Выбери любимый жанр

Жена Петра Великого. Наша первая Императрица - Раскина Елена Юрьевна - Страница 30


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

30

— Кто знает по-московски? — с нотками паники в голосе спросил комендант. — Кто-нибудь здесь сможет перевести, что он скажет, или посылать за пастором Глюком?! О Спаситель, если эти дикари не станут ждать — все пропало!!

— Думаю, я справлюсь, господин фон Тиллау! — Марта вдруг выступила вперед, словно неведомая сила подтолкнула ее в спину. — Я ведь понимаю по-малороссийски и по-польски, как-нибудь объяснюсь!

— Ладно, фрау Крузе, за неимением лучшего, давайте! — согласился комендант, жутко довольный, что можно было разделить ответственность за переговоры с кем-нибудь, хоть с беззащитной женщиной. — А ну-ка залезайте в бойницу, чтоб вас было получше видно и слышно!

— Тогда говорить будешь из-за моей спины! — отрезал Йохан. — Вдруг кто-нибудь из московитов сгоряча решит пальнуть?

Он забрался в пространство между зубцами и протянул Марте руку. Лейтенант Хольмстрем подсадил девушку, но весьма целомудренно — за талию. За спиной у них столпились комендант и жидкая кучка младших офицеров.

— Фрау Крузе, заранее приготовьте знакомые вам слова, — назидательно поучал снизу фон Тиллау. — Помните, я намерен сдать ключи от крепости только самому Шереметису! Очень важно, чтобы все войска нашего гарнизона были выпущены церемониальным маршем, а московские варвары должны салютовать нам воинской музыкой, фрунтом и своими знаменами. Ни в коем случае не забудьте: наш доблестный гарнизон настаивает на праве уйти при полном вооружении и с пулей во рту! О, это очень важно, фрау, — пуля во рту!..

— Идите вы к черту с вашей пулей! — раздраженно одернул коменданта Хольмстрем. — Марта, скажи им: пускай сохранят жизнь и свободу всем и выпустят из города тех, кто хочет уйти. Иначе мы будем драться до конца!

Марта слабо слушала и первого, и второго. Она с болезненным интересом рассматривала подходившего неприятельского офицера. Стройный и статный, в строгом зеленом кафтане с красными обшлагами рукавов и золотым позументом, перепоясанный красивым трехцветным шарфом и с длинной шпагой на боку, он вовсе не казался диким варваром. Шляпу он, видимо, потерял в пылу сражения, и ветер шевелил длинные волосы, обрамлявшие открытое молодое лицо, мужественности которому придавали густые светлые усы. Коренастый горнист, шедший за ним, был совсем еще юн — лет пятнадцати, не больше, имел забавную круглую курносую физиономию, и все таращил вверх свои серые глаза: отчего это вместо коменданта между зубцами их дожидается шведский братуха-трубач, а из-за спины его выглядывает девушка?

— Мариенбург, открывай ворота, сдавайся на аккорд! — зычно крикнул русский офицер, избавляя Марту от неловкости самой обращаться к нему.

— Прежде пообещайте, что не причините никому в городе зла! — выпалила она в ответ, от волнения мешая украинские, польские и немногие известные ей русские слова. — Что вы больше никого не убьете и не раните, никого не задержите в плену! И что всякий, кто хочет уйти — уйдет!

Офицер на мгновение замялся. Вероятно, он не ожидал услышать условия побежденного города из женских уст.

— Кто вы, дитя? От чьего имени говорите? — спросил он вдруг на чистом польском языке.

Марта жутко обрадовалась, услышав из уст неприятеля отцовскую речь. «Он поляк! Теперь с нами точно все-все будет хорошо, любимый!» — радостно шепнула она на ухо Йохану и даже восторженно чмокнула его в щеку.

— Я Марта Скавронская, жена трубача Йохана Крузе, воспитанница преподобного пастора Глюка! — радостно выпалила она, не забыв впустить в свой голос кокетливые женские нотки. — Меня попросил говорить комендант, господин фон Тиллау и, заочно, все жители нашего несчастного городка. Именем заступницы всех страждущих Пресвятой Божьей Матери мы умоляем пана офицера о милосердии! А пан, прошу прощения, поляк?

— Я полковник русской службы Вадбольский, пани Марта! — галантно поклонился московит, оказавшийся не совсем московитом. — Заступничество Девы Марии да пребудет с вами!

Полковник поклонился еще раз, и на этом благородный рыцарь, беседовавший с молодой женщиной, вновь уступил место жестокому, непреклонному победителю:

— Фельдмаршал Шереметев уполномочил меня сказать: если откроете ворота, всякий волен уйти из города, куда вздумается, или остаться при своих хозяйствах. Но прежде пускай обывательство во главе с бургомистром выходит на поле перед воротами и становится там, имея каждый при себе золотую казну, дабы быть учтенными и подвергнутыми контрибуции согласно званию и имуществу своему. Прочего же добра не тронем и обиды никому чинить не станем, в том фельдмаршал слово дает! Но кого из мещан застанем в домах — станем брать в полон без разбору. Всех шведов, целых и раненых, пропустим до Риги под должным конвоем, ежели добром положат оружие и под наивеличайшим страхом не тронут запасов пороха из богатого арсенала здешнего. Солдатам должно на первом шаге за воротами слагать оружие, иначе станем бить смертью. Коменданту иметь шпагу в левой руке, эфесом вперед, офицерам — в ножнах. Фельдмаршал сам решит, как поступить со шпагами. Пани Марта, переведите наши условия коменданту, который боится говорить со мной лично. Скажите, что у него пять минут, чтобы принять их. Иначе мы возьмем город на шпагу, и тогда каждая невинная смерть будет на его совести!

— Похоже, этот офицер — достойный человек, — вдруг сказал Марте Йохан. — Я не понял почти ни слова из того, что он сказал, кроме: «пани Марта», но, видно, ангел-хранитель подсказывает мне, что ему можно верить!

— Теперь остается убедить в этом всех остальных! — печально ответила Марта и, опираясь на его руку, легко спрыгнула из бойницы.

Выслушав сбивчивый рассказ девушки об условиях московского полководца, комендант фон Тиллау налился кровью по самые брови и попытался было гневно взреветь:

— Это унижение чести армии Его Величества короля Карла! Я не могу согласиться на выход гарнизона без салютации музыкой и пули во рту! Мне, честному слуге шведской короны, нести шпагу эфесом вперед к неотесанному главарю этих темных варваров?!

Однако другие офицеры гарнизона были куда менее настроены оскорбляться:

— Условия приемлемые, герре комендант, — сказал за всех лейтенант Хольмстрем. — Надо сдаваться во имя спасения людей. Досаднее всего, что московиты прознали о целых горах пороха, сложенных в здешнем арсенале, и поставили их сохранность условием нашей сдачи… Эх я осел, эх я дурак!! Надо было еще на днях послать солдат залить его водой, перемешать с песком… Теперь не успеть, и выпалят этим порохом московские пушки прямо в грудь армии Его Величества Карла! Сейчас мы не можем сделать более ничего. Капитулируем!

Не дожидаясь решения коменданта, Марта вихрем взлетела в бойницу:

— Мы сдаемся, пан полковник! — закричала она. — Прошу вас, дайте время людям собраться здесь из убежищ и вынести раненых!

— Непременно! — охотно согласился Вадбольский. — Гарнизон должен помочь выносить увечных. Открывайте ворота и выходите без страха, пока не выйдет последний человек. Пускай ваш трубач станет на воротной башне и протрубит тогда отбой — мы войдем!

Марта механически, словно лишенная души телесная оболочка, перевела слова полковника и только тогда горько разрыдалась, прижавшись лицом к горькому от дыма мундиру Йохана:

— Вот я и отдала наш город на милость завоевателей, мой любимый! Вот я и отдала наше счастье в руки врага… Только бы они разрешили нам с тобой уйти вместе!

Йохан утешительно положил руку на ее растрепанную головку, но не сказал ничего.

Глава 13

ГОРЕ ТЕБЕ, ГРАД КРЕПКИЙ!

Печальная процессия мариенбургских жителей, покидавших разрушенный и обреченный на разграбление город, растянулась ненадолго. Казалось, всем хотелось поскорее вырваться из царившей в стенах атмосферы смерти, боли и безнадежности, словно открытое пространство за воротами сулило им избавление. Впереди, стараясь придать своему одутловатому лицу высокомерное выражение, шагал комендант. Шпагу он все-таки оставил в ножнах, как и горсточка следовавших за ним офицеров гарнизона. Остатки уппландских драгун предоставили серым гарнизонным служакам таскать раненых и помогать жителям, а сами построились в два довольно ровных плутонга, которыми предводительствовал лейтенант Хольмстрем, угрюмый, но спокойный. Свои палаши и мушкеты гордые кавалеристы предпочли переломать или спрятать собственными руками, чем отдавать победителям, и выходили из ворот безоружными. Гарнизонные солдаты с угрюмой бранью швыряли ружья и шпаги к ногам выстроившегося при выходе московского караула. Обыватели плелись следом, сбившись в плотную пыльно-многоцветную массу, исходившую страхом и надеждой. Упитанный бургомистр в запорошенных щебенкой кудрявом парике и парадном камзоле держал на атласной подушке тяжелые, старинной ковки ключи от мариенбургских ворот — древний, как война, знак, которым город изъявлял покорность победителю. Рядом шествовал прямой и непреклонный пастор Глюк, несший под мышкой свое главное сокровище — завернутую в одеяло книгу славянского Евангелия. Госпожа пасторша, которую вели под руки сын и старшая дочь, закрывала лицо холеными ладонями, чтобы не видеть грубых физиономий русских солдат, а две младшие дочки робко жались за ее спиной. Шарканье ног заглушало жалобный плач детей и тяжелые вздохи стариков. Раненые, которых несли на сколоченных наспех носилках, теперь стонали тише, предчувствуя облегчение: московиты уже приготовили для них плот, а на той стороне озера военные лекари победителей готовились пользовать их наравне со своими солдатами. Поговаривали, что сам Шереметис велел проследить за оказанием помощи горожанам.

30
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело