Грешный - Физерстоун Шарлотта - Страница 11

• Предыдущая
• 11/86
• Следующая

Уоллингфорд продолжал исследовать обладательницу нежного голоса кончиками пальцев, рисуя ее образ перед своим мысленным взором. Щеки Джейн были полными, лицо — узким, нос — маленьким и вздернутым. Кожа казалась гладкой, как размягченное масло, губы — пухлыми.

Мэтью поднял руку еще выше, чтобы прочувствовать контуры век Джейн, но она легонько отодвинулась назад, уклоняясь от его прикосновений, — и невольно выставила навстречу его руке шею и выпуклость груди. Кисть пациента тут же отстранилась от лица новой знакомой, скользнув вниз к ее горлу и сердцу, которое неистово билось под грубой тканью платья. Груди Джейн были высокими, полными, мягкими… Граф с удовольствием продолжал свое увлекательное исследование, но она вдруг издала странный звук — то ли вскрик смущения, то ли стон капитуляции, заставивший его вздрогнуть.

— У вас… у вас такая серьезная рана, — начала было медсестра, но запнулась, когда Мэтью снова стал поглаживать ее грудь, пытаясь представить ее очертания под платьем. — Вы, должно быть, смущены, сбиты с толку.

Да, Уоллингфорд был смущен. Он хотел прикасаться к Джейн, изучать ее тело, ее пышные формы. Мэтью желал, чтобы и Джейн прикасалась к нему, хотя обычно ненавидел, когда кто–то дотрагивался до него. Наверное, он бы остался так навечно — с рукой, бродящей по телу этой восхитительной женщины.

— Мэтью, — она отодвинулась, чуть не задохнувшись от волнения, — это становится уже непристойным!

— Останьтесь, Джейн, — едва слышно попросил он.

— Хорошо. Но вы должны пообещать, что будете спать.

— А что, если я буду мечтать о вас? — спросил Мэтью, мягко взяв свою помощницу за руку и ощутив, как дрожат ее пальчики.

— Не будете, — отозвалась Джейн таким тихим голосом, что пациент едва расслышал ее. — Мужчины не грезят о таких женщинах, как я.

Мэтью силился что–то ответить, но травма головы в сочетании с алкоголем внезапно дала о себе знать, отняв у него способность говорить. Несчастный стал погружаться в сон, отчаянно силясь вернуться к Джейн и ее ангельскому голосу.

Уоллингфорд не мог сказать, как долго он проспал. Несколько раз Мэтью просыпался ненадолго, когда Джейн окликала его и спрашивала насчет самочувствия. Она осторожно проверяла повязки на голове и глазах своего подопечного, бережно укрывала его, нашептывая, что пора опять засыпать. И каждый раз Мэтью двигался навстречу медсестре, хватал за запястье и тянул к себе до тех пор, пока не чувствовал ее бедра рядом со своими.

— Побудьте со мной, Джейн, — пробормотал он несколько часов спустя, прижимая ее маленькую руку своей груди.

— Не могу, — тихо ответила она. — Уже забрезжил рассвет.

— Не выношу утро, — прошептал Мэтью, поглаживая ее атласные ноготки кончиками пальцев. — Я — создание тьмы, состоящее из ночи и теней. Я принадлежу мраку вместе с остальными грешными существами.

Джейн погладила Мэтью по щеке, а он не вздрогнул, не отдернулся в отвращении, как бывало с ним обычно. Вместо этого граф наслаждался этим нежным прикосновением, смаковал его, словно голодающий, вдруг получивший несколько кусочков хлеба.

Почему он допускал все это? О боже, он ведь делал себя уязвимым! Мэтью тут же пожалел, что сказал все это, невольно выдав правду, которая должна была оставаться тайной. Он никогда не хотел быть слабым и ранимым, никогда не хотел показывать, что в его броне была брешь. И все же в этой женщине, которую он даже не мог видеть, было нечто, располагающее к доверию, что–то, способное соблазнить сидевшего в его душе демона. Мэтью все еще крепко сжимал свою спасительницу, не давая ей уйти.

— Я вернусь сегодня вечером, Мэтью.

— Тогда я буду спать до тех пор, пока вы не придете, Джейн. А потом я проведу с вами всю ночь.

Как и каждое утро, старая городская карета миссис Блэквуд ждала Джейн перед черными железными воротами больницы.

— Доброе утро, мисс, надеюсь, ночь прошла спокойно.

— Спасибо, Джордж, — отозвалась Джейн, когда кучер помог ей забраться в карету. — Все обошлось без серьезных происшествий.

Так и было, если, конечно, не считать серьезным происшествием то, что она проявила нежность по отношению к пациенту, а он чувственно гладил ее в ответ.

— Как прошла ночь леди Блэквуд? — осведомилась Джейн, пытаясь думать о чем–то еще, кроме рук Мэтью, ласкавших ее тело.

— Миссис Карлинг ничего не говорила об этом, так что, как мне кажется, все хорошо.

Почтительно кивнув, кучер захлопнул дверцу и взобрался на козлы. Сопровождаемые свистом хлыста, лошади припустили галопом от Ист–Энда до маленького дома в Блумсбери, где Джейн жила с леди Блэквуд.

Ночами, пока Джейн работала в больнице, обязанности компаньонки ложились на плечи миссис Карлинг, экономки и кухарки. Домочадцев у леди Блэквуд было немного: миссис Карлинг, Джанет, горничная, сама Джейн и Джордж, служивший кучером и конюхом.

Да, домашнее хозяйство казалось маленьким и плохо организованным, зато абсолютно все помощники леди Блэквуд были довольны своей участью. Хозяйка платила вовремя, относилась с уважением — чего еще можно было желать? Никто из прислуги не утруждал себя беспокойством по поводу того, что вот уже несколько лет размер жалованья не повышался. В конце концов, чем были деньги, если вас считали рабом? Леди Блэквуд, напротив, обходилась со слугами так, словно все они были одной семьей, а особенно она привязалась к Джейн — которая ощущала безграничную благодарность за это теплое отношение.

Давным–давно леди Блэквуд жила в престижном районе Мейфэр, в одном из самых больших домов города. Она была молода, красива, полна веселости. В ту пору эта дама была женой графа Блэквудского и, казалось, держала весь мир в своей ладони. Но это была лишь прекрасная картинка, внешнее отражение происходящего. Внутри же ее мир состоял из страха и боли. Много лет леди Беатрис Блэквуд тяжко страдала от побоев собственного мужа, а потом решилась — и шокировала общество, оставив супруга и потребовав развода.

Какая смелость, должно быть, требовалась от леди Блэквуд, чтобы отважиться на этот шаг. А ведь она с младых лет слыла избалованной леди! Беатрис не знала нужды ни в чем и все же предпочла оставить все, что нее было, — и стать женщиной, подвергнутой остракизму обществом и друзьями. Леди Блэквуд пришлось учиться сводить концы с концами и жить на ничтожно малое содержание, которое ежемесячно выплачивал по решению суда бывший муж, а заодно и на мизерное наследство, оставленное ей отцом. Развод был позором, пятном на репутации. Джейн оставалось только удивляться, как леди Блэквуд вынесла все это, как смогла так долго оставаться отверженной обществом.

Коляска свернула за угол, и через заляпанное окно Джейн бросила взгляд на тротуар, туда, где женщины и дети расставляли тележки с фруктами и овощами. Торговка рыбой метала свежий утренний улов на стол, прогоняя прочь кота, который так и вился у изодранного подола ее платья.

Воздух был пропитан черной копотью и едким запахом угля, которые смешивались с тяжелой завесой тумана, накатывавшегося с Темзы. Это был Ист–Энд — место, где выросла Джейн.

Каждое утро, по пути из дома в больницу, медсестра видела эту суматоху, изможденных голодных людей, изнуренное выражение на лицах женщин. И каждый раз Джейн благодарила Бога и леди Блэквуд, которая однажды ночью заметила ее, сидящую под проливным дождем, и любезно пригласила в свой дом. Джейн содрогалась при мысли о том, на что была бы похожа ее жизнь, если бы над ней не сжалились и не забрали подальше от этого места. Как долго ей удавалось бы выживать, надеясь только на себя, нося на своем лице такую же печать изнуренности, опустошенности и голода?

Той памятной ночью жизнь Джейн радикально изменилась. У нее появились крыша над головой и пища, постель без клопов и теплое одеяло. Леди Блэквуд стала ее наставницей, научила читать и писать, штопать и вышивать. Нанимательница преподала Джейн несколько ценных уроков того, как следует вести себя в обществе. Но самым важным, чему обучила ее леди Блэквуд, было умение жить самостоятельно, полагаясь только на себя, веря исключительно в свои силы.

• Предыдущая
• 11/86
• Следующая