Мистер Слотер - Маккаммон Роберт Рик - Страница 10

«Ну не знаю я! — отвечал Мэтью слишком, быть может, резко. — Я же ей не опекун! И разговаривать о ней у меня тоже нет времени».

«Но Мэтью, Мэтью! — И это действительно звучало жалобно — особенно когда Ефрем хромал на костыле. — Правда же, что ты таких красивых девушек больше вообще не видел?»

В этом Мэтью тоже не был уверен. Но сейчас, когда он стоял к ней так близко на лестнице перед дверью Мак-Кеггерса, пахло от нее очень приятно. Быть может, это запах коричного мыла, которым она моет кудрявые пряди медных волос, или аромат полевых цветов, обрамляющих соломенную шляпку. Берри было девятнадцать — исполнилось в конце июня. Событие отпраздновали, если можно так назвать, на борту злополучного судна, которое перевезло ее через Атлантику и выгрузило грязным комом на доски причала. Такой ее Мэтью впервые и увидел. Но тогда — это тогда, а сейчас — это сейчас, и намного лучше. Щеки и лепной нос Берри усеивали веснушки. Твердо и решительно вырезанный подбородок, темно-голубые глаза, такие же любопытные к миру, как и у ее достопочтенного деда. На ней было синее платье и кружевная шаль на плечах — ночной дождь принес прохладу. Еще до знакомства с Берри Мэтью ожидал увидеть гнома — в соответствии с диспропорциональным сложением Мармадьюка, но ростом она была почти с Мэтью, и ничего гномьего в ней не было. На самом деле Мэтью даже находил ее хорошенькой. Более того — интересной. Ее описания Лондона, его жителей, собственных путешествий — и приключений — в английской глубинке было очень интересно слушать за столом у Мармадьюка. Мэтью надеялся когда-нибудь увидеть этот невозможно огромный город, который звал его к себе не только атмосферой интриг и опасностей, почерпнутой из чтения «Лондон газетт». Конечно, до того, чтобы попасть в Лондон, надо еще дожить, поскольку интриг и опасностей и в Нью-Йорке хватает.

— Отчего ты на меня так смотришь? — спросила Берри.

— Как?

Он отвлекся мыслями, и глаза тоже отвлеклись, но он немедленно отвел взгляд и взял себя в руки. В ответ на стук Берри в двери приоткрылся глазок, и за ним показался глаз за стеклом очков. Когда Мэтью был здесь впервые, он стал свидетелем экспериментов Мак-Кеггерса с пистолетом над Розалиндой и Элси — двумя парикмахерскими манекенами, которые служили мишенями. Не говоря уже о том, какие еще предметы там за дверью. Через минуту Берри помчится по лестнице обратно.

Открылась дверь, и Эштон Мак-Кеггерс произнес приятным голосом:

— Добрый день, заходите, будьте добры.

Мэтью жестом пригласил Берри заходить, но она и так уже заходила, не обращая на него внимания. Мэтью ступал следом, Мак-Кеггерс закрыл дверь — и тут Мэтью чуть не налетел на Берри, потому что она застыла неподвижно, оглядывая пристанище коронера.

Свет, льющийся в окна мансарды, освещал то, что висело над головой на балках: «ангелов» Мак-Кеггерса, как он их когда-то назвал в разговоре с Мэтью, — четыре человеческих скелета: три взрослых и один детский. Вдоль стен этого макабрического зала висели двадцать с лишним черепов разных размеров — и целые, и с отсутствующими челюстями или другими элементами. Связанные проволокой кости ног, рук, грудные клетки, кисти и стопы служили декорацией, пригодной только для жилья коронера. В этой большой комнате стояли медового цвета каталожные шкафы, а на них — другие костяные инсталляции. Были здесь и скелеты животных, свидетельствующие, что Мак-Кеггерс собирает кости ради их форм и разнообразия. Рядом со столом, где в сосудах с какой-то жидкостью плавали предметы неопределенного, но явно не ординарного происхождения, была стойка Мак-Кеггерса со шпагами, топорами, ножами, мушкетами, пистолетами и более грубыми видами оружия вроде дубинок со зловещего вида гвоздями. И перед этим стендом предметов, превращающих человеческие существа в мясной ряд, стоял Хадсон Грейтхауз, который любовался инкрустированным пистолетом, вертя его в руках.

Оторвавшись от своего занятия, он посмотрел на Берри.

— А, здравствуйте, мисс Григсби!

Берри не ответила. Не двигаясь с места, она продолжала созерцать неприятную обстановку, и Мэтью подумал, что она от ошеломления слов не находит.

— Коллекция мистера Мак-Кеггерса, — пояснил Мэтью, будто и так непонятно.

Молчание затянулось, и наконец Мак-Кеггерс сказал:

— Могу ли я предложить вам чаю? Он холодный, но…

— Какая великолепная… — Берри помолчала, подыскивая слова, и выбрала: — галерея.

Голос ее был ясен и спокоен. Она протянула руку к детскому скелету, который висел к ней ближе всех. Мэтью вздрогнул, решив, что она собирается коснуться руки скелета, но тот все же висел слишком высоко.

Берри обернулась к коронеру, и Мэтью, обходя ее, увидел, как работают у нее мозги, оценивая человека, который живет в таком музее.

— Я так понимаю, что это — невостребованные трупы, а не то чтобы в Нью-Йорке уже места не хватает на кладбищах?

— Разумеется. Ваше предположение совершенно верно. — Мак-Кеггерс позволил себе намек на улыбку. Потом снял очки и протер их платком, извлеченным из кармана черных панталон. Чтобы лучше видеть Берри, подумал Мэтью. Мак-Кеггерс был всего на несколько лет его старше, бледный, среднего роста, с отступающими с высокого лба каштановыми волосами. Носил он простую белую рубашку с закатанными рукавами и всегда был два-три дня небрит. Несмотря на это, и себя, и мансарду он содержал в чистоте и порядке не хуже, чем Салли Алмонд — свою кухню. Снова водрузив очки на нос, он вроде бы увидел Берри в новом свете. — У меня здесь немного посетителей. Те, кто приходит, обычно ерзают и не могут дождаться, когда наконец можно будет уйти. Люди — почти все, они… вы понимаете — они очень боятся смерти.

— Ну, — ответила Берри, — я тоже от нее не без ума. — И бросила на Мэтью быстрый взгляд, сказавший, что у нее не совсем изгладилось напоминание о собственной смертности, пришедшее к ним на когтях ястребов и ножах убийц в имении Чепела. — Но в смысле формы ваши образцы весьма интересны. Можно было бы назвать их произведениями искусства.

— Совершенно верно! — Мак-Кеггерс чуть не просиял улыбкой, обретя родную душу. — Кости действительно красивы, не правда ли? Я уже говорил когда-то Мэтью, что для меня они представляют все очарование, что есть в жизни и смерти. — Он поднял глаза на скелеты с такой гордостью, что у Мэтью мурашки поползли по коже. — Вот эти молодые люди, мужчина и женщина, прибыли со мной из Бристоля. Девочка и старик найдены здесь. Понимаете, мой отец был коронером в Бристоле. Как и мой дед до него…

Резкий щелчок пистолетного курка прервал изложение семейной истории Мак-Кеггерса.

— Вернемся к нашему делу. — Грейтхауз кивнул в сторону стола у противоположной стены мансарды, где сидел в луче света Зед и чистил крючки, пинцеты и ножи, служащие инструментами профессии коронера. Он был одет в серую рубашку и коричневые панталоны — совсем не то, что вчерашний его костюм. Подняв глаза и увидев обращенные к нему взгляды, Зед бесстрастно посмотрел в ответ и повернул стул так, чтобы оказаться к публике спиной. После чего с удивительным достоинством продолжил свою работу.

— Значит, — снова сосредоточив свое внимание на Берри, заговорил Мак-Кеггерс, — вы цените искусство?

О Господи, подумал Мэтью. Будь здесь Ефрем, он ощутил бы укол ревности при виде такого подыгрывания интересам Берри.

— Определенно ценю, сэр.

Мэтью мог бы рассказать Мак-Кеггерсу, как талант Берри к рисованию помог разрешить загадку Королевы Бедлама, но его не спрашивали. Он глянул на Грейтхауза — у того вид был такой, будто он готов застрелить коронера.

— Ага! — Мак-Кеггерс очень много высоких чувств вложил в это простое замечание. Глаза за очками оглядели Берри от подошв до полей соломенной шляпки. — Вы как учитель интересуетесь, конечно… скажем так: необычным?

Теперь несколько опешила Берри:

— Простите?

— Необычным, — повторил Мак-Кеггерс. — Не только в формах искусства, но и в формах… творения?

Берри посмотрела на Мэтью, ожидая помощи, но Мэтью пожал плечами: он понятия не имел, к чему ведет Мак-Кеггерс.