Книга воспоминаний - Романов Александр Михайлович - Страница 39
- Предыдущая
- 39/72
- Следующая
Они всегда чего-то требовали. Николай Николаевич воображал себя великим полководцем. Алексей Александрович повелевал морями. Сергей Александрович хотел бы превратить Московское генерал-губернаторство в собственную вотчину. Владимир Александрович стоял на страже искусств.
Все они имели, каждый, своих любимцев среди генералов и адмиралов, которых надо было производить и повышать вне очереди, своих балерин, которые желали бы устроить русский сезон в Париже, своих удивительных миссионеров, жаждущих спасти душу Императора, своих чудодейственных медиков, просящих аудиенции, своих ясновидящих старцев, посланных свыше… и т. д.
К шести часам вечера молодой Император был без сил, подавленный и оглушенный. Он с тоскою смотрел на портрет своего отца, жалея, что не умел говорить языком этого грозного первого хозяина России.
Александра III все боялись, как огня.
- Перестань разыгрывать Царя, - телеграфировал Александр III тому же самому Сергею Александровичу в Москву.
- Выкинуть эту свинью, - написал Царь на всеподданнейшем докладе, в котором описывались скандальные действия одного сановника, занимавшего ответственный пост, который ухаживал за чужой женой.
- Когда Русский Царь удит рыбу, Европа может подождать, - ответил он одному министру, который настаивал в Гатчине, чтобы Александр III принял немедленно посла какой-то великой державы.
Однажды как-то чрезмерно честолюбивый министр угрожал отставкой Самодержцу. В ответ на эти угрозы Царь взял его за шиворот и, тряся, как щенка, заметил:
- Придержите-ка ваш язык! Когда я захочу вас выбросить, вы услышите от меня об этом в очень определенных выражениях.
Когда Вильгельм II предложил Александру III поделить мир между Россией и Германией, Царь ответил:
- Не веди себя, Вилли, как танцующий дервиш. Полюбуйся на себя в зеркало.
Часть этих изречений доподлинно исторична, другая прибавлена и разукрашена людской молвой.
Трагедия России заключалась в том, что такому волевому человеку было суждено умереть в возрасте сорока девяти лет. Бог свидетель, что Николай II не очень стремился взойти на престол. Если бы мой отец был бы на двадцать или на тридцать лет моложе, быть может, все в России было бы иначе… Все, включая моих самоуверенных дядей и даже импульсивного кузена Вилли…
4.
Я старался всегда обратить внимание Николая II на навязчивость наших родных. На правах его двоюродного дяди и старшего, я иногда говорил с Государем о государственных делах, но я ничего не приукрашал. Я ссылался на историю, экономику, русские и иностранные прецеденты. Но это был глас вопиющего в пустыне. Мои призывы не достигали цели. Я был Сандро, товарищем его детских игр, мужем его любимой сестры Ксении. Он знал, как меня парировать, переходя на шутливый тон нашей молодости. Он подметил, что я тогда делаюсь в моем кресле как-то меньше ростом. Меня он не боялся. Как часто, когда я спорил о полной реорганизации флота, которым управлял дядя Алексей, согласно традициям XVIII века, я видел, как Государь в отчаянии пожимал плечами и говорил монотонно:
- Я знаю, что ему это не понравится. Говорю тебе, Сандро, что он этого не потерпит.
- В таком случае, Никки, ты заставишь его это потерпеть. Это твой долг пред Россиeй.
- Но что я могу с ним сделать?
- Ты ведь Царь, Никки. Ты можешь поступить так, как это необходимо для защиты наших национальных интересов.
- Все это так, но я знаю дядю Алексея. Он будет вне себя. Я уверен, что все во дворце услышат его крик.
- В этом я не сомневаюсь, но тем лучше. Тогда у тебя будет прекрасный повод уволить его немедленно в отставку и отказать ему в дальнейших аудиенциях.
- Как я могу уволить дядю Алешу? Любимого брата моего отца! Знаешь, что Сандро, я думаю что с моими, дядями у меня все обойдется, но за время твоего пребывания в Америке, ты сам стал большим либералом.
В этих спорах проходили месяцы и годы. Я пригрозил, что выйду в отставку, если моими советами будут пренебрегать. В ответ на это Государь только улыбался. Он был уверен, что я то никогда не решусь причинить ему такого огорчения. Когда я в конце концов все-таки ушел, дядя Алексей выразил свое удовлетворение тем, что целую неделю в кабинете Государя его голоса не было слышно.
14 мая 1905 г, флот наш был разбит под Цусимой японцами, но это не имело влияния на Николая II. Слава его царствования еще не приобрела определенных очертаний. Он проходил чрез стадии своей жизни и верными шагами шел в том направлении, которое было указано его многочисленными комплексами. Он потерял во все веру. Хорошие и дурные вести имели на него одинаковое действие: он оставался безразличным. Единственной целью его жизни было здоровье его сына. Французы нашли бы, что Николая II представлял собою тип человека, который страдал от его добродетелей, ибо Государь обладал всеми качествами, которые были ценны для простого гражданина, но которые являлись роковыми для Монарха.
Если бы Николай II родился в среде простых смертных, он прожил бы жизнь, полную гармонии, поощряемый начальством и уважаемый окружающими. Он благоговел пред памятью отца, был идеальным семьянином, верил в незыблемость данной им присяги, и прилагал все усилия, чтобы остаться честным, обходительным и доступным со всеми до последних дней своего царствования. Не его вина была в том, что рок превращал его хорошие качества в смертоносные орудия разрушения. Он никогда не мог понять, что правитель страны должен подавить в себе чисто человеческие чувства…
5.
Императора Николая II всегда мучил один и тот же вопрос: Как поступил бы в данном случае на его месте его отец? Часто я хотел заметить, что те меры, которые были мудрыми в девятнадцатом столетии, совершенно не подошли бы к данной эпохе. Но в области чувств доводы рассудка бесполезны: и вот высшие сановники проводили часы над разгадыванием того, каково было бы решение Императора Александра III при подобном стечении обстоятельств?
К. П. Победоносцев - обер-прокурор Святейшего Синода обыкновенно председательствовал на этих совещаниях. Его циничный ум влиял на молодого Императора в том направлении, чтобы приучить его бояться всех нововведений.
- Кого, Константин Петрович, вы бы рекомендовали на пост министра Внутренних Дел? - спрашивал Николай II, когда в начале девятисотых годов революционеры начали проявлять новую деятельность: - Я должен найти сильного человека. Я устал от пешек.
- Хорошо, - говорил Мефистофель: - дайте мне подумать. Есть два человека, которые принадлежат к школе вашего августейшего отца. Это Плеве и Сипягин. Никого другого я не знаю.
- На ком же из двух остановиться?
- Это безразлично. Оба одинаковы, Ваше Величество. Плеве - мерзавец, Сипягин - дурак.
Николай II нахмурился.
- Не понимаю вас, Константин Петрович. Я не шучу.
- Я тоже, Ваше Величество. Я сознаю, что продление существующего строя зависит от возможности поддерживать страну в замороженном состоянии. Малейшее теплое дуновение весны, и все рухнет. Задача эта может быть выполнена только людьми такого калибра, как Плеве и Сипягин.
Когда Сипягин на основании этой единственной рекомендации был назначен Министром Внутренних Дел, он быль убит революционерами 2 апреля 1902 г. Его заместителя Плеве постигла та же судьба 3 июня 1904 г. К. П. Победоносцев помолился об упокоении их души; ему предстояло решить, не подходит ли на этот высокий пост Витте.
- Витте подкуплен революцией. Ваше Величество. Он мечтает сделаться первым президентом российской республики. Он спорщик и крикун, но, вместе с тем, он достойный ученик школы вашего отца,.
Его крупнейшей заслугой является ведение у нас золотого денежного обращения, и у него масса друзей в среде финансовых тузов Парижа. Быть может, ему удастся восстановить за границей наш кредит.
- Предыдущая
- 39/72
- Следующая
