Черная метка - Корнуэлл Патрисия - Страница 47

• Предыдущая
• 47/86
• Следующая

В желудке женщины находились остатки пищи, скорее всего курицы с рисом и овощами, и я вспомнила пластиковый контейнер и вилку, найденные в бумажном пакете рядом с ее сумочкой и пальто.

– Черт побери, может, я даже отойду на несколько шагов, как в долбаном тире, прицелюсь и посмотрю, как ему это нравится.

– Прекрати! – воскликнула я.

Он замолчал.

– Черт возьми, Марино, что на тебя нашло? – спросила я, держа в одной руке скальпель, в другой – пинцет.

Некоторое время он не произносил ни слова, пока я старалась занять его, поручая сделать то или это.

Потом он сказал:

– Девушка, которая вчера подбежала к "скорой помощи", – подруга Ким, работает официанткой в "Шоуни", а по вечерам учится в Виргинском университете. Они вместе снимали квартиру. Она вернулась домой после лекций, не имея представления, что случилось, и вдруг звонит какой-то идиот-репортер и спрашивает: "Как вы расцениваете случившееся?"

Марино замолчал. Он не отрываясь смотрел на препарированное тело с раскрытой, отсвечивающей красным грудной клеткой и бледными ребрами, которые изящным изгибом нависали над идеально прямым позвоночником. Я включила хирургическую пилу.

– Подруга не могла назвать ни одного знакомого Ким, который показался бы ей ненормальным. Никто не заходил в магазин, не приставал к ней и не угрожал. На прошлой неделе, во вторник, сработала сигнализация на той же задней двери, но это часто случается. Люди забывают, что задняя дверь под охраной, – с отсутствующими глазами продолжал Марино. – Похоже, что убийца просто-напросто вдруг вырвался из ада.

Я начала пропиливать череп – через области, раздробленные и разбитые неистовыми ударами предмета или предметов, которые я не могла идентифицировать. В воздух поднялась сухая костная пыль.

К полудню дороги оттаяли достаточно для того, чтобы на работу приехали остальные прилежные, но безнадежно застрявшие в пути сотрудники криминалистической лаборатории. Я решила сделать обход комнат.

Прежде всего я зашла в отдел судебной биологии, огромное помещение площадью почти тысячу квадратных метров, куда имели доступ лишь несколько сотрудников, у которых были магнитные карты для электронных замков. Сюда люди не забегали поболтать. Следуя по коридору, они на ходу бросали взгляды на работавших за стеклом ученых в белых халатах, но редко приближались к самому стеклу.

Я нажала кнопку переговорного устройства и спросила Джейми Куна.

– Сейчас найду его, – отозвался голос.

Открыв дверь, Кун тут же протянул мне длинный новый лабораторный халат, перчатки и маску. Здесь огромное внимание уделяли заботе о чистоте образцов ДНК, особенно сейчас, когда в суде может быть подвергнута сомнению стерильность каждого микротома, холодильника, пипетки, перчатки и даже ручки, которой маркируют анализы. Меры предосторожности, принятые в лаборатории, были почти такими же суровыми, как процедуры стерилизации в операционной.

– Мне жаль вас отрывать, Джейми – сказала я.

– Вы всегда так говорите, – заметил он. – Входите.

Перед нами находились три шлюзовые камеры – при входе в каждую приходилось надевать свежий халат. Липкая бумага на полах предназначалась для очистки подошв. Процесс повторился еще дважды, чтобы вошедший не смог пронести грязь из одного шлюза в другой.

Сотрудники работали в просторном, ярко освещенном помещении, где стояли черные лабораторные столы с компьютерами, ванны, герметичные емкости и вытяжные ламинарные шкафы. На отдельных столах были аккуратно расставлены баночки с реактивами, автокапельницы, полипропиленовые пробирки в штативах. Реагенты, или вещества, нужные для работы, изготавливались в больших объемах из химических препаратов высокой чистоты. Их регистрировали под уникальными номерами и хранили в небольших емкостях отдельно от остальных реактивов.

Загрязнение сдерживали с помощью индексирования образцов, тепловой денатурации, ферментативного сбраживания, многопрофильного отбора, повторных анализов, ультрафиолетового и ионизирующего излучений, строгого контроля, а также проб, которые брали у здоровых добровольцев. Если что-то не срабатывало, исследователь просто прекращал работу над конкретными образцами. Через несколько месяцев он, возможно, проводил опыты над ними или больше никогда не возвращался к ним.

Полимеразная цепная реакция позволяла получать результаты анализа ДНК через несколько дней, а не недель, как было ранее. Теперь краткая тандемная дупликация давала Куну возможность завершить анализ за один день, если, конечно, имелся образец тканей для исследования, но в моем случае тканей не было – только светлые волоски с одежды неопознанного трупа в контейнере.

– Очень жаль, – сказала я, – потому что, кажется, я нашла похожие волоски в другом месте. На этот раз на теле женщины, убитой прошлым вечером в "Куик-Кэри".

– Погодите. Я не ослышался? Волосы с одежды "человека из контейнера" соответствуют волосам, найденным на ней?

– Похоже на то. Как видите, это срочно.

– Вынужден вас разочаровать, – заявил Кун. – Эти волосы не с кошки и не с собаки. Они человеческие.

– Не может быть, – ответила я.

– Это абсолютно верно.

Кун был крепким, энергичным молодым человеком, которого трудно было чем-то удивить. Не помню, когда в последний раз видела у него горящие глаза.

– Тонкие, непигментированные, рудиментарные, – продолжал он. – Младенческие. Может быть, у этого парня дома был ребенок. Но два случая? На убитой точно обнаружены те же волосы?

– У младенцев не бывает волос длиной пятнадцать сантиметров, – возразила я. – Именно такие я нашла на ее теле.

– Может, у детей в Бельгии они длиннее, – сухо сказал он.

– Давайте вначале поговорим о "человеке из контейнера". С какой стати на нем оказались детские волосы? – спросила я. – Даже если у него дома остался ребенок. И даже если у младенца отросли такие длинные волосы.

– Не все волосы длинные. Некоторые очень короткие. Как сбритая щетина.

– Есть ли принудительно удаленные волосы? – поинтересовалась я.

– Мне не встречались корни с фолликулярными тканями; в основном луковицеобразные корни, которые ассоциируются с естественно выпадающими волосами. Другими словами, сброшенными в линьке. Поэтому я не могу провести анализ ДНК.

– Но некоторые волоски были отрезаны или сбриты, – задумчиво сказала я, потерпев неудачу и пытаясь отыскать другую версию.

– Да. Некоторые срезаны, некоторые нет. Как эти странные современные прически. Вы их видели: длинные наверху и короткие по бокам.

– На младенцах я таких не видела.

– Что, если у него двойня или тройня, потому что его жена принимала лекарства для повышения оплодотворяемости? – предположил Кун. – Тип волос тот же самый, но если они с разных детей, это может объяснить различную длину. ДНК оказалась бы одинаковой, будь у вас материал для анализа.

У однояйцевых близнецов ДНК была идентичной, разные только отпечатки пальцев.

– Доктор Скарпетта, – произнес Кун, – все, что я могу сказать, – визуально волосы, снятые с "человека в контейнере", одинаковые – другими словами, у них сходная морфология.

– Ну, волосы, снятые с женщины, визуально тоже одинаковые.

– Среди них есть короткие, словно обрезанные?

– Нет, – ответила я.

– Простите, но мне больше нечего вам сказать.

– Поверьте, Джейми, вы рассказали мне достаточно много. Я просто не знаю, что это означает.

– Вы узнаете, – успокоил меня Кун. – Мы напишем отчет по ним.

Следующей я посетила лабораторию трасологии и даже не побеспокоилась поздороваться с Ларри Познером. Он рассматривал что-то в микроскоп, который, наверное, был четче сфокусирован, чем его взгляд, когда он взглянул на меня.

– Ларри, – начала я, – все летит к черту.

– Как всегда.

– Что насчет нашего неопознанного мужчины? Есть новости? – спросила я. – Мне они нужны, так как я в растерянности.

• Предыдущая
• 47/86
• Следующая