Выбери любимый жанр

Жена Петра Великого. Наша первая Императрица - Раскина Елена Юрьевна - Страница 28


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

28

Хольмстрем задумчиво провел рукой по лицу — остались светлые полосы.

— Хорошо, Йохан, — быстро согласился он. — Только найди ей уголок поукромнее, где бы она не мешала нашим мушкетерам и канонирам. Почему нет? Многие жены этих серых гарнизонных вояк уже пришли к своим мужьям, вся кордегардия набита. Чем хуже жены славных уппландских драгун?! Они не хуже, а лучше, особенно фру Марта!! А я, со своей стороны, обещаю, что если тебя, Йохан, убьют первым, я позабочусь о фру Марте, пока московиты не перевалят за стены.

— Я не хочу к московитам, — жалобно заплакала Марта, как маленькая девочка, прижимаясь к закопченному мундиру своего мужа. — Они злые и жестокие! Лучше застрели меня, Йохан, чем отдавать им.

— Бедная моя Марта, московиты могут убить своими бомбами хоть сотню беззащитных женщин, но не посмеют изнасиловать ни одну! — горько засмеялся Йохан. — Их полководец Шереметис без всякой пощады вешает своих солдат, обесчестивших ливонских поселянок. Как же зло надсмеялась над нами война! Одиннадцать чертовых дней мы защищаем этот злополучный город, и с каждым днем его жители страдают все сильнее… А придут московиты, и ваши страдания прекратятся!

— Вся наша жизнь есть искупительное страдание за крестные муки Спасителя, — торжественно произнес над Мартой знакомый голос. Пастор Глюк! Здесь, на стене. В полубессознательном состоянии Марта подумала, что он, верно, бросился следом за нею, когда она выбежала из собора, но она летела так стремительно, что даже Глюку, жилистому и длинноногому, было не угнаться за ней.

Усталые грязные солдаты, многие из которых были наспех перевязаны окровавленными тряпками, со всех сторон потянулись к мариенбургскому пастору, прося благословения или умоляя об исповеди. Однако он, словно не замечая их, возложил ладони на голову Марте и изрек:

— Предаю тебя уготованной тебе судьбе, дочь моя!

Потом помолчал немного и, обводя взором истомленные лица защитников города, добавил:

— А над вашими душами, несчастные, да смилуется Бог! И над тобой, Йохан Крузе…

Глава 12

ПОСЛЕДНИЙ ЧАС МАРИЕНБУРГА

В эту ночь, одиннадцатую ночь осады Мариенбурга и свою вторую ночь с Йоханом, Марта впервые за все эти дни спала спокойно и даже счастливо. Лейтенант Хольмстрем был так любезен, что отпустил ее мужа до самого рассвета, и они устроились в кордегардии на деревянных нарах, укрываясь солдатским плащом, среди десятков таких же солдатских семей. Марте было очень сладко и слегка грустно засыпать на надежном плече любимого, просыпаться, гладить его по свалявшимся волосам и засыпать вновь. Она была уверена, что, сколько бы времени ни отвела им судьба — один ли день или многие годы, — они больше никогда не расстанутся. Словно не желая нарушать хрупкий покой любви, артиллерия, и осадная, и крепостная, в эту ночь палила лениво, как будто нехотя.

Засыпая, Марта в полузабытьи слушала тоскливую и протяжную солдатскую песню, которую выводил десяток грубых охрипших мужских голосов. Борясь с усталостью, драгуны, стоявшие на стене в ночной смене, пели:

Руки не мыть, не мыть и пить,
Фифаллерала-лерала-лерала!
Потому что нам кровь не отмыть,
Фифаллерала-лерала-лерала!
Ты налей нам, хозяйка, скорее налей,
Фифаллерала-лерала-лерала!
Принимай-ка гостей и налей нам скорей,
Фифаллерала-лерала-лерала!
Ты налей нам пивка, поскорее пивка,
Фифаллерала-лерала-лерала!
Потому что на сердце солдатском тоска,
Фифаллерала-лерала-лерала!

Эта песня была ее последней колыбельной, надгробной колыбельной погибающего Мариенбурга…

Наутро Йохан принес им умыться в деревянном ведре, они наскоро выпили горького ячменного кофе, сваренного на разведенном в очаге кордегардии огне, и вместе поднялись на стену. Марте казалось, что она никогда не была так счастлива в своей коротенькой жизни. Счастье это даже не было лишено маленького триумфа женского честолюбия, когда она ловила на себе восхищенные и уважительные взгляды товарищей Йохана.

Правда, попавшийся навстречу давешний прыщавый прапорщик Вульф попытался было визгливо крикнуть: «Крузе, немедля убрать с позиции девку!» Но Йохан, вопреки субординации, сгреб противного юнца за отвороты мундира, ощутимо встряхнул под хохот окружающих солдат и тихо, но внятно пообещал:

— Не заткнешься, я тебя самого уберу со стены — прямо вниз! Ни одна живая душа в гарнизоне о тебе не пожалеет.

Похоже, власть офицеров теперь зависела в Мариенбурге только от их авторитета.

Даже всегда важный, самодовольный и толстый комендант фон Тиллау за эти дни сник, осунулся и во всем слушался предельно корректных, но твердых советов лейтенанта Хольмстрема, выглядевших скорее как приказы. Хольмстрем, пожалуй, был единственным офицером на стене, который еще знал, что делать.

Но сегодня и он выглядел мрачным и подавленным.

— Московиты всю ночь строили плоты и осадные лестницы, даже разобрали для этого домишки в предмостной слободе, — озабоченно поведал он. — Сегодня пойдут приступом, это точно.

— Так это замечательно! — оживился Йохан. — Если мы сумеем отбиться, возможно, Шереметис снимет осаду.

— Только сумеем ли мы отбиться? Люди с ног валятся от усталости, а руки у них трясутся так, что часа не проходит, чтоб кто-то не уронил мушкет со стены! — Хольмстрем оглянулся по сторонам и предусмотрительно понизил голос: — Йохан, будь все время подле меня и держи наготове свою дудку. Если я увижу, что нам не устоять, скомандую тебе трубить «отбой» и вызов на переговоры. Глядишь, удастся сдать крепость на аккорд. Марта, надеюсь, тебе не надо объяснять, что такое «капитуляция на аккорд»?

Марта серьезно посмотрела в глаза лейтенанту:

— Нет, но неплохо было бы объяснить, Ханс, — со вчерашнего дня она называла его по имени и на «ты», как друга, — что будет по этой капитуляции с жителями Мариенбурга?

Хольмстрем неуверенно отвел глаза:

— Как обычно в таких случаях, Марта. Либо уйдете с гарнизоном в Ригу, если нас, конечно, выпустят, либо останетесь в своих домах под московитами. Имущество плакало и в том, и в другом случае. Но на жизнь и личную неприкосновенность можно надеяться. Все зависит от того, станет ли Шереметис говорить с нами…

Московская артиллерия ответила за Шереметиса громовым залпом, ударившим не по городу, а по стене. Вековые твердыни Мариенбурга содрогнулись от удара, вокруг истошно запели осколки, рикошетируя от камня и впиваясь в живые тела, все заволокло выедающим глаза дымом разрывов. Марта завизжала от ужаса, прижав ладони к ушам, и, наверное, сорвалась бы со стены, если бы Йохан не подхватил ее и не прижал к каменному парапету, прикрыв своим телом.

— Западная батарея, гранатой заряжай! — заорал кто-то хриплым и отчаянным голосом. — Мушкетеры к бойницам!

Марта скорее догадалась, чем узнала, что это Хольмстрем. Она лежала и слушала всем телом дрожь камней любимого Мариенбурга, принимавших удары врага.

— Лежи здесь, девочка моя, и не вздумай вставать! — ласково, но твердо приказал Йохан и, вскочив, бросился на свой пост. Марта на четвереньках подползла к бойнице и, сжавшись в комок, укрылась за зубцом. Поначалу было очень жутко, не столько от страха за свою жизнь, сколько от того, что она еще никогда не оказывалась в самом сердце сражения. Потом девушка понемногу успокоилась (насколько, конечно, можно успокоиться, полуоглохнув от пальбы и глотая слезы от дыма) и начала осматриваться по сторонам. Артиллерия Мариенбурга палила ответным огнем, не жалея снарядов: благо их в избытке поставляли бездонные и неуязвимые для московских бомб погреба местного арсенала. После каждого выстрела артиллеристы всеми силами наваливались на лафеты своих бомбард, [30]чтобы их, несмотря на подложенные деревянные и каменные «башмаки», не отбросило с позиции отдачей. Гарнизонные мушкетеры и синие уппландские драгуны ждали своего часа, спрятав головы за парапетом и шепча в усы то ли проклятия, то ли молитвы, то ли и то и другое — вперемешку. Одному артиллеристу осколком бомбы, словно ножом, срезало верхнюю половину головы вместе со шляпой, и он грянулся на боевой ход, [31]обливаясь кровью. Еще прежде, чем Марта успела вскрикнуть от ужаса, товарищи убитого бесцеремонно спихнули его еще трепещущее тело вниз, а черную жуткую лужу засыпали из ушата песком, чтоб в ней не скользили ноги.

вернуться

30

?Бомбарда — тяжелое орудие крепостной и осадной артиллерии.

вернуться

31

?Боевой ход — проход на вершине стены, защищенный парапетом.

28
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело