Сладость на корочке пирога - Брэдли Алан - Страница 62
- Предыдущая
- 62/65
- Следующая
— Невероя-ятно! — протянул он. — Просто невероятно!
Лучи восхитительно теплого солнечного света лились в высокие створные окна, подсвечивая собиравшуюся закипать мензурку с красной жидкостью. Я отфильтровала половину жидкости в фарфоровую чашку и протянула инспектору. Он воззрился на нее с сомнением.
— Это чай, — пояснила я. — «Ассам» от «Фортнум и Мэйсон». Надеюсь, вы не возражаете, что я его подогрела?
— Подогретое — это то, что мы пьем в участке, — сказал он. — Я им вполне удовольствуюсь.
Потягивая чай, он бродил по комнате, разглядывая химическую аппаратуру с профессиональным любопытством. Он снял с полок пару мензурок и рассмотрел их на свету, потом наклонился посмотреть в окуляр моего Лейтца. Я видела, что ему сложно приступить к делу.
— Прекрасный образец костяного фарфора, — наконец сказал он, поднимая чашку над головой, чтобы прочитать на донышке имя изготовителя.
— Это довольно ранний Споуд, — уточнила я. — Альберт Эйнштейн и Джордж Бернард Шоу пили чай из этой самой чашки, когда приезжали навестить моего двоюродного дедушку Тарквиния — разумеется, не одновременно.
— Любопытно, о чем они разговаривали друг с другом, — заметил инспектор Хьюитт, глянув на меня.
— Любопытно, — ответила я, тоже глядя на него.
Инспектор сделал еще глоток чаю. Он производил впечатление беспокойного человека, как будто хотел что-то сказать, но не знал, как начать.
— Это было сложное дело, — сказал он. — Причудливое, на самом деле. Человек, тело которого ты нашла в огороде, был абсолютным незнакомцем — или выглядел таковым. Все, что мы знали, — то, что он приехал из Норвегии.
— Бекас, — сказала я.
— Прошу прощения?
— Мертвый бекас на пороге нашей кухни. Бекасы не прилетают в Англию до августа. Его должны были привезти из Норвегии — в пироге. Вот как вы выяснили, да?
Инспектор выглядел озадаченным.
— Нет, — ответил он, — Бонепенни был обут в новую пару туфель, на которых было указано имя производителя из Ставангера.
— О, — сказала я.
— Отсюда мы смогли проследить его путь довольно легко.
Рассказывая, инспектор Хьюитт рисовал руками карту в воздухе.
— Наши запросы здесь и за границей помогли выяснить, что он сел на корабль из Ставангера в Ньюкасл-апон-Тайн, а оттуда добрался поездом до Йорка и затем до Доддингсли. Из Доддингсли он взял такси до Бишоп-Лейси.
Ага! Именно как я подозревала.
— Точно, — согласилась я. — А Пембертон — или его следует называть Бобом Стэнли? — следовал за ним, но ненадолго задержался в Доддингсли. Он остановился в «Веселом кучере».
Одна бровь инспектора Хьюитта поползла вверх, словно кобра.
— О? — произнес он, чересчур небрежно. — Откуда ты знаешь?
— Я позвонила в «Веселый кучер» и поговорила с мистером Кливером.
— Это все?
— Они были там вместе, точно так же, как при убийстве мистера Твайнинга.
— Стэнли это отрицает, — возразил он. — Утверждает, что не имеет к этому ни малейшего отношения. Чист, как свежевыпавший снег, так сказать.
— Но в ремонтном гараже он сказал мне, что убил Бонепенни! Кроме того, он более или менее признал, что моя теория верна: самоубийство мистера Твайнинга было спектаклем.
— Ладно, посмотрим. Мы занимаемся этим, но потребуется какое-то время, хотя я должен признать, ваш отец очень нам помог. Он рассказал историю о том, как бедного Твайнинга довели до смерти. Жаль, что он не пожелал сотрудничать раньше. Мы могли бы избежать… Извини, — прервал он сам себя. — Мысли вслух.
— Моего похищения, — подсказала я.
Я восхитилась, как ловко инспектор меняет тему.
— Возвращаясь к настоящему, — продолжил инспектор, — поправь меня, если я ошибаюсь. Ты думаешь, что Бонепенни и Стэнли были сообщниками?
— Они всегда были сообщниками, — подтвердила я. — Бонепенни воровал марки, а Стэнли продавал их за границей неразборчивым коллекционерам. Но они так и не избавились от двух «Ольстерских Мстителей» — эти марки были слишком хорошо известны. Учитывая, что одна из них была похищена у короля, для любого коллекционера было слишком рискованно иметь ее в коллекции.
— Любопытно, — заметил инспектор. — И?
— Они собирались шантажировать отца, но на каком-то этапе, видимо, произошел разлад. Бонепенни приехал из Ставангера, чтобы сделать дело, и в этот момент Стэнли понял, что может следовать за ним, убить его в Букшоу, забрать марки и уехать из страны. Вот так просто. А виновником признают отца. Так оно и произошло, — добавила я с укоризненным видом.
Повисло неуклюжее молчание.
— Послушай, Флавия, — сказал он наконец. — У меня не было особого выбора, понимаешь. Других подозреваемых не было.
— А как насчет меня? — спросила я. — Я была на месте преступления.
Я махнула рукой в сторону бутылочек с химикалиями, выстроившихся вдоль стен.
— В конце концов, я много знаю о ядах. Меня можно считать очень опасной персоной.
— Хмм, — задумался инспектор. — Интересная позиция. И ты былатам во время смерти. Если бы дела не пошли так, как пошли, ты бы точно попала под подозрение.
Я не подумала об этом. Дыхание смерти пролетело мимо меня, и я вздрогнула.
Инспектор продолжил:
— В качестве аргумента против, однако, выступает твой рост и вес и отсутствие реального мотива, а также факт, что ты не пыталась не попадаться на глаза. Обычный убийца, как правило, избегает полиции изо всех сил, в то время как ты… вездесуща, вот какое слово приходит мне на ум. А теперь, что ты хотела сказать?
— Стэнли устроил на Бонепенни засаду в нашем огороде. Бонепенни страдал диабетом…
— А-а, — сказал инспектор, обращаясь скорее к самому себе. — Инсулин! Мы не подумали сделать тест на него.
— Нет, — возразила я, — не инсулин. Четыреххлористый углерод. Бонепенни умер от того, что ему вкололи в основание черепа четыреххлористый углерод. Стэнли купил флакончик у Джонса, химика, в Доддингсли. Я заметила их наклейку на бутылочке, когда он наполнял шприц в ремонтном гараже. Вы, наверное, уже нашли ее среди мусора.
По его лицу я могла определить, что не нашли.
— Значит, она закатилась в трубу, — предположила я. — Там есть старый водовод, выходящий в реку. Кому-то придется выудить эту бутылочку.
Бедный сержант Грейвс, подумала я.
— Стэнли украл шприц из аптечки в номере Бонепенни в «Тринадцати селезнях», — добавила я, не подумав. Черт!
Инспектор ухватился за мою оплошность.
— Откуда ты знаешь, что было в номере Бонепенни? — резко спросил он.
— Гмм… я как раз приближаюсь к этому, — сказала я. — Еще несколько минут. Стэнли считал, что вы не сможете выявить следы четыреххлористого углерода в мозге Бонепенни. Очень хорошо, что вы этого не сделали. Вы вполне могли прийти к выводу, что яд взялся из отцовских бутылочек. У него полно этого добра в кабинете.
Инспектор Хьюитт достал блокнот и нацарапал пару слов, которые, как я полагала, были «четыреххлористый углерод».
— Я знаю, что это был четыреххлористый углерод, потому что Бонепенни выдохнул остатки его мне в лицо, умирая, — сказала я, морща нос и делая соответствующее выражение лица.
Если можно сказать о цвете лица инспектора, что он стал белым, то да, инспектор Хьюитт побелел.
— Ты уверена?
— Я неплохо разбираюсь в хлоридах гидрокарбонов, благодарю.
— Ты хочешь сказать, что Бонепенни был еще жив, когда ты его нашла?
— Ну как сказать, — ответила я. — Он… ммм… покинул мир почти сразу же.
Снова повисло могильное молчание.
— Посмотрите, — сказала я. — Я покажу вам, как это случилось.
Я взяла желтый графитовый карандаш, пару раз провернула его в точилке и пошла в угол, где на крючке болтался скелет на шарнирах.
— Его подарил моему двоюродному деду Тарквинию натуралист Фрэнк Букланд, — сказала я, ласково потрепав череп. — Я называю его Йориком.
Я не сказала инспектору, что Букланд, уже будучи в преклонных годах, подарил скелет молодому Тару в знак признания его многообещающих талантов. «Яркому будущему науки», — написал Букланд на открытке.
- Предыдущая
- 62/65
- Следующая