Черная метка - Корнуэлл Патрисия - Страница 58

• Предыдущая
• 58/86
• Следующая

– Если что-нибудь потребуется, вызывайте лично меня, – сказал Иван. – Лучше, если вы будете есть в кафе, для вас приготовлен столик. Но, разумеется, еду можно заказать и в номер.

Он быстро повернулся и вышел, прежде чем я успела дать чаевые. Мы с Марино стояли в дверях своих комнат, оглядывая обстановку.

– Это меня нервирует, – заметил он. – Не люблю эти дурацкие игры в секретных агентов. Откуда мы знаем, кто он? Спорю, он даже не работает в этом отеле.

– Марино, давай не будем обсуждать наши дела в коридоре, – тихо проговорила я, почувствовав, что, если немедленно не избавлюсь от него, могу сойти с ума.

– Когда ты захочешь поесть?

– Я зайду к тебе в номер, – пообещала я.

– Давай, а то я сильно проголодался.

– Почему бы тебе не сходить в кафе, Марино? – предложила я, молясь, чтобы он согласился. – А я перекушу позже.

– Нет, по-моему, нам нужно держаться вместе, док.

Я вошла в комнату, закрыла дверь и с изумлением обнаружила, что чемодан распакован, вещи аккуратно разложены по ящикам. Брюки, рубашки и костюм висели в шкафу, туалетные принадлежности сложены в ряд на полочке в ванной. И тут же зазвонил мой телефон. У меня не было ни малейшего сомнения насчет личности звонившего.

– В чем дело? – спросила я.

– Они залезли в мои вещи и все разложили! – проревел Марино, как включенное на полную мощность радио. – Все, с меня довольно. Мне не нравится, когда копаются в моих чемоданах. Какого дьявола они себе позволяют? Это французский обычай или что? Въезжаешь в роскошный отель, а там обшаривают твой багаж.

– Нет, это не французский обычай, – сказала я.

– Тогда обычай Интерпола, – парировал он.

– Позвоню тебе позже.

На столе стояла корзина с фруктами и бутылка вина. Я порезала апельсин и налила фужер мерло. Отодвинула тяжелые занавески и стала наблюдать, как люди в вечерних платьях садятся в дорогие автомобили. Роскошные скульптуры на старом здании Оперы на другой стороне улицы гордо выставляли напоказ свое золотое великолепие, на крышах темной щетиной топорщились колпаки дымоходов. Я почувствовала тревогу, одиночество и обиду за навязчивое внимание.

Я долго лежала в ванне, думая, не стоит ли предоставить Марино самому себе на остаток вечера, но возобладали правила приличия. До этого он никогда не был в Европе, тем более в Париже, а если совсем честно, я боялась оставить его одного. Набрала его номер и спросила, не хочет ли он заказать легкий ужин. Марино выбрал пиццу, несмотря на предупреждение, что в Париже ее не готовят, и обшарил мой мини-бар в поисках пива. Я заказала устриц на половинке раковин и ничего больше и притушила свет, поскольку достаточно устала за этот день.

– Вот я о чем думал, – сказал он после того, как принесли ужин. – Мне не хочется поднимать этот вопрос, док, но у меня возникает чертовски странное чувство. – Он откусил кусок пиццы. – Я хочу сказать... Мне интересно, может быть, ты ощущаешь то же самое.

Я положила вилку на стол. За окном сверкали огни города, и даже в полумраке я видела, что он боится.

– Не имею понятия, о чем ты говоришь, – ответила я и протянула руку к вину.

– Ладно, я считаю, что нам нужно кое о чем крепко подумать.

Мне не хотелось его слушать.

– Смотри, сперва тебе привозит это письмо сенатор Соединенных Штатов, который заодно оказывается председателем юридического комитета, а это означает, что он такой же могущественный человек в федеральных правоохранительных органах, как самый большой начальник из правительства. Я хочу сказать, он знает все, что делается в Секретной службе, БАТ, ФБР и прочем дерьме.

В моей голове раздался тревожный сигнал.

– Ты должна признать, что сенатор Лорд очень удачно выбрал время для доставки тебе письма от Бентона, учитывая, что нас с тобой нежданно-негаданно отправляют в Интерпол.

– Давай не будем об этом, – прервала я, в то время как внутри что-то сжалось, а сердце заколотилось.

– Ты должна меня выслушать, док. В письме Бентон просит тебя перестать горевать, пишет, что все хорошо и он знает, чем ты занимаешься в этот момент...

– Прекрати, – громко сказала я и швырнула салфетку на стол. Меня переполняли эмоции, я была готова взорваться.

– Нужно смотреть фактам в лицо. – Марино тоже повысил голос. – Откуда ты знаешь... Я хочу сказать, правда ли письмо написано несколько лет назад? Что, если оно написано недавно?..

– Нет! Как ты смеешь! – воскликнула я, и мои глаза наполнились слезами.

Я резко встала из-за стола и потребовала:

– Уходи! Мне не нужны твои проклятые теории. Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы я опять пережила весь этот ад? Чтобы я надеялась на чудо после того, как едва свыклась с правдой? Убирайся из моей комнаты.

Марино оттолкнул стул так, что тот опрокинулся, вскочил и схватил со стола пачку своих сигарет.

– А если он все еще жив? – Он тоже почти кричал. – Ты же не знаешь наверняка, жив он или мертв. Может, он исчез на некоторое время из-за какой-нибудь заварушки в БАТ, ФБР, Интерполе или чертовом НАСА.

Я схватила бокал с вином, руки тряслись так, что я чуть не пролила его. Я опять находилась на грани срыва. Марино мерил шагами комнату и яростно жестикулировал с сигаретой в руке.

– Ты же не знаешь этого точно, – повторил он. – Все, что ты видела, – это черные обугленные останки в сгоревшей вонючей дыре. И часы, похожие на его. Ну и что из этого?!

– Ты сукин сын! – воскликнула я. – Ты проклятый сукин сын! После всего, что мне пришлось пережить, тебе нужно было...

– Ты не единственная, которой пришлось переживать его смерть. Знаешь, если ты с ним спала, это еще не означает, что ты его хренова владелица.

Я сделала несколько шагов вперед, но вовремя удержалась от того, чтобы дать ему пощечину.

– О Господи, – простонала я, глядя в его удивленные глаза. – О Господи!

Я вспомнила рассказ Люси о том, как она била Джо, и отошла от него. Он повернулся к окну и закурил. В комнате повисла мрачная тишина. Я прислонилась головой к стене и закрыла глаза. Я никогда в жизни не была так близка к тому, чтобы ударить человека, тем более человека, которого знала и любила.

– Ницше был прав, – тихо сказала я обреченно. – Будь осторожна в выборе врага, потому что скорее всего ты станешь таким, как он.

– Прости меня, – только и сказал Марино.

– Как мой первый муж, как моя идиотка-сестра, как все неконтролируемые, жестокие, эгоистичные люди, которых я знаю. Я стала такой же, как они.

– Нет, ты не такая.

Я прижалась лбом к стене, будто молилась, и была рада, что в комнате темно и я стою спиной к нему, поэтому он не может видеть мои мучения.

– Я не хотел тебя обидеть, док. Честное слово, не хотел. Не знаю даже, почему я это сказал.

– Все нормально.

– Я лишь хочу собрать картинку целиком, но некоторые ее кусочки не совпадают.

Он подошел к пепельнице и потушил окурок.

– Не знаю, зачем мы здесь.

– Не для того, чтобы ругаться, – заметила я.

– Не понимаю, почему мы не могли обмениваться информацией через компьютер, по телефону, как обычно. А ты?

– Нет, – прошептала я и глубоко вздохнула.

– Поэтому у меня возникли подозрения, что, может быть, Бентон... Что, если началась какая-то заварушка и он на некоторое время попал под программу защиты свидетелей? Сменил фамилию и все такое прочее. Мы не всегда знали, чем он занимался. Даже ты не знала, поскольку он иногда не имел права делиться с тобой; и кроме того, он ни в коем случае не захотел бы нанести нам вред, рассказав нам лишнее. Особенно нанести вред тебе или заставить тебя все время беспокоиться.

Я не ответила.

– Я не хотел с тобой ругаться. Просто говорю, что нам есть над чем подумать, – неловко добавил он.

– Нет, ты не прав, – ответила я, кашлянув. У меня ныло все тело. – Нам не о чем думать. Он был опознан, Марино, – всеми возможными способами. Кэрри Гризен не имитировала его убийство, чтобы Бентон мог скрыться на некоторое время. Разве ты не понимаешь, что это невозможно? Он мертв, Марино. Он мертв.

• Предыдущая
• 58/86
• Следующая