Спящий бык - Соколов Лев Александрович - Страница 46
- Предыдущая
- 46/53
- Следующая
— Это имя ты помнишь? — Непонятно ухмыльнулся Армод, качая головой. — Имена, имена…Шелуха на луковице…
— Армод, — я почувствовал, что теряю осушение ральности происходящего. — Откуда ты здесь? Почему все вокруг так? Я?.. Я, что… умер? — Эта мысль ошпарила меня кипятком. — Этот Хросскель вонзил мне меч в спину, пока я валялся на земле? А!..
Армод захохотал, и в голосе его явственно послышались глумливые нотки.
— Для того, чтобы умереть, — надо жить. — Сказал он отсмеявшись. — А живешь ли ты, Димитар? Жил ли до этого момента? Живешь ли сейчас? — Он подходил все ближе. — А может быть, перестал жить когда-то давно, и даже не заметил этого? Думал ли ты об этом, мальчик Митя?
Он произнес мое настоящее уменьшительное имя очень чисто. Очень по-русски, Не Митьярр – Митя. А ведь я никогда не называл себя при нем так.
— Кто ты, Армод? — Спросил я его тихо.
Армод поглядел на меня, странно поглядел. Промелькнули у него на лице и в глазах, и презрение, и жалость, и усталость, и гнев, и наконец некая филосовская покорность, которая завершилась твердо поджатыми губами. Так наверно смотрят усталый взрослый на тупого ребенка, после многих безуспешных попыток объяснить ход решения математической задачи. перед тем как взяться за объяснение в очередной раз.
И вот так глянув на меня, заговорил Армод, тяжело и отстранённо роняя слова.
— Много имен у меня… Я хозяин сияющего чертога, зала избранных, глава двенадцати судящих, вождь единственных господ что пали достойно в битвах, предводитель войска бури. Я отведавший из источника знания, испивший меда поэзии, давший руны, вечно мудрейший. Я меняющий обличие, странствующий во сне, владыка мертвецов, допросчик повешенных. Я отнимающий, награждающий. Странник. Высокий. Всеотец! Много имен у меня… Имя мне – Один.
Я смотрел на него. Ожившее неясное предание о скандинавском северном боге, которое я с пятого на десятое слышал еще в своем мире. Имя размытое и залакированное поп-культурой до нескольких картинок и пары устойчивых ассоциаций. Один… Им беспрестанно клялись в киношках актеры в клоунских рогатых шлемах. Бесчисленный американские пародии на оперных певиц изображающих какую-то Брунгильду, обязательно в виде неимоверно толстой девки с двумя косами по плечам и бронелифчиком. Вот вам и вся Скандинавия. Вот вам и весь Один…
Передо мной стоял хозяин этого мира, от которого фонило силой, как от ядерного реактора.
Я бы наверно еще долго молча пялился на него. Но пауза была недолгой. Он свою речь еще не закончил.
— Нетрудно, как видишь, мне сказать кто я. А вот кто ты? Там, в серединном мире, сжатый страхом, ты соскользнул сюда. Я почувствовал прокол, и принялся искать тебя. Но ты провалился в ледяную реку, и почти перестал быть. Затух как залитая водой головешка, где лишь в самой сердцевине сохраняется остаток огня, и я потерял тебя. И что потом? Ах, чудесное спасение из реки… Когда люди бонда Вермунда вытащили тебя из воды, ты вмерз в деревяшку. О, ты прекрасно отыгрывал однажды надетую маску. Человеку следовало тяжко выздоравливать после такого. И ты валялся в постели, хныкал, и прудил под себя. Причем совершенно искренне. Личина была идеальной, иначе и быть не могло, раз она приросла к лицу. Но вот одно было неладно. Ты не думал, сколько несла тебя река? Сколько от того места, до озера? Ни один человек не остался бы в живых, проболтавшись столько в той реке столько сколько ты. Едва увидев, я тебя сразу узнал. Много имен у меня. А сколько их было у тебя? О возница Арвака и Альсвинна, раздувающий меха, враг карликов. Воин побеждающий быка, и сам же – тысячерогий Бык. Одетый Светом, Хозяин Огненного Чертога, Хранитель Клятв и договоров, Сколько имен я еще должен произнести, чтобы ты вспомнил себя? Мой мертвый друг. Мой сбежавший брат. Разбитая на тысячу осколков жалкая тень всеми забытого бога?
— Я не понимаю о чем ты… — Я отступил от него, не отводя взгляда, качая из стороны в сторону головой.
— Еще бы ты понимал, если ты даже готов был замерзнуть в полусмерть, только чтобы не вспоминать себя! Но я положу конец твоей трусости, зовущий себя Димитаром. Флок спет, осталась последняя виса. С тех пор как я нашел тебя, мои вороны всегда следили за тобой. Если бы даже не случайно встрявший Эйнар, все равно пришло бы все к тому что сейчас. И если бы Эйнар потерял твой след, уж будь уверен, я помог бы ему отыскать его вновь. Ну? Оглянись вокруг! Это остановившееся мгновенье не будет длиться вечно. Время вернет обычный ход. И что же будет дальше? Обычному человеку никогда не одолеть тринадцать сызмальства ученых воинов. Значит, этому милому парнишке Лейву вскроют глотку, а потом воткнут меч в тебя. Можно себя обманывать, что ты не замерз до конца. Но можно ли себя обманывать, когда твои кишки будут торчать из живота, а голова валяться в нескольких шагах от тела? Вот будет выбор. Умрешь ты – ведь боги тоже смертны, когда теряют жажду жить. Или приставишь голову обратно к телу, и примешь, кто ты есть. А может, не доводить до гибели мальчишки? Может, примешь кто ты, до того как его располосуют как свинью на забое? Тогда тринадцать воинов будет ничто для тебя. Эйнару давно пора в могилу, он зажился и начал мешать мне. Не только тебя, но и его привел я сюда. Так что выбирай, тот кто зовет себя Димитаром. Мне будет интересно посмотреть, и любой вариант будет стоящим зрелищем.
— Постой Армод!.. Один… — Я не то протянул к нему просящие руки, не то закрывался от него, это был непонятный мне самом жест. — Ты ошибся! Ладно, ты не веришь мне. Но ты хоть предположи на минуту, на секунду, что ошибся? И ты понимаешь, что будет тогда?
— Тогда дроттин Эйнар убьет двух человечков, и спокойно поедет домой. — Развел руки старик. — Обычное дело, невелика беда… Но я не ошибся. И ты, Димитар, — не ошибись. А теперь пора тебе вернуться в свое тело.
Дрогнула струна, и я снова очутился валяющимся на земле, и глядящим на Лейва, на шею которого положил свой меч дружиник по имени Гест. Но время все так же было застывшим, с тем только отличием, что теперь и я не мог шевельнутся, оставаясь недвижимым, как мужа пойманная в янтарь. Один появился в поле моего зрения, закрыв от меня Лейва, и опустился передо мной на корточки.
— Думай, как поступить. Время на размышление как поступить у тебя есть. Загляни внутрь себя. Когда будешь готов, просто подумай, и время для тебя снова начнет свой бег.
— А если я не скажу что готов? — Полюбопытствовал я. — Вообще.
И только сказав это, я понял, что у меня не шевелятся губы.
— Время относительно, — философски сказал Один. — Тебе кажется, что оно стоит, но это только для твоего сознания. Сколько зим ты собираешься лежать неподвижно, созерцая один и тот же застывший пейзаж? Сколько бы это ни было, — твое "готов" прозвучит для меня меньше чем через миг. Бывай, Димитар.
— Постой! — Крикнул я. — Постой! Вернись!
Он неторопливо поднялся и ушел.
А я остался лежать.
И думать.
Не знаю, сколько я так лежал. Он прав. Время субъективно, когда на запястье нет циферблата… Я оказался в заложниках у помешавшегося на странной идее языческого божка, который запер меня в самую странную камеру заключения, какую только можно было придумать. И дверь из камеры была незаперта. Вот только за дверью этой ждала меня орава профессиональных убийц. И будет ждать всегда, чутко, и бессменно, даже не зная этого. И стоит мне выйти, они убьют и меня, и Лейва. Пат. Это называется пат. И ведь я выйду. Посижу тут, потрясусь от страха. Ну может, освоюсь немного. Осмотрю видимый мне кусок пейзажа и расставленных на нем людей в самых мельчайших подробностях. Повспоминаю когда-то услышанные анекдоты, процитирую про себя стихи, прочитанные книги. И вылезу, потому что альтернатива этому медленно сходить с ума, будучи запертым в одиночестве, в собственном теле, в остановившемся мире.
- Предыдущая
- 46/53
- Следующая
