Арлекин - Гамильтон Лорел Кей - Страница 70

• Предыдущая
• 70/104
• Следующая

— Блин, — сказала я.

— Еще не болит? — спросил он.

— Нет, — ответила я на удивление спокойно. Шок — чудесная штука.

— Надо тебя к врачу доставить, пока не заболело, — сказал он тоже спокойным голосом, поднял меня на руки и встал вместе со мной. Потом быстро пошел по коридору туда, откуда мы пришли. — Не больно?

— Нет, — ответила я снова, далеким и очень спокойным голосом. Даже я понимала, что голос слишком спокоен, но я как-то со стороны на все смотрела, будто оно не настоящее. Шок, наверное.

Он побежал, держа меня на руках.

— А теперь не больно?

— Нет.

Он пустился со всех ног.

Эдуард выбил плечом дверь в отделение травматологии, мы влетели внутрь, но никто не обратил на меня внимания. Белая стена врачей и сестер, кто-то из них даже в обычной одежде, но столпились они все возле одной каталки. Голоса их звучали с тем отчаянным спокойствием, которое никому не хотелось бы услышать, когда смотришь в спины врачей.

Сквозь шок пробился укол страха — Питер! Это Питер. Адреналин хлынул в живот как удар.

Эдуард повернулся, мне лучше стала видна приемная. Это был не Питер. Он лежал на другой каталке, неподалеку от той, где сосредоточился всеобщий интерес. Блин, кто же там? Других людей на нашей стороне не было.

Рядом с Питером был только Натэниел, держал мальчишку за свободную руку — в другой торчала капельница. Натэниел посмотрел на меня, на его лице отразился страх — достаточно явно, чтобы Питер попытался повернуться и увидеть, кто там входит в двери.

Натэниел коснулся его груди, придержал, не давая встать.

— Это Анита и твой… и Эдуард.

Наверное, он хотел сказать «твой папа».

— У тебя так лицо перекосилось… что там с ними? — расслышала я голос Питера, когда мы подошли.

— Да вроде ничего у меня с лицом, — попытался обратить вопрос в шутку Натэниел, но доносящиеся с другой стороны приемной звуки к юмору не располагали. Мне за белыми халатами не видно было, с кем они там возятся.

— Кто это? — спросила я.

— Циско, — ответил Натэниел.

Циско. Он же не был так тяжело ранен. У меня на глазах оборотни такие раны на горле залечивали. Может быть, Соледад была не одна, и его ранил еще кто-то из врагов?

— Насколько он сильно ранен? — спросила я.

Питер попытался сесть, и Натэниел удержал его, положив ладонь на грудь. Какое-то время пришлось его придерживать.

— Анита, — сказал Питер.

Эдуард положил меня на ближайшую пустую каталку, и это движение вызвало не столько даже боль, сколько предупреждение о боли. Как будто что-то сместилось такое, что я не должна была бы чувствовать. Минутная тошнота — это я слишком интенсивно задумалась. То есть я надеялась, что дело в этом. Эдуард передвинул меня так, чтобы Питеру было видно. При этом и мне он тоже стал виден. Куртки и рубашки на нем не было, на животе — выпирающие повязки, прилепленные пластырем, и еще на левом плече и верхней части руки. Оружие, куртка и обрывки окровавленной рубашки лежали на полу под каталкой. Следующая я.

— Что с Циско? — спросила я.

— Вы оба ранены, — сказал Питер.

— Я цел, — ответил Эдуард. — Это не моя кровь.

Питер повернулся ко мне — слишком широко раскрытые глаза и болезненно-бледное лицо.

— У него горло вырвано.

— Я помню, но он должен такие раны заживлять.

— Мы не все хорошо умеем исцеляться, Анита, — сказал Натэниел.

Я посмотрела на него. То, что я не сделала этого раньше, только свидетельствует, насколько я серьезно ранена. Он был одет в спортивные шорты, оставлявшие очень мало простора воображению. Волосы собраны в тугую косу. Я смотрела ему в глаза, я любила его, но впервые мое тело не отреагировало на его вид.

Эдуард подошел к Питеру, Натэниел ко мне — обмен эмоциональными заложниками. Натэниел взял меня за руку и поцеловал целомудренным поцелуем, которым мы друг друга при встрече приветствуем. Лавандовые глаза смотрели с тревогой, которую он скрывал — или пытался скрыть — от Питера. Натэниел наклонился ко мне, я слышала, как он вдохнул воздух.

— Перфораций нет, — шепнул он.

Пока он этого не сказал, я о такой возможности не думала. Мне же могли пропороть кишки или там желудок. А так — это еще не самое худшее. Не смертельный удар, по крайней мере сразу, если из меня ничего не вываливается. Выпирает, да, но не вываливается. Есть разница.

— А Питер…

— У него тоже нет. Вам повезло обоим.

Я знала, что он прав, но… голоса на той стороне приемной вдруг резко повысились. Когда врачи начинают паниковать, — значит, дело чертовски плохо. Циско.

От толпы белых халатов отделилась женщина — Черри — и направилась ко мне. Белый халат был накинут на ее обычный готский прикид. Густо подведенные глаза потекли черными слезами. Проходя мимо Питера, она тронула его за плечо и сказала:

— Дай снотворному подействовать, Питер. Ты ему не поможешь, сопротивляясь.

— Она меня хотела ударить, — сказал он. — А он закрыл меня собой. Он меня спас.

Черри потрепала его по плечу, почти машинально проверила капельницу, но колесико на ней подрегулировала. Закапало чуть быстрее. Черри снова потрепала Питера по плечу, обошла каталку, чтобы переглянуться с Натэниелом надо мной — или посматривать, что там с Циско. Народу там столпилось много, создавалось даже впечатление, что они друг другу мешают.

— Там я ничего сделать не могу, — сказала она почти про себя, будто себя уговаривая.

Перед тем, как смотреть мне живот, она надела чистые перчатки. На рукаве ее халата была кровь — похоже, Черри ее заметила одновременно со мной. Она просто сняла халат и бросила его в корзину для стирки. Бросила чистые перчатки, взяла другую пару перчаток и вернулась ко мне. Глядела она не на меня, а на рану. Лицо сосредоточилось, она делала свою работу, и потому не разваливалась на части. Я знаю это выражение лица — у меня у самой такое бывает.

Я попыталась чем-нибудь заняться, пока она осматривает раны, чем-нибудь чтобы не видеть снова собственные внутренности. Но это как крушение поезда — отвернуться не получается.

— Что там? — спросила я.

— Кишка, — сказала она без эмоций.

Чей-то голос крикнул:

— Разойдись!

Толпа вокруг Циско раздалась, и я увидела Лилиан, устанавливающую ему на грудь дефибриллятор. Сердце запускать будут. Хреново.

Мика стоял среди врачей. Он повернулся и посмотрел на меня — рот и подбородок у него были в крови. Натэниел, будто прочитав мои мысли, сказал:

— Он пытался воззвать к плоти и помочь Циско залечить рану.

Мика умел ускорять заживление раны лизанием — однажды он мне так помог.

Он вытер кровь с лица и посмотрел через всю приемную на меня. Взгляд был измученным и усталым.

Лилиан пустила разряд через Циско три раза, четвертый, но пронзительный сигнал тревоги не смолкал. Плоская кардиограмма. Я не слышала, как открылась дверь, но вошел Ричард, так тяжело опираясь на Джемиля, одного из своих телохранителей, что его почти несли. Джемиль поставил его возле каталки, и они закрыли от меня, что происходит.

Черри натирала мне вену, держа в другой руке иглу от капельницы. Я отвернулась. Сила Ричарда обдала кожу будто жаром. Натэниел задрожал — через руку передалось. Я посмотрела — он весь покрылся гусиной кожей.

— Чувствуешь? — спросила я.

— Все мы чувствуем, — ответила Черри, и игла вошла мне в руку. Я стиснула руку Натэниела, все так же глядя в широкую спину Ричарда.

Мика подошел и встал около моей каталки в изголовье. Кровь с лица он почти стер, но в глазах читалось поражение. Будь у меня лишняя рука, я бы ему ее протянула. Он приложился щекой к моей макушке — лучшее, что мы могли сейчас сделать.

Джемиль шагнул прочь от Ричарда, тот остался полулежать поперек каталки. А тело самого Джемиля взорвалось: только что он стоял перед нами, высокий, красивый и темнокожий — и вдруг превратился в черношкурого вервольфа, который меня однажды спас. Лилиан рухнула на пол, извиваясь и дергаясь, вдруг покрываясь серым мехом. Ставшее крысиным лицо она обернула вверх к каталке. Прочие сестры и доктора отошли подальше. Ричард пытался вызвать зверя в Циско, пытался помочь ему исцелиться, форсируя превращение. Но тревога продолжала завывать, сообщая, что сердце Циско не бьется.

• Предыдущая
• 70/104
• Следующая