Жена Петра Великого. Наша первая Императрица - Раскина Елена Юрьевна - Страница 48
- Предыдущая
- 48/81
- Следующая
— Не извольте торопиться, фрау Крузе! Сядем за стол, когда хозяева пригласят, приятно побеседуем… О Литве, о Польше, об отце вашем и славных обычаях Литвы и короны польской, откуда и мой отец был родом!
Голос Меншикова звучал так сладко и вкрадчиво, и вместе с тем говорил он так приветливо и просто, что Марта, совсем не падкая на лесть и комплименты, поневоле заслушалась. В эту минуту ей подумалось, что Меншиков похож на огромного кота, ласкового и сытого, с длинными, пушистыми усами. Рука у него была мягкая, как кошачья лапка, но не следовало забывать, что когти непременно выскочат! На то он и кот, хищник и охотник по рождению! Впрочем, к господскому столу пришлось садиться: Борис Петрович так велел. Сначала Марта намеревалась скромно сесть с краю, как и положено экономке, но Меншиков не позволил. Он шутливо, но твердо настоял, чтобы ее усадили подле него, и все время что-то на ухо ей мурлыкал. Завидная жадность, с которой Александр Данилыч поглощал еду и напитки, совершенно не мешала ему непринужденно беседовать с Мартой. Говорил он о разном — о Литве, Польше, России, Швеции, о войне Московии с Карлом XII, о государе Петре Алексеевиче, но Марта слышала одно — вкрадчивое, завлекающее: «Мур-р! Мур-р-р! Мр-р-рау!». Александр Данилыч нежно терся плечом об ее плечо, точь-в-точь, как это делают ластящиеся коты, и наклонял к ее ушку голову в пышном каштановом парике, и завлекающе улыбался, и руку Марте нежно за локоть сжимал… А уж комплименты говорил так сладко, что у самого слюнки едва не текли! У Марты от этого напора невольно закружилась голова: убаюкал ее хищный кот сладкими речами, вот-вот схватит беззащитную мышку и сожрет! Беззащитную?! Ну уж нет! Марта вырвала свою руку из цепкой кошачьей лапки и хотела отсесть, но хитрец-Менжик каким-то невероятным образом сцепил ножки их стульев так, что от своего порывистого движения Марта едва не грохнулась на пол. Александр Данилыч, конечно же, незамедлительно пришел даме на помощь и удержал, крепко обвив ее стан своей длинной сильной рукой.
— Что вы, фрау Крузе?! Неужели вы меня боитесь?
— Боюсь? Ну уж нет, только не вас! — воскликнула Марта и поймала поощрительный, довольный взгляд сурового Бориса Петровича. Сам он не хотел за своим столом дерзить государеву любимцу, но был втайне рад, что кто-то сделал это за него.
— Люблю в дамах смелость! — хищно промурлыкал кот и нежно коснулся Мартиной щеки своим париком. Она вновь отстранилась, но успела ощутить, что парик Меншикова пахнет чем-то легким и сладким. Сиренью? Лавандой? Вербеной? Боже мой, он душится, как изнеженный щеголь! И при этом говорят, что он храбрейший командир! Впрочем, Йохан как-то рассказывал ей, что у доблестных кавалеров во Франции тоже принято пользоваться духами и помадой.
— Я — дочь и жена солдата, мне положено быть смелой! — ответила Марта и впервые встретила не соблазняющий, а уважительный взгляд Меншикова.
— Дочь и жена солдата? — переспросил он неожиданно серьезно. — Что ж, это высокое звание, фрау Крузе. И я больше чем уверен, что вы несете его с честью.
Марта почувствовала, что краснеет. Ах, льстец, ах, опытный дамский угодник, нашел все-таки слова, которые пришлись ей по сердцу! Впрочем, сейчас он говорил серьезно. Кажется, Марта начинала понимать, за что этого щеголя так ценит московский государь. В Меншикове и вправду чувствовалась мощная, широкая, полноводная, как река, природная сила.
— Наша Марта — просто сокровище! — вступила в разговор Аннушка Шереметева. — Весь дом на ней держится. А как она варит кофий!
— Наверное, лучше, чем эта кукуйская чаровница Анна Монс… — едко хихикнул Менжик, но Борис Петрович оборвал его смех.
— Анька Монс блудница была, и прав великий государь, что ее от своей персоны отстранил! — сурово заметил Шереметев. — Марта иного поля ягода, так что извиниться извольте, Александр Данилыч.
— Я ничего такого не подразумевал, господин фельдмаршал! — легко оправдался Менжик. — Никаких намеков, оскорбляющих честь фрау Марты. Хотя Анна Монс и вправду превосходно варила кофий, даже иноземные послы это признавали, сколь она была любезна.
— Слишком любезна, господин Меншиков! — гневно сдвинул лохматые седеющие брови Шереметев. — Льнула к молодому государю, как лист банный, и все его к себе завлекала. Лишнего много было в ее доме наболтано, вот вам мой сказ. Одному Святому Харлампию, в коем дипломатия обретает своего небесного покровителя, ведомо, куда растекались из этого дома тайны государевы. Прогнал от себя великий государь сию суку ласкающуюся, и слава богу!
— Стыдитесь, господин фельдмаршал, как же вы можете сравнивать даму, пользовавшуюся конфиденцией самого Петра Алексеевича, с, пардон, сукой, — притворно возмутился Меншиков, но Марта заметила, что слово «сука» он произнес с явным удовольствием и глаза его при этом сально заблестели.
— Иных слов она от меня не заслужила, — отрезал Шереметев.
— Возможно, вы и правы, господин фельдмаршал, — легко согласился Меншиков. — Государь имел веские основания отстранить ее от своей царственной особы. Ныне он ищет себе достойную подругу.
— Подругу? — проворчал Шереметев скорее для себя, чем для Меншикова. — При живой-то жене, боярского рода…
— Бывшая жена государя, охальница и крамольница, ныне — монахиня! Вам ли про сие не знать, Борис Петрович?! Милость государя не безгранична даже к вернейшим людям его! — голос Меншикова наполнился неожиданной силой. Теперь он говорил жестко и грозно, и старый Шереметьев под грозовым ливнем этих слов даже показался Марте меньше ростом. Вот каким, оказывается, бывает этот кот-мурлыка, женский угодник!
— Судить о делах царицы Евдокии я права не имею. Но волю государя чту, — сдержанно ответил Борис Петрович. — Бывало, московские цари и при живых женах себе новых цариц искали. Но только цариц, а не подруг зазорных.
— При европейских просвещенных дворах должность фаворитки в ранг государевой службы возведена! — с лукавой улыбкой заметил Меншиков.
— Стыд в какой ранг ни возведи, он все едино — стыд! — резонно заметил Борис Петрович. И добавил, скорее примирительно:
— Не мне с вами, Александр Данилыч, о государевых семейных делах судить да рядить. Наше дело — военное! Мне скоро к войску в Ливонию и Ингерманландию возвращаться, да и вам — тоже.
— Пора, пора… — рассеянно сказал Меншиков. Казалось, его мыслями на мгновение овладела жестокая музыка далекой войны. Мечтательный взгляд потомка литовских Менжиков скользнул по стенам, по потолку и плотно остановился в вырезе платья Марты. Та почувствовала, что от томительного женского стыда у нее пылают уши.
— Позвольте мне оставить вас, господин фельдмаршал! — обратилась Марта к Шереметеву. — Мне надобно похлопотать на кухне.
— Позаботься, голубушка, чтобы сварили крепкого кофию, — попросил ее Борис Петрович. — А потом к нам возвращайся!
— Непременно возвращайтесь, фрау Марта! — сладко промурлыкал Меншиков и обольстительно ей улыбнулся. Зубы его сохранили идеальную белизну, несмотря на изрядное количество съеденного.
Марта сделала реверанс и вышла из гостиной.
Но неукротимый Менжик настиг ее и на кухне. Властно отослал прислугу, как будто распоряжался в собственном доме, прошелся взад-вперед и вдруг бесцеремонно обнял Марту за плечи. Он наклонялся близко-близко, так что она снова чувствовала аромат его духов и еще — исходившую от него грубую, опьяняющую мужскую силу.
— Давайте я буду вашим поваренком! — проворковал царский любимец. — Вы увидите, какой отвратительный кофий варю я. Или хотите, я расскажу вам, как мы с мин херцем Питером, вернее, с царем Петром в лагере под Нарвой давили кофейные зерна в котелке рукояткой пистолета… Вы ведь любите военные байки, фрау Марта?.. Пани Марта?.. А, все едино! — Он жадно прижался влажными горячими губами к ее шее, чуть пониже темных локонов на затылке.
С Меншиковым было трудно совладать. Но в ту минуту, когда по неписаным законам бога Амура ей нужно было обернуться и встретить его губы своими устами, Марта вдруг очень живо представила себе Йохана. Любимого Йохана, который тоже рассказывал ей чудесные солдатские истории и так любил целовать ее! Марта вовремя проявила чудеса гибкости, выскользнув из крепких объятий Менжика, вырываться из которых силой было бессмысленно. В следующее мгновение у нее в руках оказался дымящийся кофейник.
- Предыдущая
- 48/81
- Следующая
