Расписной (Адрес командировки - тюрьма) - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 23
- Предыдущая
- 23/96
- Следующая
– Подумаешь, закавыка! – хмыкнул Вольф. – Я когда на волю вырвался, никого не спрашивал – взял от радости и перечеркнул три года. Так что, теперь ты их к моему сроку добавишь? Давай у общества спросим!
Он обвел рукой вокруг, незаметно осматриваясь. Обстановка была спокойной, хотя он знал: один жест Пинтоса, и все вмиг изменится.
– Я тебе не прокурор, чтобы срок добавлять. А общество и так все видит и свое слово скажет. Пока ты ответ держи, – сказал Коляша и ткнул пальцем прямо в храм на могучей груди Вольфа. – Говоришь, Степняк тебе сразу все три купола наколол?
Ничего такого Расписной не говорил, в вопросе явно крылся подвох.
– Про купола у нас с тобой базара не было. Но колол сразу. Третья ходка – три купола. Коляша причмокнул губами и кивнул:
– Это и ежу понятно. Трехкупольный храм – регалка авторитетная. Только бывает, храм и по частям набивают. Кажный купол по новой ходке дорисовывают.
– И что с того?
–. Да то, что не в цвет у тебя выходит! – Корявый палец ткнул в звезду вокруг правого соска. – Вот здесь куполок-то у тебя перекрывается! Значит, звезду уже опосля набивали! А так не бывает потому как храм главней звезды!
На шконках зашумели. Пинтос прищурился. Очухавшийся и с трудом сидящий на полу Микула оживился.
– Я Верблюда заставил туфтовые парчушки с кожей срезать!
– Погодь! – остановил его Пинтос. – Тут другое, Тут не о мелочевке базар идет – об авторитетских регалках. Дело серьезное! Что скажешь, Расписной?
И снова в камере наступила звенящая тишина. От ответа Вольфа зависела его судьба. А что отвечать? Потапыч действительно начал с наиболее трудной фигуры и забыл про последовательность нанесения иерархических знаков. Теперь совершенно очевидно, что Потапыч допустил серьезную ошибку, или, если придерживаться блатного жаргона, «упорол косяк». Отвечать за этот косяк предстояло Вольфу.
– Пургу ваш Коляша метет! – возмущенно выкрикнул он. – Звезды мне еще по второй ходке набили! А храм по третьей! Кто там кого перекрывает?! У него уже зенки не видят ни хера! Пусть все честные бродяги сами позырят!
Лучшая защита – это нападение. «Если что – при буром! – говорил Потапыч. – Там это проходит…» К тому же определить на глаз, какая из татуировочных линий нанесена первой, а какая второй – дело малореальное. Тут и экспертиза вряд ли поможет: в отличие от бумаги или картона человеческая кожа постоянно шелушится и обновляется…
– Нет, ты сам глянь, Пинтос! Да кто хочет подходите!
Пинтос нехотя наклонился, поводил рукой по татуированной коже, крякнул.
– Тут и впрямь не разберешь, – недовольно пробурчал он. – Только я кольщиком тридцать лет не был, а Коляша был. Потому общество ему и верит.
– А чему тут верить? – продолжал переть буром Вольф. – Что, меня менты раскрасили и наседкой в хату запустили? А чего высиживать-то в пересылках? Да и у кого из вас за душой такие громкие дела, чтобы мне шкуру портили?
Тишина из напряженной стала растерянной.
– И потом, разве я к вам пришел? Нет, вы меня сюда вызвали! Разве я что-то выпытывал? Нет, все только меня расспрашивают! Вот пусть Микула скажет – кому я хоть один вопрос задал? А?!
– Нос в чужую жопу он не совал, это верно, – нехотя подтвердил Микула.
– Вот так! Кто мне конкретную предъяву сделает? – Вольф резко развернулся. Три торпеды снова взяли его в полукольцо, теперь руки они держали за спиной, выжидающе глядя на смотрящего. Дело близилось к развязке.
В филармонии было жарко. Никому не известные гастролеры кривлялись «под фанеру» на пропыленной эстраде. Страдающие избыточным весом провинциальные красавицы, изящно кривя губки, дули себе в Декольте, некоторые обмахивались веерами. Резко пахло потом, лосьонами и духами.
Лейтенант Медведев зевнул – третий раз за сегодняшний вечер – и в очередной раз покосился на чеканный профиль сидящего слева полковника Старцева.
Начальник Владимирской тюрьмы лично опекал настырного комитетчика и организовывал ему культурную программу: то приглашал в гости, то парил в баньке, то водил в кино. Это аксиома для любого руководителя: проверяющего надо держать поближе к себе и всячески ублажать. Компанию дополняли дородная блондинка – супруга полковника и похожая на нее, только рыжая, младшая сестра, которая еще не успела выйти замуж. Последнее обстоятельство ненавязчиво, но несколько раз довели до тоскующего в командировке лейтенанта.
Медведев на сестру не реагировал и от спиртного отказывался, чем пробуждал в Старцеве самые худшие подозрения. Обычно проверяющие ведут себя не так… Вполуха слушая репризы конферансье и делая вид, что не замечает зевков столичного гостя, полковник в очередной раз ломал голову: чем вызван столь пристальный и замаскированный интерес КГБ к Владимирской тюрьме? С чего это вдруг офицер центрального аппарата сидит здесь уже неделю, задает какие-то странные, не связанные между собой вопросы, читает карточки заключенных, без видимых причин и какой-либо системы перебрасывает их из камеры в камеру? Зачем он часами ходит по длинным вонючим коридорам режимного корпуса и подолгу наблюдает в смотровые глазки за камерной жизнью? Почему в свободный вечер, отказавшись от соточки коньяка в буфете, напряженно ерзает в мягком кресле?
Медведев посмотрел на часы. В тюрьме прошел отбой, все должны спать… Но почему он испытывает беспокойство? Как-то раз, во время обыска в квартире разоблаченного американского агента, у него уже появлялось такое чувство. А через несколько минут, усыпив бдительность оперативной группы, шпион отравился замаскированной таблеткой цианида…
Лейтенант изменил положение, вытянул ноги, вновь глянул на циферблат. Время остановилось. Он прислушался к своим ощущениям. Беспокойство было связано с прикрываемым объектом. Человеком, фамилию которого он ни разу не назвал Старцеву. Которого опекал на расстоянии, как ангел-хранитель. Сейчас ему угрожала опасность. Мистика какая-то!
– Ну что, лейтенант, может, бросим эту скукотищу? – в свою очередь изобразив зевок, повернулся Старцев к Медведеву. – Пойдем погуляем, пивка попьем…
– Пойдем, – кивнул тот. – Только… Только давайте заедем в учреждение. Сегодня могут быть провокации, надо проверить контингент!
Старцев недоумевающе пожал плечами, но спорить не стал.
– Что ж, раз надо, давай проверим!
– Кто мне конкретно предъяву делает? Кто за базар отвечать будет?! – повторил Вольф.
Коляша привычно съежился. Смотрящий молчал, глядя в сторону. Торпеды стояли по-прежнему неподвижно, держась на безопасной дистанции.
– Что молчите?! Хватит сопли размазывать! Пинтoс, скажи свое слово! Хочешь начать мясню – давай, мне один хер! Только каждый баран будет висеть за свою ногу!
Вольф угрожающе навис над Пинтосом. Ему казалось, что победа близка. Смотрящий устало прикрыл глаза.
– Берегись кольщика! – тоненько заорал кот. – У него швайка, тебе в брюхо метит!
Раз! Вольф подставил руку. Еще секунда, и было бы поздно. Костлявый серый кулак с заточенным, как шило, штырем стремительно приближался к его животу. Жесткий блок остановил предательский удар. От грубо сточенного острия до распятой на кресте женщины оставалось не больше сантиметра.
– Ни фуя себе! – выругалась она. Вольф впервые услышал ее голос – грубый, пропитый и циничный. Хотя Потапыч и предупреждал, что эта картинка – блатное глумление над религиозными символами, только сейчас Вольф в полной мере ощутил глубину такого глумления.
Он сжал огромную ладонь, раздался стон, серый кулачок хрустнул, заточка покатилась по полу.
– Вот ты, значит, какой спец! – угрожающе сказал Вольф. – По мокрякам работаешь! Значит, все, что про регалки порол, – фуфло!
Это было чистой правдой. Убийцы не пользовались авторитетом в арестантской среде и не могли выступать судьями в спорах. Неудачный выпад заточкой перечеркнул все, что сказал Коляша. Хотя если бы удар достиг цели, сделанный им вывод стал бы окончательным и непоколебимым.
- Предыдущая
- 23/96
- Следующая
