Спящий бык - Соколов Лев Александрович - Страница 26
- Предыдущая
- 26/53
- Следующая
Армод умолк. Волнение пошло по скамьям.
— Складно сплел, — взмахнул рукой все-тот же сидевший недалеко от дроттина рыжий толстяк. — Так ты теперь расплети…
— Расплети! Расплети! — Завопили дружинники и подвыпившие бонды.
— А ежели расплести – то будет так… — гордо тряхнул бородой Армод, и продекларировал уже не отбивая ударения:
Армод умолк. Все молчали, глядя на дроттина, и гадая пришлась ли ему по сердцу песнь.
Эйнар, улыбнулся, и хлопнул по столу и поднялся.
— Славная, славная виса, скальд! За такие стихи дарую тебе алый плащ с моего плеча! Подойди сюда. Да не забудь прихватить свои тарель и кубок, если они у тебя есть. Мы посадим тебя ближе, дабы ты мог услаждать нас песнями в это вечер, хотя – положа руку на меч – с твоим голосом ты без труда слышен и с того конца стола!
Народ разразился одобрительными возгласами.
Армод, поклонился князю, подхватил свою арфу одной рукой, чашу другой, и перебираясь от стола через скамью, замешкался наклонившись ко мне.
— Ну, а как тебе моя виса?
Сказать, что я из его стихов почти ни хрена не понял, мне было совестно. Творцы – натуры ранимые, на душевную рану некрепки…
— Потрясающе! Ты и вправду великий скальд, Армод! — Сказал я постаравшись вложить в свои слова как можно больше пыла.
Армод усмехнулся с видом крайнего самодовольства, и наклонившись ко мне прошептал на ухо.
— Честно говоря, вдохновение редко посещает скальда, что пытается сочинить вису уже оказавшись перед правителем. Всегда лучше сочинить парочку подходящих заранее. А уж подставить имена…
Он по-свойски подмигнул мне, перешагнул через скамью, и ухмыльнувшись добавил.
— Удачи тебе, Димитар, обычный человек, из необычных краев. Надеюсь, мы еще свидимся.
И пошел к дроттинову столу.
Как зовут тебя, сладкоголосый скальд? — Вопросил дроттин, и когда Армод представился, снял с себя плащ и под одобрительные выкрики набросил его на плечи моего ловкого знакомства, после чего указал певцу его новое место: – недалеко от себя, хоть конечно ниже знатных и уважаемых людей. По скамьям раздался звук передвигаемых задниц, дабы освободить скальду место.
Пир все гудел, а я задумался, лишь иногда отвлекаясь, чтобы передать очередную порцию еды бездонному соседу-старикану. Остров Одина… Значит добираться туда. Но что я найду там? Не кучку ли длинноволосых шарлатанов, всё знание которых – это умение пустить пыль в глаза местным жителям? Это будет крушением последней надежды. Это будет… Не знаю, что я сделаю тогда. Пир все гудел, произносились тосты и чествования, вздымались чашы… Всё это проходило мимо меня.
Пока слово не взял дроттин Эйнар, и не произнес знакомое мне имя.
— А вот что я хочу сказать тебе, Вермунд, сын Торрода – отыскал моего хозяина глазами а возвысил голос Эйнар. — Был я недавно проездом мимо твоего двора, когда ехал на двор к Хакону-сивые уши. С тобой мы тогда разминулись, но я говорил с твоей женой Халлой… и твоей дочерью Хальдис. Как весенний цвет согрела мне сердце красота твоей дочери, так что с тех пор не могу её забыть. И спрошу тебя при всех, добрый бонд Вермунд – отдашь ли ты свою дочь за меня?
В зале замолчали, уставившись на Вермунда. Эйнар ждал ответа. Сам Вермунд нахмурился, и тяжелая складка пролегала у него между бровями.
— Благодарю тебя за честь, добрый дроттин, — сказал он тщательно подбирая слова. — Да только Халльдис уже обещана Рунольву, сыну Кольбейна-заплаты, и о том у нас уже сговорено несколько зим назад. Стыдно было бы мне нарушить слово данное Кольбейну, пусть и для великой чести породниться с дроттином. Вот и сам он сидит со своим сыном в этом зале…
Головы многих повернулись, взгляды переместились на того самого Рунольва, но я не знал его в лицо и никак не мог выцепить взглядом.
— Но быть может сам Кольбейн вернет тебе слово, для того, чтобы уважить своего дроттина? — Спросил Эйнар. Голову он чуть склонил на плечо, и скользила по его губам смутная улыбка, будто он наслаждался происходящим. — Если бы так уважил меня Кольбейн, щедро отплатил бы я ему. Что сам он скажет на это?
В зале глухо, но сильно загудели, будто бы в расшевеленном улье.
Отетил Эйнару квадратный в плечах седой мужчина с противоположной от меня стороны, и я понял, что это и есть Кольбейн.
— Что же… — Бросая быстрые взгляды, то на дроттина, то на Вермунда, то на столешницу стола, и нигде не находя покоя взгляду сказал Кольбейн. — Если так приглянулась дочь Вермунда дроттину, то… рад я буду по обоюдному согласию расторгнуть наш с Вермундом сговор, и вернуть ему его слово. Край наш богат красивыми девушками, и для моего сына добрая жена всегда найдется…
Увидев Кольбейна, я теперь вспомнил его. Он приезжал к Вермунду и они долго общались, но на моей памяти всего один раз. Видимо жил достаточно далеко. Вот и сын сидел рядом с отцом и свекольным огнем сейчас горели его уши. В тонкую линию был сжат рот Рунольва, но перечить отцу он не смел.
Улей голосов загудел сильнее, и нем мне послышались ноты возмущения и осуждения.
— Благодарю тебя. Кольбейн, — кивнул седому Эйнар. — Не пожалеешь ты о своей услуге. Видишь Вермунд, не связан ты теперь словом, и нет тебе препятствий тоже уважить своего дроттина, как это сделал Кольбейн.
Вермунд провел руками по краю столешницы, и – далеко я все же сидел – но показалось – сжал он её так, что пальцы побелели.
— Может и к добру, что отказался Кольбейн от нашего сговора. Как он сам сказал, край наш богат красивыми девушками. Так, думаю, — метнул в Кольбейна презрительный взгляд Вермунд – пусть и обеднел наш край храбрыми мужчинами, но не совсем еще иссяк на них, и добрый муж для мой Халльдис тоже найдется. А за тебя я свою дочь не отдам, могучий дроттин… Слишком велика для нас честь.
Эйнар нахмурился, и лицо его оделось румянцем, что выступил на щеках двумя странными четко очерченными пятнами.
— Не говори мне о чести Вермунд. Коли начал рассуждать о храбрости, так сам не будь трусом. Скажи прямо, здесь и при всех, — отчего ты не хочешь отдать за меня свою дочь?
Вермунд посмотрел низ на свои руки, и не сразу, но вскинул глаза и пересекся с дроттином взглядом.
— Разве мало у тебя жен и наложниц – есть, и уже было – Эйнар-скоровдов?
Кулак Эйнара хлопнул по столу так, что со звоном подпрыгнул его кубок.
— Значит так ты меня назвал? Или так меня называют все бонда за глаза? — Дроттин обвел тяжелым взглядом зал, и совсем белым стало его лицо, а румянец напротив выступил еще резче, и горел теперь как у чахоточного. — Чтож. Значит сам я виноват, что придумали мне люди новую кличку, и позабыли что звался я Эйнаром-дикое пламя… Ну да это ведь недолго и напомнить.
— Не хотел я тебе того говорить, дроттин – сказал Вермунд. — Сам ты меня вызвал прилюдно на этот разговор. Как бы отдал я дочь тому, кто по разговорам отдает надоевших наложниц девятерым из своей старшей дружины…
— Не наложницей я хотел брать твою дочь Вермунд, — женой!
- Предыдущая
- 26/53
- Следующая