Разве я не хорошенькая? - Мэримонт Лесли - Страница 22
- Предыдущая
- 22/32
- Следующая
— Экономлю место для десерта, — солгала она. — Обожаю мороженое, а уж вместе с «Клико»…
Жаклин резко встала, намереваясь собрать тарелки и отнести их в кухню, когда муж попросил ее снова сесть на место.
— Что-то случилось, Рей? — спросила она, мгновенно впадая в панику.
— Просто сядь, — повторил он.
Он заметил ее обеспокоенный взгляд, когда Жаклин покорно опустилась на стул. Сначала Реймонд намеревался подождать до окончания ужина, прежде чем попытаться уговорить жену обменяться подробностями их предыдущей жизни. Такая болезненная тема требовала интимной обстановки, немалой степени доверия, и он думал, что еда и вино помогут Жаклин расслабиться.
Но она едва ела и выпила не более трех глотков кьянти.
— Я должен тебе признаться.
— О? — Прелестные, чуть подрагивающие губы Жаклин снова растянулись в улыбку. Господи, как же он любит ее! — И что же ты натворил? Только не говори, что у тебя была и продолжается интрижка с Веселой вдовой!
Реймонд изумленно вскинул на нее глаза.
— Господи, Жаклин, конечно нет! Как такое только могло прийти тебе в голову?
— Ты никогда не спал с ней? — настаивала она. — Даже до меня?
— Нет, никогда, — заверил ее Реймонд, скрывая охватившее его удовольствие. Так она ревнует его? Но женщины-хищницы не ревнуют своих мужей. Какая может быть ревность, если нет любви?
— Это хорошо, — сказала Жаклин. — Не уверена, что смогла бы это вынести, особенно учитывая то, что ты встречаешься с ней каждую субботу. Так что же такого страшного ты совершил?
— Ничего страшного. Но я не рассказал тебе всей правды о смерти моей матери.
Жаклин потрясенно открыла рот.
— Разве… разве она умерла не из-за того, что отказала печень?
— О да. Но ее печень не выдержала коктейля из виски и снотворных таблеток, которые она проглотила накануне вечером.
— О, Рей, дорогой мой, как это, должно быть, ужасно для тебя!
Да, ужасно, подумал Реймонд, возвращаясь мыслями к тому утру и ощущая знакомую боль в сердце. А он-то полагал, что оправился наконец после самоубийства матери.
Очевидно, это не так.
И, увы, он не многим отличается от Жаклин — Реймонд продолжал думать о ней, как о Жаклин, хотя знал теперь ее настоящее имя, — тоже прячет в шкафу скелеты. О смерти отца он сказал правду — тот разбился, пытаясь перелететь на мотоцикле через ущелье. Но ни словом не упомянул о расточительном, разгульном образе жизни, который тот вел, и о депрессивном состоянии матери, все углублявшемся и углублявшемся.
— Да, — согласился Реймонд, поднимая бокал и делая глоток. — Да, это было ужасно.
— Ты… ты хочешь поговорить об этом? — осторожно спросила Жаклин. Реймонд заглянул в полные симпатии и сострадания глаза жены, помолчал, отпил еще вина. — Ты не должен ничего рассказывать, если не хочешь, — мягко добавила она. — Я пойму тебя, дорогой.
Реймонду непросто было решиться, но он все же поведал ей всю неприглядную правду. Его мать всю жизнь страдала от жестокого обращения — не физически, морально. Отец женился на ней только потому, что она забеременела, а его отец, дед Реймонда, основатель «Кармайкл гольф эквипмент, лтд», угрожал лишить его наследства, если сын поступит недостойно.
Нестор Кармайкл был плохим мужем и плохим отцом. Он не интересовался семьей и бизнесом, только женщинами и кутежами, перемежая их дикими, отчаянными выходками вроде того прыжка на мотоцикле. После смерти своего отца он унаследовал свободное от долгов, процветающее предприятие и спустя десять лет довел его почти до банкротства.
В то время Реймонд учился в университете на востоке и жил там, наслаждаясь свободой. Со времени смерти матери, которую представили как несчастный случай, прошло всего полтора года, и он был настроен никогда больше не иметь с отцом ничего общего. Реймонд не знал правды до трагической гибели отца — в ночь после похорон, разбирая его письменный стол, он наткнулся на дневник Белинды Кармайкл. Из него он и узнал о депрессии матери и об истинных причинах, приведших ее к решению покончить все счеты с жизнью. Как явствовало из записей в дневнике, в последние годы жизни Нестор Кармайкл пристрастился к девочкам по вызову и не стеснялся приглашать их домой, невзирая на присутствие в доме законной жены.
Полное моральное разложение отца явилось для Реймонда глубочайшим потрясением. Не меньшим потрясением стало и открытие, что единственной причиной, по которой у него нет братьев и сестер, был решительный отказ отца спать с женой. На следующее после брачной ночи утро он заявил ей, что как сексуальная партнерша она отвратительно скучна, вдребезги разбив иллюзию, будто любит ее.
И с тех пор их брак был сплошной показухой. Мать безмолвно терпела все унижения ради любимого сына и его будущего наследства.
Реймонд рассказал Жаклин, что понятия не имел о проблемах его родителей. Что и не мудрено, так как его часто отправляли подальше от дома — сначала в пансион, потом, во время школьных лет, в летние лагеря и наконец в университет. Он никогда не был близок с отцом и мало знал о том, что представляет собой мать, кроме того, что она очень несчастная женщина.
— Не имею понятия, почему отец сохранил этот проклятый дневник, — признался Реймонд. — Наверное, ему нравилось вспоминать о своих подвигах и видеть их ее глазами.
— О нет, Рей, это невозможно! Никто не может быть таким злым!
— Нет, Жаклин, он был именно таким. Мне противно даже думать о том, что в моих жилах течет его кровь. Но, по крайней мере, я на него не похож.
— Наверное, ты пошел в деда. Похоже, тот был энергичным, серьезным и трудолюбивым человеком.
— Ты угадала. Непонятно, как у него могли родиться такие сыновья. Дядя тоже оказался ненамного лучше. Правда, он никого не довел до самоубийства, но помогал отцу разорять компанию. А ты, Жаклин, на кого похожа ты? — спросил Реймонд, надеясь, что его откровенный рассказ о семейных тайнах вызовет у нее желание ответить тем же.
Глаза ее немедленно затуманились.
— Я… я не люблю говорить о моих родителях.
— Почему, Жаклин? Потому что они трагически погибли?
— Нет. Потому что все это в прошлом. Ненавижу прошлое. По крайней мере, то прошлое, что было до нашей свадьбы. Мне нравится думать, что я родилась двадцать четвертого февраля семидесятого года. Это был первый день моей настоящей жизни. Все, что случилось со мной до этого дня, не стоит того, чтобы помнить о нем.
— Твоя мать не стоит того, чтобы вспоминать о ней? — деланно удивился Реймонд. — Странные слова для дочери!
Черные, любимые им глаза вспыхнули, метнули на него молнии.
— Пожалуйста, Рей, не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом?
Реймонд вздохнул. Вот тебе и план обмена искренними признаниями! Ясно, еще слишком рано…
— Успокойся, милая, — мягко произнес он, — я вовсе не хочу расстраивать тебя. Мне просто пришло в голову, как мало мы на самом деле знаем друг о друге. Да, мне известно, какие блюда, вина, книги, фильмы, стиль одежды ты предпочитаешь. Я знаю, что ты привыкла поддерживать свое тело в прекрасной физической форме. Любишь светлые, пастельные цвета. Ненавидишь, когда мужчины ругаются. Ты умна и потрясающе хороша в постели. Но вот что у тебя глубоко внутри, что сделало тебя такой, какая ты есть, я не знаю… — Реймонд откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел жене в глаза. — То, какие мы, в основном идет из нашего детства. И от наших родителей. Вот, к примеру, моя мать была слабой, нерешительной, сверхчувствительной женщиной. И я рос с убеждением, что тоже слаб и нерешителен. Главным образом потому, что так утверждал мой отец. Только после смерти матери я перестал верить всему, что он говорит. И именно его гибель принесла мне неожиданное освобождение. Я нашел в себе глубоко спрятанные силы, безграничные самолюбие и гордость. Конечно, я порой бываю чувствительным, особенно в некоторых вещах. И я не унаследовал от отца его внешности и обаяния, поэтому и не пользовался у противоположного пола каким-то сверхъестественным успехом…
- Предыдущая
- 22/32
- Следующая