Еретик - Корнуэлл Бернард - Страница 60

• Предыдущая
• 60/86
• Следующая

Робби Дуглас остался с Жосленом в многочисленной компании его приверженцев, и несколько дней они провели, празднуя свою удачу. Денег было много, и можно было не скупясь тратить их на одежду, оружие, лошадей, вино, женщин, на все, что только мог пожелать свежеиспеченный граф. Кое-чего, чем ему захотелось обладать, в Бера не нашлось, и тогда в замок вызвали ремесленника, отливавшего для церквей и монастырей гипсовые статуи святых. На сей раз ему поручили изготовить отливки далеко не святого Жослена. Мастер обернул руки графа в промасленный муслин, покрыл их гипсом, а потом проделал то же самое с ногами и торсом. Призванный к графу портной снял с него мерку, писец записал все размеры на пергаменте, и этот подробный документ приложили к тому самому запечатанному ларцу, куда, проложив опилками, поместили гипсовые отливки. Под охраной четырех ратников ларь препроводили в Милан, где Антонио Гивиани, лучшему оружейнику христианского мира, заказали изготовить по этим меркам полный комплект стальных пластинчатых доспехов.

— Я хочу получить шедевр, который станет предметом зависти прочих рыцарей, — продиктовал Жослен писцу, присовокупив к этому пожеланию изрядную сумму в полновесных генуэзских золотых и обещание заплатить еще больше, если доспехи прибудут до весны.

Робби получил причитающийся выкуп в той же самой монете, но в ночь, когда ратники отбыли в Турин, шотландец на свою беду неосторожно похвалил приобретенный Жосленом в городе комплект игральных костей, вырезанных из слоновых бивней.

— Они тебе нравятся? — спросил Жослен. — Давай раскинем. Что может быть лучше хорошей партии в кости?

Робби покачал головой.

— Я дал обет не играть в азартные игры, — пояснил он.

Жослен подумал, что это, пожалуй, самое забавное, что ему довелось услышать за последние месяцы.

— Женщины приносят обеты, — сказал он, — ну и, само собой, монахи. Но для солдат существуют лишь клятвы верности и воинского братства.

Робби покраснел.

— Но я поклялся священнику, — пробормотал он.

— Боже правый! — простонал Жослен, откидываясь в кресле. — Да ты, никак, боишься риска! В этом все дело? Не потому ли шотландцы уступают на поле боя англичанам?

Робби вспыхнул, но у него хватило ума обуздать свой норов и промолчать.

— Риск, — с воодушевлением промолвил Жослен, — это судьба солдата. Тот, кто боится риска, кто не любит риска, тот не может называться воином.

— Я воин, — решительно заявил Робби.

— Так докажи это, приятель, — сказал Жослен, раскатывая кости по столу.

Робби не выдержал, сыграл и проиграл. И проиграл на следующую ночь. И на следующую. А на четвертую ночь он поставил деньги, которые собирался отправить в Англию как выкуп за себя. Они тоже были проиграны. Когда на следующий день Жослену доложили, что выписанные его дядей из Тулузы итальянские пушкари прибыли со своей машиной в замок граф заплатил им причитающееся из тех денег, которые выиграл у Робби.

— Как скоро можете вы отправиться в Кастийон-д'Арбизон? — спросил он итальянцев.

— Завтра, сеньор, если угодно.

— Эта штуковина готова? — спросил Жослен, обходя кругом повозку, на которой была закреплена похожая на бутыль, толстая, с узким горлышком пушка.

— Она готова, — подтвердил итальянец, которого звали Джоберти.

— И порох есть?

Джоберти указал жестом на вторую повозку, на которой горкой громоздились бочонки.

— А снаряды? Ядра?

— Стрелы, сеньор, — поправил его Джоберти и указал еще на одну повозку. — Всего вдоволь.

— Тогда сейчас же в поход! — с энтузиазмом воскликнул Жослен.

Вид пушки, уродливой и грозной, пленил его воображение. Девятифутовый ствол, доходивший в ширину до четырех футов, делал ее похожей на злобное приземистое чудовище. В ней было что-то противоестественное, чуть ли не дьявольское, и он едва справился с искушением опробовать ее прямо здесь, во дворе замка. Однако граф понимал, что это было бы пустой тратой времени и пороха. Если уж испытывать орудие, то лучше в деле против этих твердолобых упрямцев, засевших в Кастийон-д'Арбизоне.

Между тем шевалье Анри Куртуа уже приступил к осаде. Добравшись до города, он, в соответствии с рыцарскими обычаями, оставил своих стрелков и ратников перед западными воротами и направился к замку в сопровождении одного лишь молодого священника. Он окликнул часовых на стене, те позвали сэра Гийома, и нормандец, увидев у ворот только лишь рыцаря в сопровождении священника, разрешил их впустить.

Сэр Гийом встретил обоих во внутреннем дворе, где шевалье Анри спешился и назвал себя. Сэр Гийом ответил той же любезностью. Оба были людьми бывалыми, и каждый с первого взгляда признал в другом такого же опытного воина, как и он сам.

— Я прибыл от графа де Бера, — официально объявил шевалье Куртуа.

— Привез деньги, не так ли? — спросил сэр Гийом.

— Я привез то, что мне приказали привезти, хотя не уверен, что тебе это понравится, — откровенно ответил Анри.

Он окинул профессиональным, оценивающим взглядом собравшихся вокруг лучников и ратников, которые вышли поглядеть, кто к ним прибыл. «Настоящие вояки, хоть и сукины дети», — подумал он про себя, а вслух, обращаясь к сэру Гийому, сказал:

— Я чертовски устал. Весь день из седла не вылезал. Найдется тут у вас кубок вина?

— А что, в Бера нынче туго с вином? — усмехнулся сэр Гийом.

— С вином в Бера все в порядке, — проворчал шевалье Анри, — туго со здравым смыслом.

— Пойдем в замок, — с улыбкой отозвался нормандец и повел гостя по лестнице башни в верхний зал.

Поскольку предстоящая беседа решала дальнейшую судьбу гарнизона, всем, кто не стоял в карауле, было позволено при ней присутствовать.

Два рыцаря, Гийом и Анри, уселись по обе стороны длинного стола. Священник, чье присутствие служило залогом мирных намерений посланца из Бера, тоже сел за стол, тогда как ратники и лучники стояли вдоль стены. В очаг подбросили дров, на стол подали еду и вино. Шевалье Анри снял с шеи щит, отстегнул грудные и спинные латы и положил все это на пол. Он потянулся, осушил кубок вина, кивком поблагодарил за угощение и наконец извлек из сумы и подвинул через стол пергамент.

Сэр Гийом поддел печать ножом, распечатал документ и прочел его. Прочел медленно, ибо, хотя и был грамотным, читал не слишком хорошо. Потом он нахмурился, внимательно перечитал пергамент во второй раз и сердито воззрился на гасконского рыцаря.

— Как это, черт возьми, понимать?

— Не знаю, не читал, — честно признался Куртуа. — Можно?

Он потянулся за пергаментом и под угрожающий ропот заметивших гнев своего начальника бойцов передал его священнику. Священник, очень молодой человек, явно чувствовавший себя не в своей тарелке, поднеся документ к окошку, прочел его и со страхом покосился на грозное, обезображенное шрамом лицо сэра Гийома.

— Скажи нам, что там говорится, — велел шевалье Анри. — Никто тебя не убьет.

— Тут говорится две вещи, — сказал священник. — Первое, что у сэра Гийома и его людей есть два дня, чтобы покинуть Кастийон-д'Арбизон беспрепятственно.

— А второе? — рявкнул сэр Гийом.

Священник нахмурился.

— Второе — это платежное обязательство человека по имени Роберт Дуглас, — пояснил он рыцарю. — Если сэр Гийом предъявит его Жаку Фурнье, ему будет выплачено шесть тысяч шестьсот шестьдесят флоринов.

Клирик так поспешно положил документ на стол, как будто тот был запачкан ядом.

— Господи! Кто такой этот Жак Фурнье? — спросил сэр Гийом.

— Золотых дел мастер в Бера, — пояснил шевалье Анри. Но я сомневаюсь, чтобы в его подвалах нашлась такая уйма денег.

— Это Робби устроил? — сердито спросил сэр Гийом.

— Робби Дуглас признал себя вассалом графа Бера, — ответил Куртуа, бывший свидетелем принесения вассальной присяги и обмена поцелуями, заметил он и торжествующий блеск в глазах Жослена. — Так что эта затея — дело рук моего сеньора.

— Он думает, что мы тут дураки?

— Он думает, что вы не осмелитесь сунуться в Бера, — сказал шевалье Анри.

• Предыдущая
• 60/86
• Следующая