Арлекин - Гамильтон Лорел Кей - Страница 53

• Предыдущая
• 53/104
• Следующая

Огонь полился у меня из-под ногтей, я подняла руки к лицу, гадая, откуда там взялся огонь, но это была кровь. Она текла жгучим дождем — из-под ногтей.

Тело Ричарда ощущалось как густая вода — тек мех, сдвигались мышцы, и его зверь был будто связан с моим, так что когда он шевелился, тянул за собой мою волчицу. В крови и огне тянул ее прочь из моего тела. Я готова была все сделать, на что угодно согласиться, лишь бы прошла эта боль. Я уже не думала о том, что если перекинусь, потеряю моих леопардов. Я не думала о том, что Ричард победит. Я ни о чем не думала, только одна мысль из всех осталось: «Пусть перестанет, о господи, пусть перестанет!» И если кто-нибудь сказал бы мне, что единственный способ это прекратить — стать волком, я бы не стала спорить, я бы схватилась за такую возможность — лишь бы перестало!

Подобно прохладному утешительному ветру, вдруг ощутила я силу Жан-Клода. Было больно, волчица пыталась уместить свои клыки и когти в мое намного меньшее тело, но стало лучше. Ко мне вернулся слух, и я услышала окружающий хаос: крики, возгласы и перекрывающий все голос Клодии:

— Ульфрик, прекрати!

Голос Жан-Клода возник у меня в голове — и у Ричарда, потому что Ричард был рядом.

— Мои метки держат ее в человеческом облике, Ричард. Ты можешь только уничтожить ее.

— Она моя! — взревел Ричард. Он стоял надо мной — я даже не помню, когда упала. И он больше не был человеком — он стал киношным человеко-волком, только мех у него был коричного цвета, и был он очень даже самцом, а не бесполым кукольным существом из кино. С моей позиции все в нем казалось чудовищно огромным — отчасти ракурс такой был, отчасти от боли.

Волк внутри меня растягивал мое тело, пытаясь выпустить когти из-под моих ногтей. Вытянуть больше тела, чем я могла ему дать. Но теперь я могла дышать — спасибо Жан-Клоду, — и это дыхание я пустила на крик. Наконец я могла кричать от боли, визжать, и чем-то это помогло. Я все еще была человеком, я могла говорить.

— Неееет! — орала я.

Надо мной появился Клей с перепуганным лицом.

— Анита, отдай мне своего волка!

Когтистая лапа дернула его назад, прочь с моих глаз — это Ричард оттащил его.

— Нет! Волки моей стаи не будут мне мешать!

— Не твоей стаи, — раздался голос Жан-Клода уже поблизости. — Стая моя, ибо все твое принадлежит мне. По закону вампиров это мои волки, а не твои.

Я обернулась и увидела его в дверях — красивого, холодного, и глаза блестят холодным огнем. Я протянула к нему окровавленные руки:

— Спаси меня!

Вдруг Ричард взвился в воздух — телохранители не успели увидеть, никто не успел. Он налетел на Жан-Клода, и они выкатились за дверь, в спальню.

Клей оказался рядом со мной — окровавленный, и непонятно, то ли ранен, то ли просто измазался.

— Дай мне твоего зверя, — сказал он.

Он нарушал прямой приказ своего Ульфрика, но сейчас мне было все равно. Я схватила его за руку, он прижался к моим губам, давая мне целовать себя. До того, как я ощутила, что волк выливается у меня изо рта, и я задохнулась шерстью и кровью и прочим, что не могло быть настоящим. Я задыхалась, а Клей прижимался ко мне, хотя тело его пыталось вырваться. Он заставил себя оставаться рядом, принять моего зверя, но не дергаться от боли он не мог. Я знала, как это больно, и чувствовала свою вину, но я не перестала.

Его тело взорвалось надо мной, густое и мокрое залило мне глаза, и только руки сообщали, что надо мной сейчас шерсть и мышцы. У меня тело еще болело, но волчицы не было, она ушла, оставив дыру в сердце, пустоту там, где должно что-то быть.

Чья-то рука стерла слизь у меня с глаз, и я проморгалась, увидела лицо Рафаэля. Он плакал. Никогда я такого раньше не видела, и теперь испугалась. Что может заставить плакать Рафаэля? Что такое случилось?

В соседней комнате затрещали выстрелы — громко, чертовски громко. Я села — и рухнула обратно на спину.

— Помоги, — попросила я Рафаэля.

Он поднял меня на руки как ребенка и вынес в соседнюю комнату. Я не протестовала — слишком соображала медленно, но то, что я увидела в спальне, сказало мне, что мы все протормозили.

Прежде всего я увидела Жан-Клода — он сидел на полу, от белой сорочки остались кровавые лохмотья, изо рта струйкой капала кровь. Охранники выстроились возле него полукругом, с оружием в руках. В центре круга припал к земле Ричард в образе волка. Я видела, как лихорадочно бьется у него на открытом воздухе сердце. Рана была смертельная, но он припадал к земле, рыча на всех. Он собирался прыгнуть, и я знала, что охранники этого не допустят. Один из тех моментов, когда время замедляется, мир становится прозрачным в мельчайших деталях, цвета ярче, контуры четче — и все видится с болезненной ясностью. Секунды, когда видишь, как сейчас сгорит твой мир.

У меня в голове шепнул голос Жан-Клода:

— Прости меня, ma petite, но у меня нет времени.

Я думала, он извиняется, что сейчас застрелит Ричарда, но вдруг я ощутила его силу. Она не захлестнула меня, не придавила меня, как сила Ричарда: она просто была и делала, что хотела. Я ощутила ее почти как щелчки сувальд в замке: щелк — и он убрал от Ричарда кровожадность, будто вынул чашку из руки, щелк — из жажды крови возникло иное плотское желание, еще раз щелк — и оно полилось в меня.

В мгновение ока Ричард опустил голову, и я увидела, как тело его снова становится человеческим, и знала, что сейчас его не надо будет убивать. Миг на чувство облегчения — и ardeur рванулся сквозь меня, как до того зверь, а мое тело забыло о своих ушибах и ссадинах. Оно забыло обо всем, кроме одного. Ardeur сделал то, что делал всегда — захлестнул мужчину, которого я касалась и унес его прочь вместе со мной. Я уже была на полу, а он на мне, когда я вспомнила, на кого я смотрю снизу вверх. Рафаэлю, царю крыс, все же предстояло сейчас стать пищей.

Рафаэль пронес меня по коридору — я обхватила его ногами за пояс, руками за плечи, впилась губами в его рот. У двери он споткнулся и чуть не упал — ему пришлось ухватиться руками за косяк. Он тут же поспешно подхватил меня нетерпеливой рукой, хотя опасности уронить меня не было — для этого меня пришлось бы отдирать по частям. Я тонула в ощущении вкуса его губ, аромата его кожи. От него пахло дымом — не сигаретным, а древесным, и еще солью, как от копченого мяса, продымленного и просоленного, нежного и прямо просящегося в рот. Я ощущала, как рвется он ко мне, знала, просто знала, что давно уже не было ответа на эту его нужду, так она была остра, столько накопилось силы, так долго ей отказывали в удовлетворении. Он был — пир, ожидающий едоков.

Последняя мысль не была моей.

Мы упали под стену сразу за дверью. Ощущение, когда он навалился на меня, стукнув об стену, заставило меня вскрикнуть, а он прижался ко мне сильнее, и даже через одежду чувствовалась твердость и готовность. Я снова вскрикнула и прижалась к нему, но слишком много шмоток на нас было надето, мешали. Я застонала прямо ему в рот, в таком нетерпении, что не могла слов найти.

Рафаэль оторвался от моих губ, рукой придержал, чтобы я не ткнулась в него, чтобы видны были мои глаза.

— У тебя глаза как синий огонь, — шепнул он.

Синий, подумала я, а у меня глаза карие. Но тут сила Жан-Клода смыла прочь все колебания, и он наполнил мой череп, как раньше наполнил глаза. Рот был мой, но произнес он слова Жан-Клода:

— Огонь горит лишь для тебя, Рафаэль, для тебя одного.

И в этот момент это было правдой — мы хотели только Рафаэля, нужен был нам только он.

Рафаэль провалился вглубь наших глаз. В какой-то момент он качнулся вперед, уперся рукой в камень стены позади меня; он всматривался нам в глаза, и лицо его выглаживалось, становилось пустым, ожидающим приказа — как у всех жертв вампиров, которых мне приходилось видеть… но нет: его лицо заполнилось жаждой, желанием, месяцами и годами голода. И в тот же миг это желание было в его руках, рвущих на мне футболку. Рот Рафаэля впился мне в груди, губами и зубами, так грубо, что сам царь крыс отшатнулся назад, пытаясь избавиться от нашей силы. И где-то в глубине его существа тлел страх, что он нас может ранить. Мы засмеялись, засмеялась эта странная смесь из меня и Жан-Клода, и потому мой смех обволок кожу Рафаэля, заставил его задрожать. Неожиданно, резко я вцепилась зубами ему в шею, вонзилась в гладкую упругую плоть. Ухватив меня за волосы пятерней, он отдернул меня прочь — из его шеи текла кровь, а он впился мне в губы так, что наши зубы заскрипели друг о друга. Языком и губами целовал он меня, пока не вылизал вкус своей крови у меня изо рта.

• Предыдущая
• 53/104
• Следующая