Зеркало Кассандры - Вербер Бернард - Страница 7

• Предыдущая
• 7/132
• Следующая

— Да, мы друг другу дали аристократические титулы, потому что нам это нравится. И потому что это бесплатно, — подтверждает рыжая.

Слово может дать власть, а может стать ловушкой.

— Эта женщина с большими сиськами и крикливым голосом — Эсмеральда, или Герцогиня, она готовит и шьет. Шитье здесь имеет большое значение. Кроме того, она вождь племени — благодаря зычной глотке и злобному характеру. А мы здесь очень любим злобные зычные глотки.

Особа, о которой идет речь, достает маникюрную пилку и громко шлифует себе ноготь на большом пальце.

Это же… Мерил Стрип, только гораздо толще и вульгарнее. И еще косая.

— Узкоглазый парень с синей прядью, который не любит буржуйских девочек с чистыми руками, — это Ким, или Маркиз, специалист по техническим вопросам. Благодаря ему у нас есть и радио, и телевидение и компьютер. Как у всех гениев, у него полно недостатков, самый худший из которых, по-моему, — это мания приводить идиотские цитаты и поговорки.

— «На воре шапка горит», — парирует мастер на все руки и смачно сплевывает.

А это молодой Джеки Чан в стиле рок.

— И наконец, высокий флегматичный сенегалец, Фетнат, прозванный Виконтом. Это наш доктор, психоаналитик, травник и грибник. В нашем племени он — колдун и шаман.

Старый африканец кивает и улыбается, обнажая зубы ослепительной белизны. Он раскуривает длинную трубку и выпускает несколько клубов ароматного дыма, пахнущего тмином.

А он мог бы сойти за Моргана Фримана, только более худого.

— Мы создали деревню посреди мусора, даже не деревню, а настоящее независимое государство посреди тоталитарной и бестолковой страны.

— Здесь мы действительно свободны, — подтверждает африканец. — Если ты понимаешь, что я хочу сказать.

— Да, можно плевать, можно пукать, можно ругаться, можно драться, можно писать, где хочешь, можно просыпаться, когда хочешь, можно не платить налоги, можно критиковать правительство, можно даже — внимание! — курить в общественных местах!

— Мы даже дали своей деревне имя.

Орландо показывает на табличку, установленную при входе в поселение. На ней от руки большими неровными буквами написано: «ИСКУПЛЕНИЕ».

— Идея Герцогини, воспитанной в строгом католическом духе. Она сказала, цитирую по памяти: «Мы оказались здесь потому, что грешили. Это не ад, а чистилище. Мы здесь для того, чтобы изменить нашу жизнь. Мы находимся в месте искупления, здесь мы попытаемся спасти наши души».

Эсмеральда кивает, запускает руку в глубокую ложбинку между грудей и и достает провалившийся туда крестик.

— А Барон тогда возразил: «Может быть, но я предлагаю другой девиз, с которым мы пойдем вперед».

Женщина берет фонарик и, под надписью «ИСКУПЛЕНИЕ», освещает другую табличку, чуть большего размера, с наклонными буквами: «КАЖДОМУ СВОЕ ДЕРЬМО».

— Это выражение стало нашим лозунгом, с которым мы сверяем все происходящее.

— Я не люблю лозунгов, но этот, мне кажется, вобрал в себя смысл всех лозунгов на свете, — признает Викинг.

— А потом появился Фетнат. Он внес свое уточнение: «34 жителя. 0 зануд».

— Три зачеркнуто потому, что потом пришел Маркиз.

— Я хотел добавить еще один лозунг: «Когда тебе нечего терять, ты можешь завоевать весь мир», но они отказались, — с сожалением произносит молодой азиат с синей прядью в волосах.

— Если тебе надо запомнить всего один девиз, девчушка, запомни вот этот: «Каждому свое дерьмо»…

Он сплевывает на землю и поворачивается к Кассандре:

— А сама-то ты кто, если по-честному?

Пещеры первобытных людей посреди бескрайней свалки. Как странно. Они спрятались от мира там, где никто не станет их искать.

Когда они хотят, то очень хорошо говорят. Кажется, они много знают. Они учились. Это не безграмотные бомжи. Как же они здесь оказались? А почему, кстати, бедные обязательно должны быть невежественными и глупыми?

Они кажутся умными. У них, похоже, какое-то особое восприятие мира, это очень интересно. Думаю, в жизни им пришлось нелегко.

Как и мне.

Кассандра Катценберг снова медленно размыкает губы. Она так экономит слова, что все очень внимательно к ней прислушиваются.

— Я хочу… остаться здесь.

Присутствующим требуется некоторое время, чтобы осознать смысл сказанного.

— Вот еще новости, — восклицает Маркиз.

— Нет, увы. Мы не можем оставить тебя, Белоснежка, — отвечает Эсмеральда.

— Твои родители будут волноваться, — объясняет Фетнат.

— У меня нет родителей, — говорит Кассандра.

— Ну, не знаю — школа, детский дом, пансион, кто-то точно будет волноваться из-за твоего отсутствия, — продолжает рыжая, которая от волнения косит еще сильнее.

— Я хочу остаться здесь, — повторяет Кассандра.

— Ты что, глупая или глухая? Говорят тебе — нет, — заявляет Эсмеральда.

— У тебя чистые руки. А у нас у всех грязные, — добавляет Ким.

— Грязь спасает нас от грязи, а ты такая чистая, что «защиты» у тебя нет, — поддерживает его Фетнат.

Ким пренебрежительно добавляет:

— Ты — из буржуев, ты — дочка богачей. Мы их ненавидим.

— У тебя, наверное, большие проблемы. Но и у нас проблемы есть. Наш девиз: «Каждому свое дерьмо», — сухо произносит Эсмеральда.

Орландо стучит рукой по бочке.

— Эй, Герцогиня, у тебя с головой все в порядке? Мы не можем бросить эту девчушку!

Трое остальных размышляют. Наконец Эсмеральда берет бутылку вина, отпивает глоток, рыгает и заявляет:

— Я предлагаю голосование. В Искуплении — демократия, пусть решает большинство.

Фетнат оборачивается к Киму:

— Маркиз, ты за или против того, чтобы Белоснежка осталась?

Ким немедленно отвечает:

— Конечно, против. И, взвесив все, я вообще предлагаю ее убить, потому что, едва выйдя отсюда, она на нас донесет. Утопим труп в болотах, да и дело с концом. Там, где ее чуть собаки не съели, да, Барон? Вернем, так сказать, статус-кво.

Фетнат кивает, потом поворачивается к рыжей:

— А ты, Герцогиня?

— Я против. От нее надо избавиться, но идею с убийством в южных болотах я не поддерживаю. Туда ходят играть цыганские ребятишки. Они могут найти тело.

Она подходит к Кассандре и запускает руку в ее длинные волнистые волосы.

Она нарушила мое личное пространство, но я не должна реагировать.

— Хорошенькая. Лучше продадим ее албанцам.

— Записано. Ты, Барон?

— Я «за». За то, чтобы девчушка осталась с нами. И чтобы ее не убивать. Мы не будем выкидывать ее в болото или продавать албанцам, они ее изувечат. Мы — беглецы и должны помогать другим беглецам.

— Понятно, сума переметная, — цедит сквозь зубы Герцогиня. — Я знаю, почему ты ее защищаешь. Да, знаю.

— На что это ты намекаешь, Герцогиня?

— Нечего изображать невинность, Барон! Мы все о тебе знаем. У тебя дочка чуть постарше нее. Тебе с ней видеться не дают, вот ты и хочешь, чтобы эта ее заменила. Отцовский инстинкт…

— Да как ты смеешь даже упоминать о моей дочери, жирная косоглазая баба! Я запрещаю тебе произносить…

Барон пытается ударить ее в ухо, но рыжая отскакивает и выхватывает бритву. Они стоят друг напротив друга, готовые сцепиться.

— Виконт, а ты как голосуешь? — как ни в чем не бывало спрашивает Ким, желая переключить всеобщее внимание на другой предмет.

Все вопросительно смотрят на высокого негра в разноцветном балахоне, который снова неторопливо раскуривает трубку.

— Барон прав: Искупление — это священное право беглецов. Не меня спрашивать о том, можно ли прогонять чужаков, если вы понимаете, о чем я говорю. Увы, Герцогиня, я голосую за то, чтобы она осталась.

— Два на два. Поровну. Вот недостаток демократической системы при четном количестве избирателей.

— Давайте переголосуем! — предлагает Ким.

— Бесполезно, опять ничего не получится. Хорошо. Поскольку я — вождь племени, окончательное решение принимаю я: отдавая долг гостеприимству, а главное, потакая бескрайней сентиментальности Барона, я разрешаю Золушке остаться с нами, но ненадолго.

• Предыдущая
• 7/132
• Следующая