Мясная муха - Корнуэлл Патрисия - Страница 18

• Предыдущая
• 18/81
• Следующая

— В Виргинии следили бы за каждым его шагом. Он бы легко отделался, потому что правоохранительные органы и сотрудники тюрьмы зорко следили бы за его безопасностью и поведением. За ним бы очень пристально наблюдали. Только не говори мне, что в Виргинии его почту не проверяли бы, предназначалась бы она адвокату или нет. Виргиния захотела бы поджарить его задницу, — спорит Марино, — после всего, что он сделал.

— Он убил продавца магазина. Он убил полицейского. Он почти убил главного судмедэксперта. Теперь губернатор Виргинии стал сенатором и председателем в Национальном Демократическом Комитете. Он не разозлил Вашингтон, потому что и не собирался спорить с Францией. А губернатор Техаса — республиканец, переизбранный на второй срок, ему плевать, что кто-то будет им недоволен.

— Главный судмедэксперт? Ты даже не можешь произнести ее имя! — ошеломленно восклицает Марино.

Несколько лет назад тетя Люси Фаринелли, Кей, рассказала одну занятную историю о немецком солдате, погибшем во время Второй Мировой.

Его тело нашли в Польше, рассказывала она, так как оно находилось в сухих условиях, хорошо сохранились коротко стриженые светлые волосы, привлекательные черты лица и даже щетина на подбородке. Когда Скарпетта увидела его голову в Институте Судебной Медицины в Польше, куда она приехала с лекциями в качестве судмедэксперта, она тотчас подумала о музее мадам Тюссо.

— Его передние зубы были сломаны, — продолжала Скарпетта, объясняя, что, по ее мнению, это случилось не после смерти, так же как и не было следствием какой-то механической травмы до смерти. Просто у него было заболевание десен.

— Пулевое ранение в правый висок, — цитировала она причину смерти молодого немца. — По траектории прохождения пули можно узнать, как держали пистолет, когда стреляли. В этом случае пуля прошла вниз. Обычно при самоубийстве пистолет держат прямо либо направляют немного наверх. Следов пороха нет, потому что рану прочистили и волосы вокруг нее сбрили еще в морге. Мне сказали, они отправили останки туда, чтобы определить, действительно ли это убийство произошло во время Второй Мировой.

Люси вспомнила эту историю, наблюдая за симпатичным голубоглазым немецким офицером. Она находилась на северо-восточной границе Германии и сейчас терпеливо ждала, пока молодой офицер осматривает салон черного «мерседеса», взятого ею напрокат. Луч фонарика освещает кожаный кейс и две красные спортивные сумки фирмы «Найки» на заднем сиденье. Он осматривает переднее сиденье, но снова возвращается к сумкам. Открыв чемодан, он едва удостаивает взглядом его содержимое.

Если бы он потрудился открыть эти сумки и покопаться в одежде, он бы обнаружил там мощную полицейскую дубинку. Выглядит она, скорее, как резиновая рукоятка удочки, но легким движением руки превращается в тонкий стержень из прочной стали, длиной около двух футов. Ей запросто можно переломать кости или отбить внутренние органы.

Люси готова была объяснить наличие у нее этого оружия, которое вряд ли многим знакомо, ведь оно используется в основном правоохранительными органами. Она бы сказала, что ее заботливый парень достал ей дубинку для самозащиты, потому что она деловая женщина и ей иногда приходится путешествовать одной. Она бы с невинным видом сообщила, что и пользоваться-то ей не умеет, что это ее парень настоял взять дубинку и сказал, что ничего страшного в этом нет. Даже если бы полиция конфисковала дубинку, Люси было все равно. И все-таки она рада, что дубинку не нашли и что офицер в бледно-зеленой форме, проверяющий сейчас ее документы, вовсе не удивлен видом молодой американки, которая путешествует ночью одна в «мерседесе».

— Цель вашей поездки? — неуклюже произносит он по-английски.

— Geschaft[14].

Она не объясняет, по какому делу, но на всякий случай у нее заготовлен ответ.

Офицер снимает трубку и произносит что-то по-немецки. Люси не может понять, но чувствует, что речь не о ней, а если и о ней, то это не так важно. Она ожидала, что все ее вещи перероют, и была к этому готова. Она ожидала, что ее будут тщательно расспрашивать, но офицер, напомнивший ей о рассказе тети, быстро возвращает паспорт.

— Danke[15], — вежливо отвечает Люси.

В мире полно таких ленивых дураков, как этот молодой офицер.

Он поднимает шлагбаум.

Люси осторожно выезжает, пересекает польскую границу, и проходит ту же однообразную процедуру, только на другой стороне. Никаких тщательных проверок, обысков, лишних вопросов, только сон и скука. Это слишком просто, даже подозрительно. Она вспоминает, что никогда не должна доверять тому, что просто. Она представляет солдат Гестапо и СС, жутких призраков прошлого. В ней просыпается страх, безосновательный, глупый страх. Мурашки бегут по спине, когда она думает о побежденных поляках, лишенных имен и жизней в этой войне, о которой она знает только из книг.

Это так похоже на существование Бентона Уэсли. Люси спрашивает себя, что бы он подумал, если бы узнал, что она сейчас в Польше. Не проходит и дня, чтобы Люси его не вспоминала.

Опыт, который Люси приобрела за время своей карьеры, сам по себе незаметен, но в нужной ситуации она применяет его как оружие.

Она начала работать на ФБР еще в старших классах, создала для них компьютерную систему разведданных. Окончив университет в Виргинии, она стала специальным агентом ФБР в качестве компьютерного и технического эксперта. Она научилась водить вертолеты и стала первой женщиной в ФБР, которая вошла в специальный отряд Службы Спасения. На каждом задании, когда они совершали облавы или захваты, ее преследовала враждебность, домогательства, грубые намеки. Ее редко приглашали выпить пива в баре Академии с остальными. С ней не обсуждали неудачные облавы, не рассказывали ей о своих женах, детях, подружках. Но наблюдали за ней, говорили о ней в душе.

Карьера Люси в ФБР закончилась октябрьским утром, когда в тренировочном зале Академии она и ее напарник, Руди Мазл, упражнялись в стрельбе. Они стреляли боевыми девятимиллиметровыми патронами. Зал был заполнен грудами шин, из-за которых то и дело выскакивала очередная мишень.

Вспотевший Руди тяжело дышал. Притаившись за кучей шин и снова разрядив всю обойму в появившегося противника, он искал глазами своего напарника, Люси.

— Все в порядке. Чисто, — закричал он сквозь дым. — Какие у тебя предпочтения в сексе?

— Почаще этим заниматься! — она быстро перезарядила пистолет и перекатилась за другую кучу шин перед тем, как выстрелить в выскочившую мишень за девять метров от нее. Расстояние между пулями, попавшими в мишень, было такое маленькое, что они образовали узор в виде цветка.

— Правда?

Две пули просвистели в выскочившую мишень.

— Мы с ребятами поспорили, — голос Руди приближался, он осторожно полз по грязному бетонному полу.

Он рванулся через нагромождения шин и схватил ни о чем не подозревающую Люси за ноги.

— Попалась! — засмеялся он, положив пистолет на шину.

— Ты что, совсем рехнулся? — Люси вытащила патрон из пистолета, он звонко отскочил от пола. — У нас же боевые патроны, идиот!

— Ну-ка дай мне посмотреть твой пистолет, — голос Руди прозвучал серьезно. — Что-то с ним не так.

Он взял у нее пистолет и вытащил магазин.

— Плохая пружина, — Руди положил пистолет рядом со своим. — Правило номер один. Никогда не теряй свое оружие.

Он навалился на нее, смеясь, уверенный, что именно этого она хотела, несмотря на то, что сейчас брыкалась и кричала, чтобы он ее отпустил.

Наконец он смог сжать оба ее запястья своей сильной рукой. Другую руку он засунул под ее рубашку, снимая лифчик и пытаясь поцеловать ее.

— Ребята говорят, — выдохнул он, — что ты лесбиянка, — он начал расстегивать свой ремень, — только потому, что не могут поиметь тебя...

• Предыдущая
• 18/81
• Следующая