Обещание - Пиколт Джоди Линн - Страница 96

• Предыдущая
• 96/109
• Следующая

— Именно так я и подумала, — кивнула в сторону присяжной Ким Кенли. — Как видите, здесь реализмом уже и не пахнет. Настоящий сюр.

— Сюр? — повторил Джордан. — Не могли бы вы объяснить значение этого слова?

— Все видели картины в стиле сюрреализма. Дали, Магритт… — Заметив непонимающий взгляд Джордана, она вздохнула. — Дали. Художник, который написал мягкие часы.

— Понятно.

Он быстрым взглядом окинул присяжных. Как и любая группа людей, выбранная наугад в округе Графтон, они представляли собой единство противоположностей. Профессор экономики из Дартмута сидел рядом с мужчиной, который (Джордан готов был поспорить) никогда не покидал свою ферму в Оксфорде. Профессор из Дартмута явно скучал — по-видимому, изначально знал, кто такой Дали. Фермер что-то записывал в своем блокноте.

— Мисс Кенли, когда Эмили это нарисовала?

— Она начала в конце сентября. Работа еще не было закончена, когда она… умерла.

— Не закончена. Но она подписана.

— Да. — Учительница живописи нахмурилась. — И название есть. По всей видимости, Эмили считала, что вот-вот ее закончит.

— Вы не могли бы сказать, как Эмили назвала картину?

Длинный красный ноготь Ким Кенли навис над линией черепа, опустился к широкому языку, проглядывающим в глазницах облакам и указал на слово рядом с подписью автора.

— Вот название, — сказала она. — «Автопортрет».

Минуту Барри Делани, подперев кулаком подбородок, пристально разглядывала картину. Потом вздохнула и встала.

— Я не очень-то понимаю, что тут нарисовано, — призналась она Ким Кенли. — А вы?

— Я не специалист… — начала Ким.

— Нет? — вмешалась Барри. — Но остальные уверены, что защита нашла настоящего специалиста. Интересно, вы как учитель Эмили задавали ей вопрос, почему она нарисовала такую… тревожную картину?

— Я отметила, что эта работа в корне отличается от ее обычных картин. Эмили ответила, что тогда ей хотелось изобразить именно это.

Барри принялась расхаживать перед свидетельской трибуной.

— Для художников необычно пробовать различные стили, техники?

— Не такая уж это редкость.

— Эмили пыталась заниматься скульптурой?

— Один раз, недолго, в десятом классе.

— Гончарным ремеслом?

— Немного.

Барри ободряюще кивнула.

— А акварель?

— Да. Но Эмили предпочитала масло.

— Но время от времени Эмили писала картины в не свойственной ей манере?

— Разумеется.

Барри медленно подошла к картине с черепом.

— Мисс Кенли, когда Эмили впервые попробовала писать акварелью, вы заметили какие-либо изменения в ее поведении?

— Нет.

— Когда занялась скульптурой, вы заметили какие-либо изменения в ее поведении?

— Нет.

Барри подняла портрет с черепом.

— Мисс Кенли, когда Эмили писала эту картину, она вела себя как-то необычно? Вы что-то заметили?

— Нет.

— Больше вопросов не имею, — закончила допрос Барри и положила картину на столик для улик лицом вниз.

В коридоре здания суда стоял длинный ряд стульев, которые были поставлены таким образом, как будто связывали два зала судебных заседаний. В любой день на стульях теснились спешащие адвокаты, люди, ждущие предъявления обвинения, свидетели, которым было запрещено разговаривать друг с другом. В течение двух предыдущих дней Майкл сидел в конце коридора рядом с Мэлани. В противоположном сидела Гас. Но сегодня впервые Мэлани было разрешено присутствовать в зале суда, поскольку показания она уже дала. Гас заняла свое обычное место, отчаянно пытаясь делать вид, что читает газету и не замечает, как в здание суда вошел Майкл.

Когда он опустился на стул рядом с ней, она сложила газету.

— Не стoит, — произнесла она.

— Что не стoит?

— Сюда садиться.

— Почему? Пока мы не обсуждаем вопросы, имеющие отношение к делу, никто не запрещает.

Гас закрыла глаза.

— Майкл, одно то, что оба мы дышим воздухом в одной комнате, имеет отношение к делу. Только потому, что ты — это ты, а я — это я.

— Ты видела Криса?

— Нет. Сегодня вечером пойду на свидание, — повернулась к нему Гас. И после раздумий: — А ты?

— Я думаю, это было бы неправильно, особенно если сегодня меня вызовут давать показания.

Гас едва заметно улыбнулась.

— У тебя странное представление о моральных принципах.

— На что ты намекаешь?

— Ни на что. Ты уже свидетель со стороны защиты. Крис хотел бы лично поблагодарить тебя за это.

— Вот именно. Я свидетель со стороны защиты. И сегодня, скорее всего, я пойду и напьюсь, чтобы забыть весь этот кошмар.

Гас полуобернулась к нему.

— Не надо, — сказала она, кладя руку ему на плечо.

Они оба уставились на эту руку, от которой исходил жар. Майкл прикрыл ее ладонью.

— Может быть, пойдем вместе со мной? — предложил он.

Гас покачала головой.

— Мне нужно в тюрьму, — мягко отказалась она. — К Крису.

Майкл отвернулся.

— Ты права, — спокойно произнес он. — Всегда следует поступать во благо детей.

Он поднялся и пошел по коридору.

— Мисс Вернон, — обратился Джордан к свидетельнице, — вы специалист по арт-терапии.

— Да.

— Не могли бы вы объяснить нам, что это такое? — ободряюще улыбнулся Джордан. — Здесь, в Нью-Гемпшире, с арт-терапевтом не часто встретишься.

На самом деле Сандра Вернон прилетела из Беркли. У нее был калифорнийский загар, короткие платиновые волосы и степень кандидата наук по психологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе.

— Мы занимаемся психическим здоровьем человека. К нам часто обращаются, и мы просим пациента нарисовать определенный предмет, например дом, дерево или человека. Основываясь на этих рисунках, на манере, в которой они выполнены, мы можем делать выводы о его психическом здоровье.

— Невероятно! — воскликнул искренне пораженный Джордан. — Вы можете, глядя на черточки и палочки, сказать, что происходит в мозгу другого человека?

— Несомненно. Работая с малышами, которые еще не умеют выразить происходящее с ними словами, по их рисункам мы видим, не подвергаются ли они сексуальному или физическому насилию. И тому подобные вещи.

— С подростками вам приходилось работать?

— Иногда.

Джордан встал за спиной у Криса и намеренно положил руку ему на плечо.

— А с подростками, находящимися в глубокой депрессии и подумывающими о самоубийстве, работать приходилось?

— Да.

— Вы можете, глядя на рисунок подростка, увидеть намеки на сексуальное насилие или суицидальные наклонности?

— Да, — заверила Сандра. — Рисунки отражают скрытые чувства, которые подавляются. Которые являются слишком болезненной темой, чтобы каким-то другим способом это могло всплыть на поверхность.

— Следовательно, к вам может прийти ребенок, в чьем поведении не заметны аномалии, а вы посмотрите на его рисунки и сможете сказать, тревожит ли его что-то в жизни?

— Определенно.

Джордан подошел к столу с уликами и взял рисунок Эмили, который она сделала в десятом классе, где были изображены мать и дитя.

— Не могли бы вы обрисовать психологическое состояние человека, нарисовавшего это?

Сандра достала из кармана очки в тонкой оправе и водрузила их на нос.

— Это рисунок эмоционально стабильного, уравновешенного человека. Как видно, лицо и руки пропорциональны, рисунок вполне реалистичен, ничто не кажется необычным или преувеличенным, использованы яркие краски.

— Спасибо. А как насчет этого? — спросил Джордан, беря портрет с черепом.

Сандра Вернон удивленно приподняла брови.

— Это совершенно другой случай, — заявила она.

— Вы можете нам объяснить, что вы видите на этом рисунке?

— Конечно. Начнем с черепа. Череп сразу же говорит мне, что человек, вероятнее всего, поглощен приближающейся смертью. Но еще больше скажет смешение красного и черного цвета на заднем фоне — свидетельство о суицидальных мыслях, зафиксированное во многих трудах по психологии. А также это грозовое небо. Часто мы видим, что люди рисуют тучи или дождь, когда встревожены или подумывают о самоубийстве. Но еще более тревожный знак — то, что художник нарисовал тучи там, где должны быть глаза. Глаза символизируют мысли человека. Я бы сказала, что решение художника нарисовать сгущающиеся грозовые тучи в глазницах настойчиво свидетельствует о том, что его неотступно преследуют мысли о самоубийстве. — Она перегнулась через свидетельскую трибуну. — Можно… можно поднести рисунок поближе?

• Предыдущая
• 96/109
• Следующая