Обретая Розу - Харви Кеннет Дж. - Страница 30

• Предыдущая
• 30/33
• Следующая

Анна смеется и смотрит на мальчика:

— Да.

— И моей тоже? — спрашивает еще один мальчик. Он протискивается между другими детьми, пока не оказывается совсем рядом с Анной.

— Да.

— А как меня зовут? — спрашивает девочка с расщепленной губой, такая маленькая, что еще плохо произносит слова.

— А какое имя тебе нравится? — интересуется в ответ Анна.

— Я не знаю никаких имен.

Анна долго смотрит на лицо ребенка, обдумывая ее слова и то, как она говорила. Она вспоминает жесты и движения.

— Я бы назвала тебя Кэтрин, — говорит Анна.

Кэтрин хихикает и прикрывает рот ладошкой. Потом опускает руку и быстро говорит:

— А когда мой день рождения? Я хочу пирог.

— Может, восьмое декабря?

— Годится.

Анна отвечает на вопросы об именах до тех пор, пока все дети не успокаиваются и не усаживаются смирно. Они сидят и улыбаются, словно в оцепенении от волшебной тишины, наполняющей пещеру.

И тут раздается одинокий детский крик.

Анна пытается разглядеть что-нибудь в глубине пещеры, но ничего не видно.

Еще один младенец присоединяется к первому, потом еще один, их дребезжащие вопли заполняют пещеру.

Крошечная рука прикрывает Анне рот, как будто приказывая ей молчать. Девочка с каштановыми волосами по имени Эмили произносит:

— Тсс!

Вопли младенцев становятся все громче.

9 апреля, спасение.

Эти крики, звучащие у нее в ушах, заставляют Анну осознать, что пространство пещеры сжимается и несется куда-то, и она посередине этого движения. Судя по всему, она упала навзничь, потому что лежит на спине. Рука, зажимающая ее рот, превращается раструб трубки, через которую она дышит. Маска, думает она. Ей кажется, она в каком-то чужом облике. Вой нарастает и замирает, снова нарастает и замирает в странном, сбивающем с толку ритме.

Какой-то мужчина присел на корточки у нее в ногах и глядит ей в лицо.

— Доброе утро, — говорит он, похлопывая ее ноги под одеялом. Спокойный пожилой человек, она с ним явно знакома.

Анна закрывает глаза. Открыв их, она смотрит мимо мужчины, в сторону двух окон.

Рядом с ней движется что-то белое, и она поворачивает голову. Мужчина в белом халате проверяет пластиковую трубку, прикрепленную к ее руке.

— Мне пришлось позвать их, — говорит тот, которого она знает. Этот человек продал ей дом. — Простите. Но я не хотел, чтобы вы умерли.

Анна гадает, что значат его слова. «Кого?» — хочется ей спросить. Позвать кого, но она устала и закрывает глаза. Он говорит о детях? Где дети, которым она только что дала имена?

— За что? — пытается сказать она в ответ на вопрос, который был задан давным-давно. От ее слов под маской образуется туманный шелест.

Но агент, по-видимому, понимает.

— Что я позвал их на помощь.

Хотя мысли у нее путаются, голова кружится и к горлу подкатывает тошнота, Анна уверена, что с ней случилось что-то прямо противоположное спасению.

11 апреля, лишение свободы.

Анна не чувствует своего тела. Это ощущение совершенно необычно. Мысль не может преодолеть этого мгновения. То, что она видит, — лишь иллюзия.

Мужчина в длинном белом халате сидит на краю кровати. Это тот самый, что обследовал ее раньше, в больнице. Он похлопывает ее по руке.

— Все в порядке, — говорит он.

— Что? — пытается произнести Анна и понимает, что слова даются с трудом. Губы у нее распухли.

— С ребенком все в порядке.

От этой новости Анне становится невероятно хорошо. Все в порядке, думает она. Ребенок в порядке.

Врач смотрит на Анну, и улыбка тает у него на губах. Но еще того, как она превращается в клоунскую гримасу, он отворачивается и утыкается взглядом в землю.

«Что со мной?» — хочет она спросить.

Доктор снова поднимает на нее глаза.

— Что со мной? — спрашивает она, слова сливаются в один звук.

Доктор сглатывает и кивает, как будто ему больше нечего сказать. Он похлопывает ее по руке. Он едва ощутимо пожимает ее.

— У вас множественные повреждения, — произносит врач.

— Где?

Врач смотрит куда-то ей на макушку. Отводит взгляд, как будто в раздумье.

— Множественные повреждения, — повторяет он как бы самому себе. Он снова смотрит на Анну. Вздыхает и встает. — Я зайду попозже, хорошо?

Анна пытается кивнуть.

Доктор успокоительно улыбается и выходит, а на смену ему появляется женщина.

— Пора сделать укольчик, — говорит она, кладя что-то на столик у кровати, а потом наполняя шприц из флакона.

Не вредно ли это ребенку, спрашивает себя Анна, но ее вниманием тут же отвлекается на необычного вида ресницы медсестры.

Сестра поднимает край одеяла и протирает бедро Анны, прежде чем всадить острый наконечник игры ей в тело.

— От этого вы уснете, — говорит сестра, кладя иглу. — Включить телевизор? Это может помочь вам уснуть.

Анна прослеживает направление взгляда медсестры, не в силах сказать ни слова, а сестра выдвигает маленький телевизор на металлической полочке перед лицом Анны. Она включает экран, разворачивает провод от наушников, включает штекер в разъем и вставляет наушники Анне в ухо. У Анны такое чувство, что что-то маленькое и живое забирается ей в голову.

Анна смотрит на оживший экран. Ее одолевает сон. Она слышит слова:

«Я не припомню, чтобы когда-нибудь до этого правые и левые объединили силы, чтобы продемонстрировать свое недовольство происходящим, руководствуясь при этом совершенно разными соображениями».

Хотя она отчетливо слышит слова, Анна не видит, кто их произносит. На экране мелькают изображения множества людей, собравшихся в темноте с зажженными факелами. Маленькие точки светятся и мерцают, как в сказке.

«— От министра юстиции по-прежнему нет никаких известий, и осталось всего десять часов до того момента, когда женщина, снискавшая любовь всей страны, будет подвергнута унизительной процедуре, являющейся вопиющим нарушением прав женщин.

— Что они себе позволяют? — спрашивает чей-то голос.

— Разве это по закону?

— Я слышала, она дала ребенку имя.

— Какое?

— У нас пока нет этой информации.

— Разве не удивительно, что столько людей пришли выразить поддержку.

— Они приехали со всех концов страны.

— А также из-за границы. Тут есть люди из Англии, Германии, Швеции и даже Японии».

Пока звучат все эти слова, Анна спит.

Бдение.

Анна просыпается, ее мыслительные способности парализованы, как будто голова забита мокрой глиной. Она вяло пытается высвободиться и осознать, где находится. В ноздрях у себя она слышит глубокое, резонирующее дыхание. Звук тяжелее и глубже, чем можно было бы представить. Она медленно поворачивает бесчувственно тяжелую голову на подушке и видит, что перед ней стоит какой-то мужчина. Он одет в черную рубашку с белым воротником. Его лицо печально, морщинисто. Он смотрит на Анну так печально и сочувственно, что ей кажется, он вот-вот расплачется. Мужчина ей знаком. Но кто он?

— Добрый день, — говорит он.

Когда Анна пытается шевельнуться, она чувствует свои конечности. Тяжелые, как у сбитого животного. Ее мутит. Анна закрывает глаза, картина расплывается, меркнет. Это в комнате или у нее в голове. Еще один человек, имеющий к этому какое-то отношение. Ее адвокат.

Анна уютно устраивается внутри себя. Такое у нее ощущение. Она прячется в своем теле, и ничто не может попасть в ее укрытие сквозь кожу. Накатывают усталость, сулящая отдохновение, и полный покой.

Человек в черной рубашке что-то ей говорит, но его слова остаются где-то снаружи. Он говорит за стенами дома, хотя и рядом с ней. Она почти слышит, тянется к источнику звука.

— Одна жизнь заключена в другой, — говорит человек, давая начало сложной цепочке ассоциаций в голове у Анны.

Стараясь не потерять нить, она отключается, впадает в забвение, пока ассоциации не преобразуются в предметы в пространстве.

• Предыдущая
• 30/33
• Следующая