Настоящая любовь и другие напасти - Гибсон Рэйчел - Страница 26
- Предыдущая
- 26/54
- Следующая
— Ты не должна была вернуться сегодня, — упрекнула Валери.
— При чем тут это? Ты сейчас занималась сексом. В моей гостиной. — О, Боже. — Что с тобой не так?
— Со мной все так.
— С отцом одного из моих игроков! — продолжила Фейт, приложив руку к пылающей щеке. И не просто с отцом одного из игроков. А с отцом того самого игрока, с которым они целовались прошлой ночью.
— Послушай, мы взрослые люди.
— Плевать!
— Теперь можешь повернуться.
Пока Марвин мурлыкал, какой он счастливчик, Фейт медленно, словно опасаясь того, что могла увидеть, повернулась. Мать успела накинуть красный шелковый халатик, а Павел застегнуть молнию джинсов.
— Я думала, Сэнди собиралась остаться с тобой.
— Она уехала домой.
Павел подошел и протянул руку:
— Приятно познакомиться, Фейт.
Та спрятала руки за спину и покачала головой:
— Может, в другой раз. Эти руки только что были… ну, вы понимаете.
— Фейт! — задохнулась Валери так, будто дочь совершила чудовищное преступление.
Павел запрокинул темноволосую голову и расхохотался. В уголках голубых глаз появились морщинки. Не считая морщин и смеха, он был очень похож на сына.
— Понимаю. — Саваж-старший потянулся за черной рубашкой, висевшей на спинке дивана. — Как прошла поездка?
— Что?
Ему интересно, как прошла поездка? Боже, эти люди ненормальные.
— Как его лодыжка?
— Что? — повторила Фейт. Ее мать провела в городе меньше двух недель и уже занималась сексом в доме дочери. Которая сама никогда не занималась сексом в этом пентхаусе.
— Как лодыжка Тая?
— О. Э… Не знаю. Мне пришлось уехать еще до игры. Я почувствовала недомогание и отправилась домой.
— Что с тобой? — спросила Валери.
— Кажется, я заболеваю.
Павел застегнул рубашку:
— Говорят, по городу ходит простуда. Наверное, тебе стоит отдохнуть и пить побольше жидкости.
Она что, правда стоит и болтает с отцом Тая о простуде? Пока он одевается?
— Может, тебе лучше присесть, — Валери коснулась ладонью лба дочери. — Ты вся горишь.
Это потому, что кровь бросилась ей в лицо. Фейт убрала руку матери:
— Я в порядке. — Или будет в порядке, если и когда оправится от всего, что произошло за последние двадцать четыре часа.
— Извини, Павел, — произнесла Валери, пройдя к стереосистеме и выключив Марвина.
«Извини, Павел»? Фейт только что застукала мать голой и на четвереньках! То, что ребенку не полагается видеть. И ей хотелось выколоть себе глаза. Как насчет «Извини, Фейт»?
— Не переживай, Вэл, — Саваж-старший заправил рубашку в джинсы. — Мы еще не раз позабавимся вдвоем. — Он сунул ноги в ботинки и взял кожаную куртку.
— В следующий раз снимем номер в отеле, — пообещала Валери, провожая Павла до дверей.
— Да уж, пожалуйста. — Фейт подхватила шляпную коробку и покатила чемодан по коридору в свою комнату. И могла бы поклясться, что слышала, как они поцеловались — как раз когда она закрывала дверь. Фейт бросила на кровать коробку, открыла ее и достала чистое нижнее белье. Однажды она потеряла багаж и с тех пор на коммерческих рейсах всегда возила украшения и другие ценные вещи с собой.
— Не могу поверить, — сказала Валери, открывая дверь и заходя в комнату, — ты поставила меня в неловкое положение перед Павлом.
Фейт оглянулась на мать по пути к шкафу из красного дерева.
— Ты занимались сексом в моей гостиной, словно подросток, — напомнила она Валери. — Тебе и следует чувствовать себя неловко. Ради всего святого, тебе же пятьдесят!
— Пятидесятилетним тоже нравится заниматься сексом.
И вовсе не стоит этим хвастаться. Фейт открыла комод и положила в ящик трусики.
— Не в доме своих дочерей и не с первым встречным!
— Тебя не было дома, а Павел не незнакомец.
— Знаю. — Фейт задвинула ящик и прошла к кровати, покрытой красным шелковым одеялом. Ее мать и Павел были катастрофой, которая вот-вот грозила разразиться. И это случится. Это всегда случалось. — Он — отец Тая Саважа. Ты не могла найти кого-то другого, кроме отца капитана моей команды?
— Ты видела Павла? — спросила мать так, будто это все объясняло. К сожалению, для самой Валери так и было.
— Да. Даже больше, чем хотелось бы.
Валери скрестила руки под большой грудью:
— Я никогда не понимала, как ты можешь быть стриптизершей и девушкой «Плейбоя» и оставаться такой ханжой в вопросах секса.
Фейт никогда не была ханжой. Вовсе нет. Просто она не стала нимфоманкой, как мать. Вопреки всему, что люди думали о ней, о ее бывшей профессии, о том, как она одевалась, миссис Даффи никогда не была повернутой на сексе особой. Она всегда могла себя контролировать. Во всяком случае, до прошлой ночи. И Фейт не знала, было ли дело в сексе или просто в потребности удовлетворить сдерживаемые пять лет желания. Плохо только, что эта потребность вышла из-под контроля перед Таем Саважем.
— Как можно сниматься в «Плейбое» и хотеть жить, как монашка? Для меня это не имеет никакого смысла.
Стриптиз и работа в «Плейбое» не имели ничего общего с сексом. Все это делалось ради денег. Фейт всегда разделяла эти понятия. Она уже объясняла это матери раньше и не хотела повторять все сначала. Для Валери быть сексуальной и заниматься сексом означало одно и то же: разницы она никогда не увидит. Даже если попытается. Но она и не пыталась.
— А я никогда не понимала, как можно спать с мужчиной, которого едва знаешь.
— Мы с Павлом знакомы.
— Ты в городе всего две недели!
— Нужен лишь миг, чтобы ощутить «химию», — мать присела на край кровати, и Пебблс запрыгнула рядом. — Это как… — Валери щелкнула пальцами, — искра. Либо она пробегает между тобой и мужчиной, либо нет.
— Но ты не должна каждый раз реагировать на эту «искру», — ответила Фейт. Пебблс запрыгнула в шляпную коробку и принялась крутиться внутри, устраиваясь поудобнее.
— Если подавлять в себе такого рода страсть, однажды она выйдет из-под контроля, и ты совершишь какую-то глупость. И прежде чем ты это поймешь, окажешься без одежды, прикованная к кровати каким-нибудь парнем по имени Дирк, у которого на пенисе вытатуирована линейка.
Фейт подняла руку, призывая мать остановиться.
— Как насчет того, чтобы жить по армейскому принципу «Не спрашивай, не говори»? Я не буду задавать вопросов, а ты не станешь рассказывать мне историй. — Ей правда не хотелось слышать о вышедшей из-под контроля страсти матери. Хотя после прошлой ночи, когда Фейт сама в некотором роде «взорвалась» в коридоре «Марриотта», она вряд ли могла бросать камни в огород Валери. Но если честно — миссис Даффи уже очень давно так не «взрывалась». Последний раз, который она могла вспомнить, был с бывшим бойфрендом на его «Харли Дэвидсоне». По крайней мере, они пытались заняться любовью на мотоцикле. Но ничего не вышло.
— Я тебя не понимаю, — сказала Валери.
— Знаю. А я не понимаю тебя. Не понимаю, как ты можешь продолжать совершать одни и те же ошибки с мужчинами. Когда мне исполнилось пятнадцать, я перестала считать твоих дружков, которые появлялись в нашей жизни и исчезали из нее.
— Ты права, я поступала неправильно, — вздохнула Валери так, будто в этом не было ничего особенного. — Но кто из родителей не совершает иногда ошибок?
Иногда? Мать была замужем семь раз. И минимум двенадцать раз помолвлена.
Фейт потянулась к коробке: пришлось шарить вслепую под длинной шерстью Пебблс, чтобы отыскать футляр с украшениями. Пекинес зарычал и оскалил мелкие белые зубы.
— Укусишь — выкину с балкона, — предупредила Фейт.
— Не слушай ее, Пебблс, — сказала Валери, потянулась и погладила собачку по голове.
— Она просто ревнует.
— К собаке!
— Да не ты. Пебблс. Это называется «детская ревность». Она воспринимает тебя как сестру и борется с тобой за мое внимание. Я читала о таком в книге.
Так как Валери книг в руки не брала, первой мыслью было, что мать это выдумала. Фейт нашла футляр и вытащила его из-под собаки.
- Предыдущая
- 26/54
- Следующая