Екатерина и Потемкин. Тайный брак Императрицы (Екатерина и Потемкин. Фаворит Императрицы) - Павлищева Наталья Павловна - Страница 27

• Предыдущая
• 27/47
• Следующая

— С чего это?

— Слышала я о недугах твоих, Кирилл Григорьевич.

— Каких?!

Гетман был здоров как бык и помирать или болеть не собирался. Императрица наклонилась ближе, шепотом сказала:

— Самостоятельностью заболел…

Но Разумовского так просто не возьмешь, откинулся на спинку кресла, рассмеялся, точно хорошей шутке:

— Так ведь это как посмотреть на сей недуг. Для кого недуг, а для кого благо.

Голубые глаза стали стальными:

— И для тебя, и для меня — болезнь. Малороссии без России не бывать.

— А я и не прошу.

— Со мной в прятки не играй. Еще раз предупреждаю: самостийности Украины не потерплю!

Позвонила в колокольчик, велела принести вина да фруктов, больше разговор о самостоятельности Украины не вела и, только когда Разумовский уже уходил, снова тихонько предложила:

— Подай в отставку, Кирилл Григорьевич…

Тот покачал головой.

— Гетмана из столицы не выпускать, а буде сам отъедет, догнать и силой вернуть!

Распоряжение отдала так, чтобы он слышал.

Разумовский усмехнулся: войной пойдешь? Слаба ты еще, Екатерина Алексеевна. Но уехать не спешил, ни к чему суетиться, и так пересилит. Ошибся, начали давить со всех сторон, Вяземский открыто сказал, что императрица намерена упразднить гетманство, да не хочет, чтоб это выглядело точно его опала.

— Ты бы подал в отставку, Кирилл Григорьевич…

Но не уговоры и не угрозы убедили Разумовского, постепенно он понял и то, что Екатерина в силу вошла, и то, что действительно добра стране желает. А еще… жена поедом ела, потому как ее за строптивого мужа ко двору не пускали. Быть в столице и сидеть почти взаперти… какая женщина такое выдержит, тем паче Рождество скоро, балы начнутся, маскарады, куртаги — всякий на свой лад! Но видя опалу со стороны императрицы, придворные сторонились Разумовских, словно чумных.

— Чем провинился-то, Кирилл Григорьевич? — молила супруга. — Повинись, государыня, говорят, милостива, кто не противничает, всех прощает. Слышала, даже Румянцева, который вовсе присягать отказался, и того простила!

— В отставку подавать не хочу, от гетманства отказываться.

Екатерина Ивановна ахнула:

— А на твое место небось Гришку Орлова метит?

Кирилл Григорьевич невесело рассмеялся:

— Нет, Гришку она от себя не отпустит, больно дорог, а вот Алехана или Федора может.

Все разъяснил Вяземский, покачал головой при очередной беседе:

— Экий ты, Кирилла Григорьич! Никакого гетмана Орлова не будет, потому как гетманства не будет. А тебе предложено фельдмаршалом стать и там же управлять, только большей частью собственными имениями, кои тебе государыня дать намерена.

Было о чем задуматься. Ясно, что Екатерина не позволит передавать гетманство по наследству, поделит Украину, а не позволит. Резон для России в том был: отдельная Украина — приманка для турков и угроза явная.

В Петербург приехал старший из братьев Алексей Григорьевич Разумовский, благодаря которому и весь род в люди из пастушества выбился. Алексей после смерти своей тайной жены императрицы Елизаветы сильно сдал, постарел, большую часть времени проводил в размышлениях у огня, который велел разводить в камине и в летнюю жару.

Старший брат и посоветовал:

— Ты, Кирилл, супротив не иди; Екатерина хоть и немка, а на пользу России все делает. И от Орловых избавится, как только свою силу почувствует. И про гетманство она верно решила: не будет гетманской булавы, не будет соблазну отделиться, а Украине отдельно никак нельзя — турки подомнут, и охнуть не успеешь. России с турками война предстоит, не дай славянам против своих ради чужих встать. Екатерина, чаю, тебя не обидит…

Разговор с братом решил сомнения; в ноябре Кирилл Григорьевич Разумовский попросил отставку, которая была принята. Императрица сделала его фельдмаршалом и землями наградила сверх меры.

Екатерина Ивановна Разумовская бросилась шить наряды к рождественским и святочным балам.

Рождество да Святки и впрямь прошли весело, шумно, немало тому способствовали придворные шутники — братья Орловы да Левушка Нарышкин, который все более веселил общество. Он всегда был шутником, но на сей раз превзошел сам себя, устроив с Орловыми переодевания.

Когда в разгар праздника в зале вдруг появились здоровенные бабищи с требованиями подать колядующим, многие сначала смутились. Но стоило им завести колядки, как от хохота повалились все — братья Орловы и Нарышкин вырядились в сарафаны, повязали головы платками, а парики заплели в косы! Алехан пристал к медлительному Панину, требуя сплясать с ним. Никита Иванович как мог отбивался, но здоровенный Орлов подхватил толстяка почти на руки и все же прошелся с ним круг. Остановившись, отер пот со лба:

— А и тяжел же ты, Никита Иванович!

На сем забавы не закончили, отправились по домам тех придворных, кого не было в малом круге, всех пугали, собрали хорошую дань, которую потом раздали посреди улицы народу. То-то весело!..

На маскараде императрица подошла к Екатерине Ивановне Разумовской:

— Жду вас завтра на катанье, лошади и сани готовы, только оденьтесь потеплей да лицо жиром смажьте…

Разумовская была счастлива, стоило мужу стать послушным, как расположение государыни вернулось.

Жизнь покатилась дальше…

Жизнь налаживалась; все уже попривыкли к новой государыне, болтовня стихла, Мировича пока не поминали, хотя Екатерина понимала, что еще не конец, еще предстоят неприятности. Но пока их не изнутри ждала, а снаружи. Еще когда в Курляндии были да в Риге, ужаснулась состоянию флотскому. Петр Великий столько сил и времени на создание флота положил, а что в результате? Ни флота, ни умения…

Все надо было начинать едва не заново, потому как построенные при Петре корабли изрядно подгнили за прошедшие годы. Галер среди кораблей много, когда все уж на паруса давным-давно перешли. Куда уж тут воевать…

Вызвала к себе Мордвинова, которого только что сделала адмиралом.

— Семен Иванович, честно говори, как на духу, чего для флота надобно?

Тот тяжело усмехнулся:

— Сам флот.

— Что, так худо?

— Корабли строим на сухом да в пресной воде, пока до морской соленой доберутся, половина рассохнется да сгниет. Что при Петре Великом построено, того мало да что-то побито. Пора обновлять, столько лет уж почти ничего не делали. А на чем матросов учить, коли одна рухлядь.

— Ох, не слышит нас Петр Алексеевич, всех на реях перевешал бы! Сколько лет лесу корабельному выстаиваться надо, чтоб из него строить можно было?

— Чем больше, тем лучше, лет пять…

— Нету такого времени. А ежели пару лет?

— Тогда еще через пяток заново строить надо.

— Про корабли решим, а вот с учебой что делать? Никуда негодные умения, ни с ветром справиться не умеют, ни с орудиями.

Но вопросы надо было решать, вдруг вспомнили, что лес можно собрать на севере, поморяне помногу заготавливают, везти тяжело, можно попробовать там строить…

Екатерина вздыхала:

— Ежели у нас и армия такова, как флот, лучше сразу поражение признать, хоть жизни людские сохраним.

Одно тайное совещание по поводу флота имело далеко идущие последствия. Чтобы в море ходить дальше Маркизовой лужи, следовало не только навигацкие карты Балтики иметь, но и дальние, и точно знать, как ведут себя корабли в дальних морских походах.

— Чтобы с турками воевать, одной сухопутной армии мало, они свои войска по морю перебросят в пять раз быстрее, чем наши по суше подойдут.

Екатерина привычно разглядывала карту России, но ближе к южным границам.

Все правильно, да только откуда русскому флоту подле южных границ взяться?

— А если морем пройти?

— От Кронштадта?!

— Да.

— Ваше Величество, нам карты продают старые, худые, на них ни скалы, ни отмели, а иногда даже и острова не отмечены. Ни французам, ни итальянцам ни к чему русским свои секреты морские выдавать. А уж подле Греции так и вовсе что в лесу заблудиться меж островов можно.

• Предыдущая
• 27/47
• Следующая