Обещание - Пиколт Джоди Линн - Страница 69

• Предыдущая
• 69/109
• Следующая

Он уже несколько месяцев спал на диване, поэтому не знал, проснулась ли Мэлани. Он принял душ в ванной на первом этаже, приготовил себе в дорогу оладьи и поехал на кладбище к Эмили.

Припарковался неподалеку, предпочитая пройтись в одиночестве и покое, которым здесь веяло. Под ногами скрипел снег, за уши щипал ветер. У ворот кладбища он остановился и поднял голову к бескрайнему голубому куполу неба.

Могила Эмили находилась за холмом, у его подножия. Майкл шел и размышлял над тем, что скажет дочери. Он не испытывал никакого смущения, разговаривая с могилой. Он постоянно разговаривал с созданиями, которые, как считалось, не способны понимать, — с лошадями, коровами, кошками. Он наконец преодолел последние метры длинной тропинки, откуда уже была видна могилка. На ней лежали цветы, теперь уже ломкие стебельки, оставшиеся после последнего посещения Майкла. На снегу виднелись ленты и куски бумаги. А прямо на замерзшей земле в ногах могилы сидела Мэлани и разворачивала подарки.

— Ой, взгляни на это! — воскликнула она. Майкл подошел уже достаточно близко, чтобы расслышать ее слова. — Тебе понравится.

Она надела кулон с сапфиром на высохшие стебельки принесенных Майклом роз.

Майкл перевел взгляд с мерцающего украшения на остальные подарки, разложенные, словно подношения, по обеим сторонам памятника. Кофейник на одну чашку, роман, несколько тюбиков масляных красок и дорогие кисти, Эмили любимые.

— Мэлани! — резко окликнул он. — Что ты делаешь?

Она медленно, как во сне, обернулась.

— Майкл, привет!

Майкл стиснул зубы.

— Это все ты принесла?

— Конечно, — словно бестолковому, объяснила ему Мэлани. — Кто же еще?

— Для… кого они?

Она недоуменно уставилась на мужа.

— Для Эмили. А что?

Майкл присел рядом с женой.

— Мэл, — мягко сказал он, — Эмили умерла.

Глаза ее тут же наполнились слезами.

— Я знаю, — хрипло произнесла она. — Но понимаешь…

— Нет.

— Просто это ее первая Ханука вне дома, — сказала Мэлани. — И я хотела… хотела…

Майкл обнял жену, прежде чем увидел, как по ее щекам заструились слезы.

— Я понимаю, что ты хотела, — успокоил он. — Я тоже хочу. — Он зарылся лицом ей в волосы и закрыл глаза. — Поедешь со мной?

Он почувствовал, как она кивнула, ощутил ее теплое дыхание. Они пошли по тропинке, оставив на могиле краски и кисти, кофеварку и кулон, — на всякий случай.

В аэропорту Манчестера на Рождество было не протолкнуться: люди носились с коробками с фруктовыми кексами и пакетами, рвущимися от подарков. В зале ожидания рядом с Джорданом вертелся в кресле Томас. Адвокат нахмурился, когда сын в тысячный раз уронил свои билеты.

— Ты точно запомнил, как делать пересадку?

— Да, — ответил Томас. — Если меня не проводит стюардесса, я попрошу кого-нибудь из пассажиров на выходе.

— Один нигде не ходи… — в очередной раз сказал Джордан.

— Только не в Нью-Йорке, — хором закончили оба.

Томас нетерпеливо ерзал, ударяя ногой по металлической спинке кресел.

— Прекрати! — велел Джордан. — Сидящим впереди неприятно.

— Папа, как думаешь, в Париже лежит снег? — спросил Томас.

— Нет, — ответил Джордан. — Поэтому лучше возвращайся домой, покатаешься на коньках.

Он намеренно подарил Томасу на Рождество коньки — в качестве откровенной взятки — и вручил их сыну до отлета на праздники к Деборе.

Они пару раз перезванивались через океан, горячо спорили, достаточно ли вырос Томас, чтобы лететь так далеко одному, ставили тысячи условий. Вообще-то несколько дней Джордан просто отказывался отпускать сына. Но однажды ночью проснулся, пошел в комнату Томаса, чтобы посмотреть, как сын спит, и поймал себя на том, что думает над вопросом, который доктор Фейнштейн задал Крису Харту: «И что из этого пугает тебя больше всего?» И понял, что его ответ совпадает с ответом Криса. До этого момента жизнь Томаса была наполнена только Джорданом. Что, если, когда появится выбор, все изменится? На следующее утро он позвонил Деборе и дал свое согласие.

— Объявляется посадка на рейс 1246 до Нью-Йорка, аэропорт «Ла-Гуардия». Третий терминал.

Томас так поспешно вскочил с места, что споткнулся о багаж.

— Эй, не гони! — воскликнул Джордан, протягивая руку, чтобы удержать его.

Собираясь поднять большую спортивную сумку, он замер, глядя на сына. И внезапно понял, что это мгновение навсегда врежется в его память, как, впрочем, и череда других: легкий пушок на щеках Томаса — признак раннего полового созревания; болезненная, «лагерная», худоба его рук; оранжевый «детский» билет, выглядывающий из кармана джинсов. Джордан откашлялся и поднял багаж.

— Боже, какой тяжелый! — воскликнул он. — Что ты там понабрал?

Томас усмехнулся, в его глазах прыгали чертики.

— Всего десяток экземпляров «Пентхауза», — сказал он. — А что?

Эта тема все еще оставалась открытой. Обсуждение ее они не закончили и время от времени наступали на больную мозоль. С облегчением Джордан заметил, что напряжение последней недели спало.

— Иди уже… на посадку, — сказал он и обнял сына.

Томас крепко обнял отца в ответ.

— Поцелуй от меня маму, — велел Джордан.

Мальчик отстранился.

— В щеку или в губы?

— В щеку, — ответил Джордан и легонько подтолкнул Томаса к посадочному трапу.

Потом глубоко вздохнул и направился к раздвижным дверям как раз напротив фюзеляжа самолета. «Подожду, — подумал он, — на случай, если в последнюю минуту Томас передумает». Засунув руки в карманы, Джордан стоял и смотрел, как летающее «такси» разгоняется на взлетно-посадочной полосе и поднимается в воздух. Наконец самолет исчез из поля зрения.

— Веселого Рождества, — поздравил надзиратель, отпирающий двери карцера.

Крис поднялся с пола и сел. Библия упала под койку, и он тут же засунул ее за пояс штанов.

— Да.

— Хочешь сидеть тут до Нового года? — проворчал надзиратель.

Крис непонимающе посмотрел на него.

— Вы намекаете, что все, я свободен?

— Сегодня начальник тюрьмы необычайно щедр, — объяснил надзиратель, придерживая дверь.

Крис быстро прошел по коридору и остановился у распределителя.

— Куда теперь?

— Прямо в тюрьму, — засмеялся надзиратель собственной шутке.

— Я имел в виду, на какой режим?

— Обычно после карцера идут в режим строгой изоляции, — ответил надзиратель, — но принимая во внимание рассказ твоего сокамерника о том, что тебя спровоцировали и не отвели к врачу, перед тем как отправить в карцер, ты возвращаешься назад в среднюю изоляцию. — Он открыл перед Крисом дверь. — Кстати, твоего приятеля Гектора перевели назад в «строгач».

— В «строгач»?

Конвоир кивнул. Крис на мгновение прикрыл глаза.

Когда он вошел в камеру, Стив что-то читал. Крис упал на койку и зарылся головой в подушку, вдыхая ужасный тюремный запах моющего средства, но испытывая блаженство уже оттого, что имеет подушку. Он чувствовал на себе взгляд Стива, но тот никак не мог решиться завести разговор.

Наконец, понимая, что рано или поздно заговорить придется, Крис убрал подушку с лица.

— Привет! — сказал Стив. — Веселого Рождества!

— И тебе тоже, — ответил Крис.

— Ты как?

Крис пожал плечами.

— Спасибо за то, что рассказал о Гекторе.

Он говорил вполне серьезно: Гектор не из тех, кто прощает стукачей.

— Да брось ты, — сказал Стив.

— Что ж, в любом случае спасибо.

Стив отвернулся и уставился в катышек на потертом рукаве своей рубашки.

— Я приготовил тебе кое-что, — как ни в чем не бывало произнес он, — на Рождество.

Крис испугался. Запаниковал. Он и подумать не мог, что здесь, в тюрьме, делают подарки.

— А у меня для тебя ничего нет, — ответил он.

— По правде говоря, — сказал Стив, засовывая руку под койку, — кое-что ты мне можешь подарить. — Он достал ужасного вида инструмент, сделанный из стержня ручки «Бик» и длинной, устрашающей иглы. — Татуировку, — прошептал он.

• Предыдущая
• 69/109
• Следующая