ЗвеРра (СИ) - Галанина Юлия Евгеньевна - Страница 13

— Даже если все обходят седьмой дорогой эти хоромы, так быстро придти в негодность они не должны! — возмутился Марк. — Словно проказа их разъедает.

Он принюхался.

— Дымом тянет… Подвалы у Оленьего Двора, говоришь, хорошие? Похоже, живут в нём. Давай-ка в укрытие отойдём, а то торчим у всех на виду, нарываемся.

Марк оглядел округу и в качестве укрытия выбрал чудом сохранившийся фрагмент каменной ограды, защищавшей когда-то дворцовый сад на склоне над рекой. Руины романтично заросли колючими кустами дикой малины, это придало им дополнительную ценность в глазах практичного Марка.

Под прикрытием стены он нашёл пятачок, сравнительно чистый от растительности, и принялся обустраивать наблюдательный пункт. Птеке пришлось окутаться своей замечательной буркой, чтобы уберечься от колючек. Он деятельно помогал Марку ломать ветки для нужного обзора и заплетать лишние проходы. Марк, одним глазом поглядывая на разрушенный дворец, проверил территорию с обратной стороны стены, убедился, что натоптанных тропинок за ней нет.

— Что-то мне подсказывает, — пробурчал он, — самое интересное здесь ночью происходит. Похоже, надо садиться в засаду. Во всяком случае, соваться вот так — открыто — в руины, из которых потягивает дымом, я не рискну. Ладно, схрон мы подготовили, можно осторожно отступить. Птека, я на вашей кухне перец молотый видел, мне бы полбаночки…

— Хоть банку целиком, — пожал плечами Птека.

— Договорились. А у вас в городе есть хоть одна библиотека? Книгохранилище?

— На площади, рядом с ратушей, есть архив.

— Пойдём сейчас к вам домой, я оденусь потеплее, — и в этот архив наведаюсь. Бумагами пошуршу, попытаюсь следы Пророчества отыскать. А ближе к вечеру сяду в засаду.

— Я с тобой! — попросил Птека. — Не смогу дома сидеть, когда такие дела творятся.

— Любопытство сгубило кошку. А кошка это зверь, друг мой звеРрик… — предупредил Марк.

— Пусть! — махнул Птека. — С тобой я не боюсь!

— А зря… Я сейчас гарантированный источник неприятностей.

— Всё равно, — упрямо сказал Птека. — Мы хоть что-то делаем, а остальные просто ждут конца.

— Вольному — воля, — сдался Марк. — Благородное желание разнообразить остаток жизни — я прекрасно понимаю, и препятствовать не могу. Будешь незаметно дожидаться меня около архива вместе с банкой перца. Перед заходом солнца… На перец, конечно, надежда слабая, но уж лучше такая. Теперь организованно отступаем.

Они осторожно прошли оставленной тропинкой сквозь заросли и, спустившись к реке, покинули опасное место.

Марку уже из спортивного интереса хотелось застать врасплох хоть одного звеРрика в доме Птеки.

Куда там, опять все разбежались, лишь заслышав их шаги. Любопытные глазки подсматривали из щёлочек, — но быстро исчезали, только Марк делал шаг в их сторону.

Птека произвел разгром на кухонных полках и с гордостью выставил на столе батарею склянок с самыми разнообразными видами перца. Там был перец-горошек, и перец молотый. Перец чёрный, красный, белый и душистый. И стручковый, — большие сморщенные стручки и крохотные закорючки, способные превратить одной перчинкой ведро супа в полыхающее жидкое пламя.

Марк придирчиво всё осмотрел и в качестве оружия выбрал жгучий молотый перец, смешав и чёрный, и красный, и белый.

— Авось какой-нибудь подействует!

Птека нашел подходящую банку с плотной крышкой, стал высыпать в неё адскую смесь. Облачко перцовой пыли поднялось над столом, заставив и Марка, и Птеку отчаянно чихать.

— Ага, — довольно сказал Марк, прочихавшись. — Идея хорошая. Друг мой Птека, а есть в вашем обиходе такая неромантическая вещь, как клизма? Чёрт, до открытия резины вы ещё не дожили, забыл я… Тогда плотный кожаный мешочек. Или полотняный, но промасленный. И трубочка.

— Хочешь перец распылять? — сообразил Птека. — Давай пока ты в архиве сидишь, я схожу к ювелирам, возьму маленькие мехи, которыми они воздух накачивают.

— Мехи, говоришь? — Марк задумчиво раскусил горошину душистого перца. — Попробуй. А ещё мне нужен лист бумаги и карандаш. Или грифель.

Архивом заведовал звеРрь, хотя на мгновение Марку показалось, что перед ним звеРрюга, такой радостью полыхнули глаза старого лиса. Архивариус был неуловимо похож на несостоявшихся телохранительниц Марка: старый лисовин из породы рыжих лис, чью рыжесть давно съела седина.

— Я бесконечно рад, что хоть один человек заглянул сюда, — честно сказал архивариус. — До вас никто из пяти не догадался этого сделать.

— А чем вообще располагает архив? — осторожно поинтересовался Марк. — Летописи? Акты? Планы города? Мемуары доблестных участников знаменательных для ЗвеРры событий? Школьные сочинения на тему "Как прекрасна наша Родина?"

— Летопись есть, — признался архивариус. — Только пожар её попортил… Акты были, но тоже сгорели…

— Поскольку на ЗвеРру валятся, похоже, все несчастья Ойкумены, пожару в архиве удивляться не приходиться… Могу я сам посмотреть, что осталось на полках?

Лисовин ответил не сразу.

Марк не торопил.

— Хорошо, — наконец сказал архивариус.

Снял с пояса кольцо с ключами и отворил перед Марком дверь.

Ночь третья

Птека нетерпеливо ходил под окнами архива с банкой перца под мышкой. Время от времени он вспоминал, что делает это незаметно, не привлекая к себе внимания: и на секундочку прятался в одной из подворотен, видимо, в целях сбивания со следа врагов и звеРрюг. Через мгновение опять появлялся на мостовой и начинал маршировать туда-сюда с новыми силами, резко выделяясь на фоне спешащих по своим делам горожан.

Марк появился хмурый.

— Обчистили ваш архив, — объяснил он. — И я этому даже не удивляюсь. А после того, как обчистили, подожгли. Старый лис чего-то скрывает, он напуган. Но, с другой стороны, обрадовался мне, как родному. Вот и думай, что же там произошло…

— А я мехов не нашёл… — виновато сообщил Птека. — Ювелиры ждут конца ЗвеРры, работать перестали, лавки закрыты.

— Переключились на производство гробов? — кисло поинтересовался Марк.

— Нет… — растерялся Птека.

— А зря, я бы на их месте не упустил столь доходный промысел. Конъюнктура как раз благоприятная.

— А что такое конъюнктура? — переспросил Птека.

— Это когда есть спрос на гробы и белые тапочки. Аккурат перед очередным концом света, — подробно разъяснил Марк. — Фиг с ними, обойдемся пока и так. Пошли, стемнеет скоро: уши зябнут.

— Ты быстро привыкаешь к ЗвеРре, — заметил Птека. — Чувствуешь приближение ночи.

— Начнешь тут чувствовать, — ворчливо заметил Марк, доставая вязаную шапку. — Уши-то не казённые!

Холодало, и правда, стремительно.

Стоило солнцу уйти за свинцовые крыши, как холод волной покатился по улицам, заставляя горожан обрастать шерстью всех видов. Плечи окутывали косматые бурки и изящные меховые манто. Запестрели на мостовой полосатые, пятнистые, причудливо окрашенные шубки. Через мгновение улица приобрела зимний вид.

— Прямо цунами какое-то! — поёжился Марк, натягивая вязаные перчатки.

Птека привычно окутался блестящей шубой.

Безлюдными проулками они поспешили к Оленьему Двору, тщательно проверяя, нет ли хвоста. (Марк бы совсем не удивился, если бы после усилий Птеки остаться незамеченным, за ними увязалась бы толпа любопытствующих. Но им повезло.)

К месту засады успели засветло.

Марк взял у Птеки банку и тщательно засыпал перцем подходы к полянке, на которой они собрались коротать ночь.

— Сегодня мы всё равно будет только смотреть, — объяснил он. — Во всяком случае, носиться с гиканьем по кустам я не планирую.

ЗвеРра понемногу отходила ко сну. Тревожному, неспокойному сну, наполненному страхом.

Из зарослей, где прятались новоиспечённые засадчики, был виден не только Олений Двор, но и часть города.