Убежище - Новак Бренда - Страница 27

• Предыдущая
• 27/60
• Следующая

— Да, конечно. — Он сунул руки в карманы джинсов.

Хоуп вспомнила слова Фейт о его красоте. Она попыталась с этим не согласиться, но сегодня он выглядел слишком уж хорошо — с длинной челкой, в красной спортивной рубашке с закатанными рукавами.

— Что ж, тогда увидимся… — начала было она, но Паркер заговорил одновременно с ней:

— Где вы остановились?

— Сняли домик Лореев.

— Хорошее место.

— Да, и нам понравилось.

— Ты изменилась. И сильно, — сказал он, к удивлению Хоуп внезапно переменив тему.

— Я стала взрослой.

Он окинул ее взглядом:

— Да, это сложно не заметить.

Хоуп подняла брови, не совсем понимая, что он имеет в виду.

— Извините?

— Ты замужем? — спросил Паркер.

— Нет.

— Помолвлена?

— Нет. И никогда не была ни замужем, ни помолвлена.

— Значит, ты все это время жила сама по себе? Хоуп знала, что редко кто ведет такую одинокую жизнь, как она.

— Думаю, можно сказать и так.

— Просто ты кажешься такой…

— Какой? — спросила она, когда он заколебался.

— Иной.

— По сравнению с чем?

— С тем, какой ты была раньше, — сказал Паркер и пошел прочь.

— Ну, в общем, и ты тоже изменился, — пробормотала она, обращаясь к самой себе и глядя, как он заходит в какой-то кабинет. — И не похоже, чтобы к лучшему.

Несколько минут спустя Паркер сидел у себя за столом, смотрел на предоставленную Ким Ширман таблицу и ничего в ней не видел. Ему нужно было сосредоточиться на кампании по сбору средств для исследований по СВМС — синдрому внезапной младенческой смерти. Они устраивали это мероприятие каждое лето, и сейчас ему было нужно составлять предварительный бюджет. Оставалось всего шесть недель, время и так поджимало, а им еще надо было разобраться с определенными помехами.

Но ему не удавалось отвлечься от Хоуп Теннер. Она больше не была сбежавшей из дома девочкой. Она стала взрослой женщиной и показалась ему на удивление компетентной и уверенной в себе. И только глаза выдавали то, что ей пришлось пережить в прошлом. Они показались Паркеру глубокими темными озерами — ровная гладь и мощные подводные течения. Он чувствовал, что за ее настороженным взглядом стоит больше, чем просто неудачи и трудности. И его тревожило, что он мог усугубить ее страдания…

«Она все равно собиралась отдать ребенка», — сказал он себе. Лидия начала заниматься этим даже раньше, чем он привлек своего тестя.

Но вот вопрос, отказалась бы Хоуп от своего малыша, если бы знала, что это мальчик, буквально преследовал Паркера. Может, она решила бы, что мальчика она сможет воспитать сама, — с ним уже не было того риска, который так пугал ее в рождении девочки. И возможно, она бы с этим действительно справилась. А в таком случае это означало, что он украл у нее Далтона.

Паркер представил себе Далтона пухленьким малышом, засовывающим в рот палец. Потом постарше — крошечный мальчик бегает по дому и переворачивает все вверх дном. Далтон-дошкольник учится читать и интересуется простейшими вещами, такими как пчелка или бабочка. Эти воспоминания были ему очень дороги. Незаменимы. А у Хоуп их не было.

Несмотря на строгую секретность, в которой происходило усыновление, Паркер влюбился в Далтона в тот самый момент, когда взял его на руки в кабинете Лидии. Взял на руки и посмотрел на него. А после смерти Ванессы Далтон смягчил для него боль потери. Все последние десять лет Далтон заполнял его жизнь и пустоту в сердце. Он старался о Хоуп вообще не думать. Но сейчас она вернулась. И чувство вины, которое Паркер все это время задавливал и, споря с ним, находил себе оправдания, воспрянуло к жизни и стало распространяться со скоростью раковых клеток.

— Ты собираешься заканчивать? — спросила Лидия от дверного проема.

Паркер моргнул и посмотрел на нее:

— Когда Фейт должна родить?

— Я назначила ей ультразвук у доктора Очоа, но из того, что я вижу сейчас, — у нее примерно тридцать семь недель.

— Тридцать семь недель, — повторил Паркер. — Значит, нам надо продержаться три недели или около того.

— Точно.

— Три недели мы переживем, — сказал он, стараясь подбодрить себя и Лидию.

— Если не считать того, что я совсем не уверена, что Хоуп и Фейт уедут после рождения ребенка, — медленно произнесла та.

Неприятное чувство, которое преследовало Паркера с того момента, как он столкнулся с Хоуп в «Подсолнухе», заметно усилилось.

— Что ты имеешь в виду?

— По словам Фейт, они с Хоуп в каком-то смысле сбежали.

— От кого?

— От мужа Фейт, — она приподняла бровь, — который также является ее пятидесятишестилетним дядей.

— Боже, неужели опять многоженцы?

— У Хоуп и Фейт есть еще три сестры, которые живут в их родном городе, и штук двадцать или тридцать сводных братьев и сестер.

— Ты думаешь, Хоуп и Фейт действительно грозит какая-то опасность?

Лидия скрестила на груди руки и прислонилась к притолоке.

— Трудно сказать. Они не вдавались в детали. Фейт пыталась уехать от мужа, и ему это не понравилось. Я знаю только это.

— Хоуп сказала, что жила в Сент-Джордже. Не в Супериоре.

— Она только пару недель назад впервые за все время там побывала.

— Это хорошо, — сказал Паркер, чувствуя заметное облегчение. — Значит, она устроила свою жизнь отдельно от Супериора. Да, может, из ее родных в Сент-Джордже никто не ждет, но как насчет работы? Она же должна как-то зарабатывать деньги.

— Она была сестрой-акушеркой в больнице «Велли Хай», но, уезжая из города, уволилась.

Слова Лидии здорово уменьшили облегчение Паркера, но он не желал так легко сдаваться.

— Это ничего не меняет, — настойчиво произнес он. — Если они сейчас в бегах, то вряд ли останутся здесь дольше, чем мы первоначально думали. Они вернутся в Сент-Джордж или уедут куда-то еще.

— Понятия не имею, что они будут делать.

Лидия пересекла комнату и поправила на стене картину. Она была написана в стиле импрессионизма и изображала женщину, которая укачивает ребенка в колыбели.

— Но если хоть что-то выплывет наружу, это уничтожит «Дом рождений», — сказала она, не отрывая взгляда от картины. — Безусловно, мы с тобой именно этого и заслуживаем. Но мне ненавистно, что с нами будут страдать и невинные. — Она в конце концов повернулась к Паркеру. — Например, Далтон.

— Никто ничего не узнает, — сказал тот. — Я десять лет души не чаял в сыне и не собираюсь его терять.

Ночью поднялся ветер, и ветки деревьев зашумели, царапая стены и окна домика в горах. Хоуп несколько раз просыпалась, но потом снова засыпала. Правда, сквозь сон она все равно слышала бурю, и это нашло отражение в ее кошмарах.

— Что-то не так? — спросила Фейт. Она вошла на кухню, шаркая ногами в шлепанцах, что они купили ей накануне, после отъезда из родильного центра.

Хоуп размешивала в чашке с кофе очередную ложку сахара.

— Все нормально.

— Ты выглядишь усталой. Ты вообще спала?

— Немного. Мне постоянно что-то снилось.

— И что именно?

Ей снилось лицо Эрвина, прижавшееся к окну домика. Эрвин, который потом пытался выбить плечом дверь. Но не этот сон больше всего тревожил Хоуп. Ее тревожил сон об Отем.

— Много всего, — ответила она. — Ты же знаешь, какими бывают сны — как калейдоскоп.

— Это, наверное, из-за того, что твоя жизнь очень изменилась. После того как я вернулась с тобой в Сент-Джордж, ты все потеряла.

Хоуп потеряла дом и работу, но не так уж сожалела о них. По крайней мере, не настолько сильно, как думала. Теперь рядом с ней была Фейт, и Хоуп осознала, что все эти годы в Сент-Джордже были для нее бегом на месте, по крайней мере в эмоциональном плане. Она заглушила боль рутиной и решимостью достичь цели. Сейчас она снова ощущала ее, а еще тревогу и чувство потери, но радовалась возможности о ком-то заботиться.

• Предыдущая
• 27/60
• Следующая