Жена Петра Великого. Наша первая Императрица - Раскина Елена Юрьевна - Страница 14

• Предыдущая
• 14/81
• Следующая

— С ума сошла! — выговорил он ей. — Кусаешься, как дикий зверек, а я ведь только хотел поцеловать тебя!

— Я умею защищаться, ведь я — дочь солдата! — горячо и задорно воскликнула она. — Ты мне понравился потому, что похож на моего покойного отца! Но никогда ты ничего не сделаешь без моей воли, ничего! Только я сама буду решать, станешь ты меня целовать — или нет!

— Почему ты сказала, что я боюсь любви, злая девчонка? Разве пристало воину быть трусом в амурных битвах?

— Ты боишься слишком привязаться ко мне, вот что! — печально произнесла Марта и отстранилась от него, словно собираясь прощаться навсегда. — Взять меня ты бы не побоялся, если бы я согласилась. Но вот остаться со мной — никогда…

Тут уже Йохан не на шутку разозлился и взорвался, словно пылающая ручная граната.

— Нет, ну не прав ли старина лейтенант Хольмстрем, который с утра до вечера талдычит мне о женской глупости?! — воскликнул он. — Ты долго думала, прежде чем произнести эту реплику из балаганной трагедии? Тогда скажи, пожалуйста, какого дьявола я без всякого толку хожу за тобой вот уже которую неделю, набиваюсь в гости к твоему важному индюку-пастору и надутой гусыне-пасторше? Просто чтоб «взять тебя, если ты согласишься», как ты изволила выразиться?

Марта задумчиво и недоверчиво посмотрела Йохану в глаза.

— Скажи, ты говоришь правду? Ты действительно хочешь… — она замолчала, подбирая нужные слова, а потом отчаянно выпалила: — Хочешь быть со мной всю жизнь?!

— Раз уж сегодня день неприятных откровений, я тоже скажу тебе, в чем твоя беда, — раздраженно заявил Йохан. — Ты слишком хороша и отлично понимаешь, о чем думает любой из нашего брата, когда на тебя смотрит! Но при этом ты не желаешь понять, что это не может помешать благородному и достойному человеку захотеть взять тебя в жены перед Господом и людьми! Я, между прочим, хочу…

Ни слова не говоря, Марта бросилась Йохану на шею, да с таким пылом, что ему стоило труда удержаться на ногах. Она сама нашла его губы и принялась жарко и страстно целовать их…

Когда оба снова сочли уместным вернуться к словам, Марта пообещала:

— Пастор Глюк позовет тебя. Непременно! Я пока не решалась рассказать ему о тебе. Уж очень он не любит шведов! Но я обязательно расскажу…

— И за что же наш святой мудрец так не любит несчастную шведскую армию, между прочим, охраняющую его город от нашествия московитов? — едко поинтересовался Йохан.

— Господин Глюк… — замялась Марта. — Он… Только ты никому не рассказывай, особенно своим, ладно?! Он считает вас захватчиками! Он говорит, что Ливония должна быть свободной!

— Ага, и именно московиты ей в этом охотно помогут, когда придут сюда своими варварскими ордами, — скептически заметил трубач. — Просите лучше милости у Его Величества короля Швеции!

— Никогда, слышишь ты, никогда, — воскликнула Марта, и глаза ее сверкнули негодованием, — никогда и ни у кого мы не будем просить милости! Ни у вас, шведов, ни у московитов!

— Значит, ты отвергаешь меня, потому что я — швед и служу королю Карлу?

— Я не отвергаю тебя! — совсем по-другому, нежно и ласково, сказала Марта. — Просто я хочу, чтобы ты полюбил меня всерьез.

— И ты добилась своего, злая девчонка! — вздохнул Йохан. — Я именно так и полюбил тебя! Сам себя не узнаю… Подумать только, что будут говорить наши ребята в полку?!

— А какое тебе дело до того, что они о нас скажут?

— И верно, уже никакого. Скорее меня сейчас заботит, что скажет твой пастор, который, как я погляжу, на поверку выходит мятежником хуже Паткуля! И мою диспозицию, Марта, это обстоятельство отнюдь не облегчает… Что же, придется жениться и даже умолять этого свободолюбивого Глюка отдать свою воспитанницу за шведа!

Марта звонко и довольно рассмеялась и вновь позволила себя поцеловать.

— Господин Глюк — добрый и все понимает! Он не станет мешать нам, если увидит, что мы любим друг друга, — заверила она!

…Шагая к себе на квартиру, Йохан никак не мог собраться с мыслями. Еще утром, спроси его кто-нибудь, хочет ли он жениться на Марте, он бы вряд ли нашелся что сказать. Но жизни своей без Марты, без ее своенравного, горячего характера, без ее всепобеждающего очарования он уже не представлял.

Надо же было ему, преданному солдату короля Карла, найти свою избранницу в семье родни изменника Паткуля! Знал бы его отец, достойный ветеран походов отца нынешнего короля, из какой мятежной семейки младший сын хочет взять ему невестку!

Впрочем, старый Крузе сам иногда спьяну отзывался о молодом короле в таких нелестных выражениях, что Йохану хотелось сцепиться с родным отцом врукопашную! Ну, значит, будет у старика достойная невестка — тоже за словом в карман не полезет, вот вместе и примутся ругать Его Величество… А матушке и сестрам Марта наверняка понравится — веселая, озорная, добрая, золотые руки…

Дочка пастора Бьорка Анна — та, конечно, поплачет! Жалко ее… Однако сама виновата: раньше нужно было быть посговорчивей!

Что ж, на каждого Самсона найдется своя Далила. От любви не уйдешь! Так, кажется, говорил пастор Бьорк из Уппланда?!

Когда Марта на очередном свидании сообщила Йохану поразительную новость — пастор Глюк наконец-то захотел его видеть! — молодой солдат начал готовиться к этой экспедиции с особой тщательностью. Отпарил разогретым в очаге камнем и мокрой тряпицей с мундира застарелое пятно от ружейной смазки и аккуратно подшил начавшую отрываться вдоль борта подкладку. До яростного блеска надраил щеткой из конского волоса медные пуговицы и пряжки амуниции, а ботфорты смазал настоящим свиным смальцем. Наконец, одолжил у лейтенанта Хольмстрема почти новый замшевый камзол (одеть под мундир вместо своего, из вытертой лосины), у ротного писаря Нильса — модный галстух из белого шелка (не полагавшийся по артикулу, но такой красивый!). Гладко выбрился, смотрясь в осколок зеркала, и завил усы. Наконец, прицепил палаш, и без дополнительного ухода всегда находившийся в безупречном состоянии, и выступил в поход за сердцем Марты.

Дабы не показаться высокомерным захватчиком, Йохан оставил коня меланхолически жевать невкусное прошлогоднее сено на конюшне, а сам скромно подошел к дому пастора пешком. Ему открыл пожилой работник с плоским невыразительным лицом, по-видимому, латыш, и посмотрел на прославленный мундир Уппландского полка с тяжелой ненавистью. Но в дом все же впустил и даже шляпу проворно принял. Пришлось, следуя этикету, принятому в приличных домах, также отдать этому разбойнику палаш, что Йохан и сделал с таким тяжелым сердцем, словно складывал оружие перед неприятелем. «Верну я, парень, твою железную оглоблю, не бойся», — дерзко буркнул мужлан и скрылся в прихожей.

Потом послышались девические хихиканья и перешептывания и вместо Марты в прихожей появились ее сестрицы, которые улыбались ему так, словно он пришел просить руки каждой из них. Девиц разогнал уже знакомый Йохану противного вида парень. Он скорчил кислую высокомерную мину и гнусаво заявил:

— Я Эрнст Глюк, старший сын господина суперинтенданта святой Лютеранской церкви в Ливонии. Если вы не знаете, герре солдат, наш дом освобожден от постоя милостью шведского короля, так что вам здесь делать нечего!

Йохан сдержал сильное желание вздуть нахала прямо здесь, в прихожей, вежливо поклонился и кротко заметил, что пришел по личному приглашению пастора. А затем не удержался и добавил, вложив в эту ремарку всю силу своей иронии:

— Впрочем, вы могли об этом не знать. Понятно, что преподобный пастор не стал бы посвящать ребенка в свои планы.

Паренек поперхнулся, словно проглотив целый стакан уксуса, но родителей все же позвал. Перед Йоханом предстал златоуст из Мариенбургской кирхи — высокий, элегантный, словно светский кавалер, и показавшийся сейчас, в домашней обстановке, еще значительнее. Он вышел под руку с важной пасторшей, родственницей изменника Паткуля. Дама при ближайшем рассмотрении оказалась весьма недурной наружности и, хотя изо всех сил старалась держаться строго и неприступно, оглядела симпатичного солдатика с видимым интересом.

• Предыдущая
• 14/81
• Следующая