Прощай, детка, прощай - Лихэйн Деннис - Страница 48

• Предыдущая
• 48/87
• Следующая

— То есть, говорите, он нас за яйца держит.

Бруссард посмотрел на меня, потом на Энджи и улыбнулся.

— Если говорить эвфемизмами, то да, конечно. Вы у него в кулаке.

— Утешительное соображение, — заметила Энджи.

— На этой неделе одни сплошные утешительные соображения. — Бруссард бросил сигарету. — Пойду поищу телефон, позвоню жене, обрадую.

И он не слишком решительным шагом, как будто земля, по которой он ступал, стала уже не та, что полчаса назад, понурив плечи и засунув руки в карманы, пошел к другим полицейским, окружившим «лексус» Гутиерреса.

Энджи дрожала от холода, и я дрожал вместе с ней.

С утра, едва небо над холмами цвета малинового синяка стало насыщенно-розовым, водолазы возобновили поиски в карьере. Полиция готовилась к утреннему часу пик: на Притчетт-стрит и Карьерной улице движение перекрыли, проезжую часть перегородили козлами и натянули поперек нее желтую пластиковую ленту. Контингент сотрудников полиции штата образовал живой заслон в самих холмах. В пять утра они расположились в узловых точках всех крупных дорог, досматривали транспорт на контрольно-пропускных пунктах, но съезды и въезды на скоростную автомагистраль перекрывать не стали. Довольно скоро вдоль шоссе расположились фургоны выездных бригад телевизионных новостей и журналистов-газетчиков, как будто только и ждали за поворотом, заняли всю обочину и своими прожекторами светили на нас и в сторону холмов. Несколько раз репортеры подходили к Энджи и спрашивали, почему она босиком. Несколько раз вместо ответа Энджи прятала лицо от камер, поднимала и показывала им кулак с выставленным средним пальцем.

Журналисты засуетились из-за распространившихся слухов, что в карьере Квинси кто-то выпустил из автоматического оружия несколько сотен пуль, а на Притчетт-стрит обнаружили два трупа — судя по всему, результат чьей-то профессиональной работы. Затем каким-то непонятным образом, будто с холмов ветром надуло, сюда приплели Аманду Маккриди, и цирковое представление началось.

Кто-то из журналистов узнал на автостраде Бруссарда, после чего его сразу узнали и все остальные, и вскоре мы почувствовали себя рабами на галерах.

— Детектив, где Аманда Маккриди? — кричали нам из собравшейся толпы.

— Она мертва?

— Она в карьере?

— Где ваш напарник?

— Правда ли, что похитителей Аманды вчера под вечер перестреляли?

— Правду ли говорят, что пропали деньги, предназначенные для выкупа?

— Найдено ли в карьере тело Аманды Маккриди? Это потому вы без обуви, мадам?

Тут сотрудник полиции штата, как будто специально дожидался этого вопроса, пересек Притчетт-стрит с бумажным пакетом в руках и вручил его Энджи:

— Ваши вещи, мадам. Прислали вместе с расплющенными пулями.

Энджи наклонила голову, скрывая лицо от камер, поблагодарила его, достала из пакета высокие ботинки «Доктор Мартенс» и обулась.

— С водолазкой будет сложнее, — сказал Бруссард, едва улыбнувшись.

— Да что вы? — Энджи сняла капюшон и повернулась спиной к журналистам. Одни из них хотел перепрыгнуть через ограждение, но сотрудник полиции штата выставил дубинку и слегка ею его оттолкнул.

Энджи сбросила с плеч одеяло и плащ, и несколько камер сразу повернулись в нашу сторону снимать черные бретельки бюстгальтера на фоне голой кожи.

Она посмотрела на меня:

— Может, исполнить медленный стриптиз, бедрами немного покрутить?

— Твой номер, — сказал я. — Кажется, ты уже завладела всеобщим вниманием.

— Моим — точно, — сказал Бруссард. Он, не скрываясь, рассматривал грудь Энджи, охваченную черным кружевом.

— О, какая радость! — Она состроила гримасу и натянула водолазку.

Кто-то на шоссе зааплодировал, кто-то засвистел. Освобождая из-под ворота густые пряди волос, Энджи стояла к зрителям спиной.

— Думаешь, это я себя показываю? — сказала она с досадой, обращаясь ко мне и слегка покачав головой. — Это они себя показывают, старина. Только они.

Вскоре после восхода солнца состояние Пула, которое прежде считалось критическим, стали оценивать как стабильное. Делать нам все равно было нечего, поэтому с Притчетт-стрит мы поехали вслед за «таурусом» Бруссарда в больницу Милтона.

Там пришлось поспорить с медсестрой, ведавшей посещениями, по поводу того, скольким из нас можно пройти к Пулу в отделение интенсивной терапии, раз мы не приходимся ему кровными родственниками. В это время мимо проходил какой-то доктор, он взглянул на Энджи и сказал:

— Вы знаете, что у вас покровы синие?

Немного еще поспорив, Энджи прошла с ним за занавеску проверить, нет ли у нее гипотермии, а медсестра неохотно пустила нас с Бруссардом к Пулу.

— Инфаркт миокарда, — сказал он, подкладывал себе под спину подушки, желая немного приподняться. — Жутковатое словечко, а?

— Это два слова, — сказал Бруссард, неловко потянулся и слегка сдавил Пулу руку.

— Не важно. Сердечный приступ, вот что это было. — Пул снова пошевелился, но, видимо почувствовав острую боль, с шипением втянул в себя воздух.

— Расслабься, — сказал Бруссард. — Ради бога, расслабься.

— Что там такое было? — спросил Пул.

— Двое среди деревьев у карьера и один внизу? — сказал он, когда мы рассказали ему то немногое, что знали сами.

— Похоже на то, — сказал Бруссард. — Или один стрелок с двумя винтовками среди деревьев и один на вдовьем мостике.

Пул поморщился, показывая, что верит в такую возможность так же, как в то, что Джона Кеннеди убил стрелок-одиночка. Потом повернул на подушке голову и посмотрел на меня.

— Вы точно видели, как с утеса бросили две винтовки?

— Почти точно, — сказал я. — Там бог знает что творилось. — Я пожал плечами, потом кивнул: — Нет, точно. Две винтовки.

— А стрелок на мельнице свой винчестер оставил?

— Да.

— Но никаких гильз?

— Именно так.

— А стрелок или стрелки у карьера избавились от винтовок, но оставили повсюду гильзы?

— Верно, сэр, — сказал Бруссард.

— Господи, — сказал Пул, — я этого не понимаю.

В палату вошла Энджи, держа у локтевого сгиба марлевый шарик, сгибая и разгибая руку. Она стала у кровати Пула и улыбнулась, глядя на него сверху вниз.

— Что говорит врач? — спросил Бруссард.

— Небольшое переохлаждение. — Энджи пожала плечами. — Сделал мне укол куриного бульона или чего-то такого, сказал, что пальцы на руках и ногах не отрежут.

Энджи несколько порозовела, далеко не до обычного своего состояния, но тем не менее.

— Мы с вами как парочка призраков, — сказала она, сев на кровать рядом с Пулом.

Он улыбнулся потрескавшимися губами.

— Говорят, моя дорогая, вы сиганули со скалы, как знаменитые ныряльщики на Галапагосских островах.

— Это в Акапулько так ныряют, — сказал Бруссард. — На Галапагосах со скал никто не прыгает.

— Ну, тогда на Фиджи, — сказал Пул, — и хватит меня поправлять. Итак, детки, что же, черт возьми, происходит?

Энджи слегка потрепала его по щеке:

— Это вы нам расскажите. Что было с вами?

Он поджал губы.

— Да я хорошенько и не помню. Почему-то оказалось, что спускаюсь с холма. Беда в том, что я уоки-токи и фонарик забыл. — Он поднял брови. — Вы, наверное, думаете: «Хорош, нечего сказать». Услышал стрельбу, попробовал вернуться на место, где мы расстались, но куда бы ни шел, все выходило, что иду не на выстрелы, а от них. Заросли, — сказал он и покачал головой. — Потом как-то оказался на углу Карьерной улицы и у съезда с автомагистрали. Мимо пролетел «лексус». Я пошел за ним. К тому времени, как оказался рядом с ним, наши друзья получили по свинцовой заглушке в головы, а я чувствую, меня как-то вроде шатает.

— Помнишь, как позвонил и сообщил о трупах? — спросил Бруссард.

— Я позвонил?

Бруссард кивнул.

— С телефона в машине.

— Ничего себе! — сказал Пул. — А я не дурак, а?

Энджи улыбнулась, взяла носовой платок с тележки у кровати Пула и промокнула ему лоб.

• Предыдущая
• 48/87
• Следующая