Погребённые заживо - Биллингем Марк - Страница 36

• Предыдущая
• 36/83
• Следующая

Портер отдала ему свою кружку.

По дороге к бару Торн увидел своего отца, подпирающего стойку на свадьбе кого-то из родственников год или два тому назад. Командующий парадом — его так и распирало, он чуть не писался от смеха. Он к каждому обращался настолько учтиво, что не получил по зубам: самое главное преимущество в том, что у тебя шарики заехали за ролики, — ты можешь всегда забыть кого-то угостить выпивкой.

Торн медленно прищурился и подумал о словах Портер. Похоже, она давно работает с Хигнеттом.

Он заказал выпивку и пошел вдоль стойки бара поговорить с Ивонной Китсон. Сейчас она выглядела значительно веселее, чем при их последней встрече, но причиной тому могли оказаться и несколько больших бокалов вина.

— Как продвигается расследование? — поинтересовался он.

— Лучше бы я держалась от него подальше, — ответила Ивонна. Она зажала в руке десятифунтовую банкноту и размахивала ею, словно веером. — Однако я надеюсь на хорошие новости.

— А что ты предприняла?

Пару секунд она колебалась, ведя молчаливую борьбу с самой собой.

— Слушай, не хочу обманывать. Я больше буду знать завтра утром. Давай поговорим о чем-нибудь другом?

И они продолжили беседу на отвлеченные темы, пока миссис Китсон не подали заказанные ею напитки и она не отошла от бара.

Торн задавался вопросом: скольких часов сна нынче ночью будет стоить пиво его спине? Он побоялся, что ему может понадобиться медицинская помощь, поэтому сократил свой заказ на пол-литра, потом облокотился о стойку и стал размышлять.

Семь лет горя.

Семь лет, пока разлюбишь и начнешь искать любовь где-то в другом месте.

Неужели у человеческих чувств есть «срок годности»? Он, как и все люди, прекрасно знал, что любовь — скоропортящийся продукт, и понимал, что с годами горе может уменьшиться до полузабытого вкуса или запаха. Однако ненависть, думал он, переживет все чувства. На некоторое время ее можно отложить (как замороженный продукт в холодильник), чтобы позже, когда возникнет необходимость, достать и разморозить, освежить и раздуть до огромных размеров.

Ему вспомнилось стихотворение, которое он учил в школе — что-то такое о мире, который гибнет в огне и льду. Как точна эта строчка: «Зная довольно ненависти». Потом он подумал о своем старом учителе, затем о Ларднере — чиновнике, осуществляющем надзор за условно осужденными. К тому моменту, когда он наконец вернулся с выпивкой к их столику, мозги у него чуть не закипали от всякой чуши.

Тони Маллен не сразу осознал, как давно он лежит здесь в темноте. Пять минут? Пятнадцать? Сколько времени прошло с тех пор, как он лег на кровать и растянулся рядом с женой и дочерью?

Мэгги и Джульетта спали рядышком, свернувшись, как две ложки — так и он привык спать с Мэгги. Он свернулся рядом калачиком, полностью одетый, не ворочаясь, поверх пухового одеяла, обняв правой рукой их обеих. Он прижал их к себе покрепче, когда Джульетта снова расплакалась.

После ухода Торна и других полицейских они с Мэгги спорили недолго. Ссора быстро выдохлась, когда он признался, что тон, каким он с ней разговаривал, не подходил для спора. Она прекратила на него кричать, опомнилась и затихла.

Словно она что-то перепутала и поставила себя в глупое положение, как однажды Люк.

Когда жена шепотом обратилась к нему с другого края кровати, Маллену пришлось попросить ее повторить — они оба говорили очень тихо, боясь разбудить спящую между ними дочь.

— Может, ляжешь в соседней комнате? — предложила она.

Он был почти уверен, что они не станут снова ссориться, и все же предпочел не уточнять, что она имела в виду. То ли не хотела, чтобы он лежал тут, рядом с ней, то ли просто считала, что для них троих тут тесновато, и на свободной кровати у него будет больше шансов хорошо выспаться.

В любом случае, это все была лишь теория.

— Я думаю, что все равно не смогу заснуть, — ответил он. — Пойду-ка лучше сделаю пробежку.

Он полежал еще пару минут, потом встал с постели. В тусклом зеленоватом свете, который отбрасывали электронные часы, он видел, что у жены глаза хоть и закрыты, но губы плотно сжаты — и ей не так-то легко уснуть.

Он на цыпочках пересек комнату, взял все необходимое и наклонился за своими кроссовками.

Когда Торн вернулся домой, было уже почти два часа ночи. Войдя в гостиную, он с удивлением обнаружил мужчину, спящего у него на диван-кровати.

Хендрикс открыл глаза и сел. Элвис, который, свернувшись калачиком, устроился у него на груди, спрыгнул на пол, взвыл и незаметно исчез.

— Поздновато, — заметил Хендрикс. — Я уже так стал волноваться, что чуть не позвонил в полицию.

Торн обошел диван и направился в кухню.

— Я знал, что у тебя следовало бы забрать ключи.

— Ты говоришь так, как будто сейчас запоешь «I Will Survive». Может, ты еще и этот дурацкий замок сменишь?

— Чаю хочешь?

Хендрикс в прошлом году несколько недель жил у Торна, и Том так и не удосужился забрать у него запасные ключи, когда тот вернулся к себе домой. С тех пор Хендрикс пару раз ими пользовался, но Торн был уверен на сто процентов, что сегодня вечером его приятель пришел не для того, чтобы покормить кота.

— И надолго ты здесь?

Хендрикс ответил, несколько повысив голос и повернувшись в сторону кухни:

— Только на одну ночь. Я и не собирался у тебя ночевать, но поскольку было слишком поздно, я подумал: «Блин!» — и расстелил кровать.

— Отлично. — Торн вернулся в гостиную и направился к стереосистеме. Поставил диск c Айрис Демент — автором и исполнителем из Арканзаса; впервые он услышал его по «Радио-2», в программе «Боб Харрис Кантри». Это были песни горцев, песни о блаженстве и крови, простые и честные, так подходящие к настоящему моменту. Торн подождал, пока акустическая гитара пропоет первые несколько нот, отрегулировал звук и вернулся к своему чаю.

— Я никогда не ссорился с Брендоном по пустякам, — признался Хендрикс.

Торн осторожно присел и подтянул ноги к подбородку:

— Я всегда так и думал.

— В прошлый раз я сказал, что не помню, из-за чего мы завелись, что все произошло из-за какого-то пустяка…

— Да, ты говорил немного уклончиво…

— Мы повздорили из-за детей.

— Что? Ты наконец решился признаться ему, что у тебя не может быть детей?

Хендрикс мимолетно улыбнулся.

— Я хочу иметь детей. Вот в чем вопрос. Знаю, что это, блин, страшный сон. Да и какие у нас могут быть дети! Но я хотел поговорить об усыновлении. Брендона моя идея не воодушевила. Он считает, что я эгоист: я должен был раньше ему об этом сказать, когда мы встретились в первый раз. Но я и сам не знал, что захочу детей, понимаешь?

Пружины дивана скрипнули под Хендриксом, когда он поменял положение. К гитаре присоединились пианино и голос — озаркский [27]говор, змеей извивающийся между этими двумя инструментами.

— А когда ты об этом узнал? — поинтересовался Торн.

Хендрикс откинул голову назад и ответил, глядя в потолок:

— Помнишь, в прошлом году я ездил на конференцию в Сиэтл?

— Помню, это было на Пасху. Ты еще рассказывал, что там было очень холодно.

— Там в один из дней демонстрировалось новое фантастическое оборудование для вскрытия. Были представлены смотровые комнаты. Среди них была специальная — для опознания детских тел, понимаешь? — Хендрикс откашлялся. — Всех — начиная от мертворожденных и заканчивая детьми 10–12 лет, погибшими в бандитских разборках. Сейчас у нас тоже начинает такое появляться, но тогда я не видел ничего подобного. По сути, в них все направлено на то, чтобы минимально травмировать родителей, сделать саму процедуру менее казенной… менее шокирующей. Поэтому тела подготавливают к погребению на кровати-холодильнике. И вся комната сделана так, чтобы быть похожей на детскую, понимаешь? С мишками и куколками — всякими игрушками для малышей. Если хочешь, могут включить музыку. Все разработано с таким расчетом, чтобы казалось — ребенок не умер, он просто спит. Все направлено на создание атмосферы покоя, хотя бы на эти несколько минут.

• Предыдущая
• 36/83
• Следующая