас, торопливо пробежав взглядом заметку. — Девятифутовое чудовище, которое плавало в воде и охотилось на суше в конце позднего девонского периода, триста шестьдесят миллионов лет назад.

— Эдварда интересовала палеонтология?

— Нет, — сказал Найт. — По крайней мере, не сама по себе.

— Тогда что? — спросил Мацухаси.

Но Томас долго молчал. У него из головы вылетели и молодой аспирант, и оживленный вокзал, и звучащие из громкоговорителей объявления, и вообще все, о чем он думал минуту назад. Вместо этого у него перед глазами мелькал калейдоскоп образов. Мозаичное изображение странной рыбы в Геркулануме, морские чудовища с крокодильими головами на барельефе в храме Изиды в Помпеях, странная рыба с ногами, выползающая из красной воды, на картине в гробнице в Пестуме…

Но этого же не могло быть. Рыба из газетной вырезки вымерла триста пятьдесят миллионов лет назад.

Так почему же ее изображение встречалось в искусстве Древнего Рима, будто плавало там?

Томас возвращался в ресторан в приподнятом настроении, готовый пробить стену враждебности и скептицизма силой своей убежденности. Наконец он нашел то, что искал. После стольких блужданий в потемках и бесплодных расспросов он получил результат. Во всей этой истории по-прежнему оставалось множество дыр, но теперь он чувствовал себя так, словно рылся в коробке с ключами и вдруг нашел тот, который идеально подходит к замку. За первой дверью есть и другие, но самой важной была именно эта, внешняя. Теперь он будет проверять другие ключи до тех пор, пока и все остальные двери не будут отперты.

«Куми должна меня дождаться», — подумал он.

Она просто не могла уйти не попрощавшись. Сейчас им хотя бы будет о чем говорить, и он сможет задержать ее еще на какое-то время.

За площадью перед вокзалом начиналась темнота, а ресторан стоял в узком извилистом переулке, завешанном пыльными красными бумажными фонарями, исписанными черными китайскими иероглифами. В воздухе висели густые испарения из вентиляционных вытяжек, пропитанные ароматом лапши со специями. Высоко на стене сияла реклама местного сорта пива.

Но здесь было и что-то еще.

Томас почувствовал это, расставшись с Мацухаси у вокзала, — мимолетное ощущение на самой грани восприятия, что-то такое, почти видимое, и вот теперь это вернулось. Он замедлил шаг, прислушиваясь, пытаясь определить, какой орган чувств был затронут, постоянно оглядывался назад.

Ничего. Переулок оставался пустынным.

Томас снова ускорил шаг. До двери ресторана оставалось всего ярдов двадцать. Но вот чувство вернулось, теперь уже другое. Не позади, но впереди возникло что-то такое, задевшее первобытный инстинкт опасности. Остановившись, Томас всмотрелся в испарения, висевшие, словно туман над болотом. Там, у самой металлической двери притаилось… черное пятно на стене, похожее на дыру или…

На укутанную фигуру.

На глазах у завороженного Томаса пятно переместилось, принимая определенные очертания. Оно двинулось вперед. Показались бледные руки с длинными пальцами, которые поднялись и откинули назад черный капюшон. Открылось то самое жуткое лицо.

— Нет, — пробормотал Найт, не в силах сдвинуться с места. — Ты мертв!

Упырь прошипел знакомый ответ, обнажая жуткие зубы, сунул руку за пазуху и вытащил нож с длинным лезвием.

— Нет… — повторил Томас.

После всего остального такое было уже слишком. Найт рассчитывал, что хотя бы это наконец осталось позади. Осознание того, что он ошибался, что ему снова придется иметь дело с тварью, оглушило его, лишив сил, возможности соображать, выжав досуха. Томас вспомнил схватку на стене замка, падение, машину «скорой помощи»…

«Которая уехала под вой сирены, с включенной мигалкой, — напомнил голос у него в голове. — А трупам некуда спешить».

Томас лишь молча таращился на своего врага, сраженный наповал этим откровением. Чудовище из его кошмарных снов осталось в живых и проследовало на противоположный конец земного шара, чтобы расправиться с ним.

Упырь медленно приближался, сверкая глазами, обнажив остро обточенные зубы, по-паучьи пересекая пустынный переулок рассчитанными движениями. Вдруг он без предупреждения набросился на Томаса.

Монстр двигался настолько невероятно быстро, что Найт опомнился только тогда, когда упырь уже прыгнул на него. Едва успев отбить руку с ножом, Томас повалился назад под неудержимым натиском. В Бари он был готов к схватке, его чувства обострились до предела после погони через весь Старый город, в жилах бурлил адреналин. Но теперь ему никак не удавалось обрести остроту восприятия, необходимую просто для того, чтобы остаться в живых, а противник шипел и рычал, получая наслаждение от поединка. Томас извивался, вырывался, дергал ногами, но в его движениях присутствовала обреченность, и чем дольше он сопротивлялся, тем больше убеждался в том, что потерпит поражение. Упырь был чересчур уж силен, действовал слишком сосредоточенно, целенаправленно. Нож застыл над горлом Найта, но всего на одно мгновение. Томас напрягался изо всех сил, стараясь его задержать, но лезвие начало неумолимо опускаться.

Томас дергался и крутился, но не мог вырваться. Зловещее острие приближалось к горлу. Он почувствовал, как сталь прикоснулась к коже чуть ниже кадыка, холодная и острая, собрал всю оставшуюся энергию, чтобы отстранить ее прочь, сконцентрировал до последней йоты всю силу. Какое-то мгновение казалось, что нажим ослаб, затем давление снова возросло, острие пропороло кожу, и Томас понял, что это конец.

Упырь удовлетворенно, словно акула, вкусившая кровь, закатил глаза, вдруг дернулся и застыл неподвижно. Он посмотрел в лицо Найту, и в его взгляде мелькнуло недоумение. Глаза округлились, задрожали, исторгая поток смешанных чувств, сменившийся безотчетным страхом.

Упырь съежился, обмяк, мышцы судорожно сжались и тотчас же расслабились. Томас выбрался из-под него, задыхаясь, объятый ужасом. Из спины твари торчал короткий меч, рукоятку которого продолжал сжимать Бен Паркс.

• Предыдущая
• 70/96
• Следующая